Самое сокровенное «Мы, любители клубнички, Ищем, кто твоя зазноба, Сколько дядей приобрел ты, А верней сказать, вы оба? Ибо то, что ты влюбился, Видно с первого же взгляда. Но что ты любим – вот это Нам еще проверить надо». Люди добрые, ну что вы! Вход ей вольный, не взыщите! Нет ее – вы чтите призрак, Есть она – вы все дрожите. Но Шехабэддин недаром Снял бурнус на Арафате, И не глуп, кто так поступит, Если это будет кстати. Коль по имени кого-то Пред его любимой кликнешь, Или перед царским троном, То уж выше нет почета. Был предсмертный крик Меджнуна Криком боли нестерпимой: «Вы мое забудьте имя Пред Лейли, моей любимой». Тимур-наме Книга Тимура Мороз и Тимур Так в необоримом гневе К нам пришел Мороз. Овеял Все и вся дыханьем льдистым И бушующие распрей Ветры на людей погнал. Повелел вершить насилье Вихрю, колкому от стужи, Ворвался в совет Тимура И ему промолвил грозно: «Усмирись, несчастный, стихни! Прочь, неправедный владыка! Долго ль будет жечь твой пламень, Опалять сердца людские? Или ты один из духов, Богом проклятых? Я также! Ты старик, и я, – и Землю И людей мертвим мы оба. Да, ты – Марс, а я – Сатурн, В единенье – роковые Вредоносные планеты. Если ты – души убийца, Если леденишь ты воздух, Помни, мой покрепче холод! Ты ордой своей жестокой Истребляешь правоверных, Но придет мой день – найду я, Видит Бог! – похуже пытку. И тебя уж – Бог свидетель! — Не помилую. Бог слышит! Ты, старик, ни жаром угля, Никаким огнем декабрьским Хлада смерти не избудешь». Зулейке Чтоб игрою благовоний Твой порадовать досуг, Гибнут сотни роз в бутоне, Проходя горнило мук. За флакон благоуханий, Что, как твой мизинец, мал, Целый мир существований Безымянной жертвой пал, — Сотни жизней, что дышали Полнотою бытия И, волнуясь, предвкушали Сладость песен соловья. Но не плачь, из их печали Мы веселье извлечем. Разве тысячи не пали Под Тимуровым мечом! Зулейка-наме
Книга Зулейки «Создает воров не случай…» Хатэм Создает воров не случай, Сам он вор, и вор – вдвойне: Он украл доныне жгучий След любви, что тлел во мне. Все, чем дни мои богаты, Отдал он тебе сполна. Возврати хоть часть утраты, Стал я нищ, и жизнь бедна. Но уже алмазом взгляда Приняла ты все мольбы, И, твоим объятьям радо, Сердце новой ждет судьбы. Зулейка Все мне дал ты нежным взором, Мне ли случай осуждать! Если вдруг он вышел вором, Эта кража – благодать. Но ведь сам, без всякой кражи, Стал ты мой, как я – твоя. Мне приятней было б даже, Если б вором вышла я. Дар твой щедр и смел обычай, Но и в выигрыше ты: Все ты взял – покой девичий, Жар душевной полноты. Полюбил – и стал богатым. Ты ли нищий? Не шути! Если ты со мною, Хатэм, Счастья выше не найти. «Плыл мой челн – и в глубь Евфрата…» Зулейка Плыл мой челн – и в глубь Евфрата Соскользнуло с пальца вдруг То кольцо, что мне когда-то Подарил мой нежный друг. Это снилось мне. Багряный Пронизал листву рассвет. Истолкуй мой сон туманный Ты, Провидец, ты, Поэт! Хатэм Так и быть, я истолкую. Помнишь, быль я рассказал, Как кольцо в лазурь морскую Дож Венеции бросал. А твое – тот сон чудесен! — Пусть Евфрат хранит на дне. Сколько тысяч дивных песен Эта быль навеет мне! Я ходил путем песчаным Из Дамаска в Индостан, Чтобы с новым караваном Добрести до новых стран. Ты же дух мой обручила С духом этих скал и струй, Чтоб не смерть нас разлучила, А последний поцелуй. «Знаю, как мужчины смотрят…» |
