Они прятались за портьерой из тяжелого бархата, обмениваясь выразительными взглядами, а порой и не менее красноречивыми улыбками. Девушкам мерещилось, что они вжились в образ опытных шпионок, уловками и обманом проникших во вражеский штаб, и сведенья, которые им предстояло узнать, могли решить исход битвы, если не целой войны. Штаб на поверку оказался хозяйским кабинетом, заваленным бухгалтерскими книгами и пожелтевшими от времени счетами, роль генералов противника пришлось взять на себя отцу и его старому слуге, а сами шпионки были не кем иным, как двумя взбалмошными подростками. Но это не меняло сути дела.

Одно Летиция знала точно: за непроницаемым лицом отца скрывалась какая — то тайна. Неосторожный взгляд, сказанное невпопад слово или внезапно опущенные веки непременно таили в себе загадку, а этот случай был и вовсе особенным. На ее памяти отец никогда не выглядел настолько отстраненным и далеким. Летиция с самого рождения слыла его любимицей: старшая дочь Натана ди Рейза давно выросла, вышла замуж и покинула отцовский дом; вдобавок Эвелин, слывшая тихоней, была не чета своенравной, а иногда и вовсе сумасбродной Тише. В бытность ребенком Летиция не раз попадала в переделки: то за ней приходилось лезть на деревья, с которых она не могла самостоятельно спуститься, то вылавливать из пруда, потому что девочка предпочитала барахтаться до посинения в остывающей воде, то снимать с козырьков крыш, откуда открывался захватывающий вид на город. Сидя на ветке дерева в сгущающейся темноте, Тиша не позволяла себе разреветься, и это усложняло задачу для прислуги, рыскавшей по окрестностям в поисках хозяйской дочки.

Из прорези в портьерах лился яркий свет. Со двора можно было заметить две макушки, торчавшие над подоконником, — черную и темно — рыжую, — но слуги ни за что не стали бы сообщать хозяину об очередной выходке любимой дочурки. Ей в худшем случае грозил нагоняй, а вот доносчик рисковал потерей места: узнав о наводке, мстительная Летиция не дала бы ему житья.

Отец выжидающе молчал, поглядывая исподлобья на старого Тобиаса. Тот долго переминался с ноги на ногу, затем вскинул глаза и робко возразил:

— Негоже это… приставлять молодого мальчика… — и умолк, встретив насупленный взгляд хозяина.

Камеристка, приходившаяся Летиции не только горничной, но и близкой подругой, толкнула ее локтем в бок. Они одновременно зажали ладонями рты, заглушая невольный смех. Молодой мальчик! Любопытство в груди Летиции разгоралось все ярче. Она нетерпеливо заерзала.

— Не так уж он и молод, — холодно произнес отец. — Да и не думаю, что он станет позволять себе… некоторые вольности.

Натан ди Рейз собирался стукнуть кулаком по столу от досады, но в последний момент передумал. Ему хотелось, чтобы его уверенность передалась и Тобиасу, чьими советами он редко пренебрегал. Но в этот раз Тобиас не знал и половины всей истории, поэтому Натану пришлось полагаться исключительно на собственную оценку.

На слове «вольности» Вилл хихикнула в кулачок, и Летиции пришлось на нее шикнуть. Следовало вести себя тихо. Отец, обнаружив за ширмой озорниц, немедленно выставит их за дверь.

— И все же, господин, — старик поднял глаза только затем, чтобы снова уставиться в пол, — я смею высказывать неодобрение. В поместье больше тридцати слуг, исключая охрану, мужчины умеют обращаться с мечом или копьем. Какая бы опасность не грозила госпоже Летиции, они сумеют ее предотвратить…

Опасность? Девушки изумленно переглянулись. На душе у Летиции внезапно заскребли кошки. Что или кто посмеет угрожать ей здесь, в родном доме? Неужели ее добропорядочный отец, за которым сроду не числилось никаких грешков, влип в какую — то неприятную историю?

