В. П. Купченко, Р. П. Хрулева Стихотворения Доля русского поэта В вековом исканьи света, В тине пошлости и зла Доля русского поэта Бесконечно тяжела. Жажда жизни, жажда воли Исстрадавшейся душой — Тяжелее этой доли Не сыскать другой! Не жилица в этом мире Наша муза. Ведь она В глубине самой Сибири Жгучим горем рождена. Эти песни прилетели И родились средь степей, В буйном ропоте метели, Под зловещий звон цепей, Под запорами острога, В душной камере тюрьмы. Боги! Боли слишком много — Счастья здесь не сыщем мы. И с надорванной душою, Исстрадавшийся от мук, Наш поэт с своей тоскою Умирать идет на юг. Юг служил всегда могилой Нашей музы. И поэт Здесь мечтал собраться с силой, Видя моря блеск и свет. Но, как раненая птица, Мысль подняться не могла… <До 6 сентября 1898> В вагоне Снова дорога. И с силой магической Всё это вновь охватило меня: Грохот, носильщики, свет электрический, Крики, прощанья, свистки, суетня… Снова вагоны, едва освещенные, Тусклые пятна теней, Лица склоненные Спящих людей. Мерный, вечный, Бесконечный, Однотонный Шум колес. Шепот сонный В мир бездонный Мысль унес… Жизнь… работа… Где-то, кто-то Вечно что-то Всё стучит. Ти-та… то-та… Вечно что-то Мысли сонной Говорит. Так вот в ушах и долбит и стучит это: Ти́-та-та, та́-та-та… та́-та-та… ти́-та-та… Мысли с рыданьями ветра сплетаются, Поезд гремит, перегнать их старается… Чудится, еду в России я… Тысячи верст впереди. Ночь неприютная, темная. Станция в поле… Огни ее — Глазки усталые, томные — Шепчут: «Иди…» Страх это? Горе? Раздумье? Иль что ж это? Новое близится, старое прожито. Прожито – отжито. Вынуто – выпито… Ти́-та-та… та́-та-та… та́-та-та… ти́-та-та… Чудится степь бесконечная… Поезд по степи идет. В вихре рыданий и стонов Слышится песенка вечная. Скользкие стены вагонов Дождик сечет. Песенкой этой всё в жизни кончается, Ею же новое вновь начинается, И бесконечно звучит и стучит это: Ти́-та-та… та́-та-та… та́-та-та… ти́-та-та… Странником вечным В пути бесконечном Странствуя целые годы, Вечно стремлюсь я, Верую в счастье, И лишь в ненастье В шуме ночной непогоды Веет далекою Русью. Мысли с рыданьями ветра сплетаются, С шумом колес однотонным сливаются, И безнадежно звучит и стучит это: Ти́-та-та… та́-та-та… та́-та-та… ти́-та-та… Май 1901 В поезде между Парижем и Тулузой Кастаньеты
Из страны, где солнца свет Льется с неба жгуч и ярок, Я привез себе в подарок Пару звонких кастаньет. Беспокойны, говорливы, Отбивая звонкий стих, — Из груди сухой оливы Сталью вырезали их. Щедро лентами одеты С этой южной пестротой; В них живет испанский зной, В них сокрыт кусочек света. И когда Париж огромный Весь оденется в туман, В мутный вечер, на диван Лягу я в мансарде темной, И напомнят мне оне И волны морской извивы, И дрожащий луч на дне, И узлистый ствол оливы, Вечер в комнате простой, Силуэт седой колдуньи, И красавицы плясуньи Стан и гибкий и живой, Танец быстрый, голос звонкий, Грациозный и простой, С этой южной, с этой тонкой Стрекозиной красотой. И танцоры идут в ряд, Облитые красным светом, И гитары говорят В такт трескучим кастаньетам, Словно щелканье цикад В жгучий полдень жарким летом. Июль 1901 Mallorca. Valdemosa Париж 1. С Монмартра Город-Змей, сжимая звенья, Сыпет искры в алый день. Улиц тусклые каменья Синевой прозрачит тень. Груды зданий как кристаллы; Серебро, агат и сталь; И церковные порталы, Как седой хрусталь. Город бледным днем измучен, Весь исчерчен тьмой излучин, И над ним издалека — По пустыням небосклона, Как хоругви, как знамена, Грозовые облака… И в пространство величаво, Властной музыкой звуча, Распростерлись три луча, Как венец… (Твой образ – Слава!) И над городом далече На каштанах с высоты, Как мистические свечи, В небе теплятся цветы… <1904–1905> |