Отец отмахнулся от слов Тобиаса, нашарил рукой трость и тяжело поднялся с кресла. Летиция затаила дыхание, боясь шевельнуться: если Натан подойдет ближе, то непременно обнаружит их за портьерой. Но отец, ковыляя, приблизился к противоположному окну, выходившему на сад. Много лет назад, во время сезонной охоты, под Натаном вздыбилась лошадь, и результатом несчастного случая стала сломанная нога, а в итоге — пожизненная хромота. Летиции тогда было пять или шесть лет, и любознательная девочка сначала пыталась добиться подробностей от прислуги, но те упорно молчали, как будто кто — то невидимый лишал их голоса, когда разговор заходил на эту тему. По ночам маленькой Тише снился один и тот же сон: отец стоит под лестницей, и отблеск холодного света падает на его бледное лицо. Он легонько постукивает по полу тростью, ставшей неизменным атрибутом его облика, и гулкое эхо разносится по коридорам фамильного поместья, в котором нет ни единой живой души. Тише казалось, что отец ожидает гостя; что кто — то должен прийти и разорвать эту звенящую тишину, прерываемую лишь размеренным стуком трости и его отголосками. Но никто так и не явился на его зов.

Натан ди Рейз получил неизлечимое увечье и навсегда попрощался с радостями охоты и прогулками верхом, но никто бы не назвал его калекой, не опасаясь получить тростью промеж глаз. Разглядывая чуть сгорбленную фигуру родителя, Летиция поневоле вспомнила этот сон. За кошмар его не примешь, как ни крути: во сне ее не посещало чувство надвигающейся опасности, колдовской голос не звал отца в свое лоно, присутствовало только чувство этого необъяснимого, томящего ожидания.

— Пригласи его, — сказал Натан, не отрывая взгляда от пейзажа за стеклом. Весна давно вступила в свои владения, в саду распустились первые цветы, наполняя окрестности поместья своим благоуханием. Но окно было наглухо закрыто, и в комнату не проникал ни этот ласковый аромат, ни нежные соловьиные трели, словно они могли потревожить отца или помешать его планам.

Вилл снова пихнула Летицию в бок, и странная тревога отодвинулась на задний план, уступив главенство любопытству. Они просидели на корточках более получаса, цепляясь за подоконник, и боль в затекших ногах понемногу усиливалась.

Тобиас отвесил низкий поклон, выглянул за дверь и сообщил кому — то неприветливым, изменившимся голосом:

— Можете войти.

Незнакомец, чью фигуру скрывал длинный, бесформенный плащ, шагнул за порог и замер в нерешительности. Летиция вцепилась в руку Вилл, та в свою очередь крепко стиснула в ладони пальцы госпожи. Девушкам было одинаково любопытно, кто этот парень и какое место ему предстоит занять. У Вилл, ко всему прочему, были и другие чаяния. Госпожу ди Рейз рано или поздно выдадут замуж за знатного аристократа, а вот ее служанка не станет любить по принуждению. Впрочем, о любви говорить рано — может, незнакомец внешностью позавидует пугалу, а ума в его голове не больше, чем в пустом казанке из — под каши.

Натан обернулся к гостю, сердито махнул рукой: в его кабинет не пристало входить в шапке или с покрытой головой. Да и приличные люди в такое время по чужим домам не шастают, подумала Летиция, если только не попрошайничают. Гость не сразу подчинился просьбе хозяина, словно раздумывал — делать или нет; потом резким движением откинул капюшон на плечи.

На шее отца дрогнула жилка, Вилл сдержала судорожный вздох, а Летиция пошатнулась, едва не рухнув головой в портьеру и не выдав себя. Что в этом лице показалось ей таким отталкивающим? Она и сама толком не знала.

Натан разглядывал незнакомца долго и с пристрастием, не спеша составлять окончательное мнение. Гость ничем не обнаружил своего недовольства, на время оказавшись в роли музейного экспоната.

— Имя есть у тебя? — строго спросил Натан.

— Есть, — отозвался незнакомец.

Голос у него оказался приятный, чуть хрипловатый, но разговаривал он сухо и безо всякого выражения, как солдат в строю. Летиция поежилась за ширмой, впилась в незнакомца взглядом, стараясь найти в его облике хоть одну мало — мальски привлекательную черту, но не смогла.

— Какое? — Натан ди Рейз не скрывал своего недовольства. Ему приходилось выдавливать из гостя слова, как остатки мази из тюбика.