«Были губы, взор – она влекла…» Были губы, взор – она влекла И целуя, и лаская. Ножки стройны, грудь бела, Были упоенья рая. Были? – Да. – В каком краю? В том! Вошла, околдовала, Отдалась – и жизнь мою К сновиденью приковала. Предостерегая Был и я в плену волос, Бредил ими смладу. Как и ты, Хафиз, твой друг Знал любви усладу. Но сплетают косу те, Кто длинноволосы, — В битвах юной красоте Шлемом служат косы. И, опомнясь, все бегут, Зная козни эти. Но бегут из тяжких пут В ласковые сети. Погружаясь В кудрях – как в нимбе. И когда в тиши Любимую на сердце я покою, Перебирая кудри ей рукою — Я обновлен до глубины души. Целую губы, щеку или бровь, И вновь рожден, и ранен в сердце вновь. А пятизубый гребень что ж без дела? Ему бы в кудри погрузиться смело! Ушко в игру вовлечено, Так бестелесно, так бесплотно, Но к ласке клонится охотно — Когда ж волос ее руно Волнуешь, их перебирая, Игра для вечности, для рая! Хафиз, и ты играл не раз, И мы играем в добрый час. Рискуя Что ж, твоим смарагдам снова И перстам хвалу начать? Часто нужно молвить слово, Чаще надо промолчать. Коль скажу я, что для зренья Лучший цвет – зеленый цвет, Не пугай, что нет спасенья От каких-то страшных бед. Все ж тебе читать бы надо: Чем могущественна ты? «Ведь в тебе не меньше яда, Чем в смарагде – доброты!» Ах, голубка, в книге тесной Песни пленницами стали, Те, что в шири поднебесной И парили, и летали. Время губит все в подлунной, Только им прожить века. Как любовь, пребудет юной Песни каждая строка. Плохое утешенье В полночь рыдал и стонал я, Что нет тебя со мною, Но призраки ночи пришли, И стало мне стыдно. «Ночные призраки, – вскрикнул я, — Смотрите, стенаю и плачу — Я, тот, кого вы видали Всегда спокойно спящим. Великим дарам я не рад, Но не считайте глупым Того, кто считался мудрым». Великий урон испытал я! Но призраки ночные, Немало подивившись, Проплыли мимо. Глупец я или мудрец — Было им так безразлично! Довольствуясь малым
«Да что за связь – уразумей! Любовь – и девица, что стала твоей. Вот я бы не радовался нисколько: Она тебе льстит умело – и только!» Поэт А мне и довольно – ведь я уже стар, И мне извиненье – простой расчет: Любовь, конечно, свободный дар, А лесть от преклоненья идет. Привет О, как я счастлив! Брожу по стране, Где и Хут-хута можно встретить. Ищу на камнях отпечатки Раковин древнего моря — Здесь-то и бегал Хут-хут, Распуская свой венчик, Задорно красуясь, Живой, Шутя о покойниках тонко. «Хут-хут, – сказал я, – и вправду Ты очень красивая птица. Беги скорей, Удод, Беги к моей любимой. Скажи ей, что я Принадлежу ей навеки. Ведь бегал же ты когда-то, Словно хороший сводник, От Соломона к царице Савской И от нее к Соломону». Смирение «Ты весь истерзан и весел вновь, Поешь, как пел искони». Поэт И мне и песням враждебна любовь. Мне в эти тяжелые дни Так тяжки любовные речи. Не так ли горящие свечи И светят, и тают, – взгляни! Искала любовная боль забытье, Хотела забыться в пустыне. Нашла опустевшее сердце мое И в нем угнездилась отныне. Неизбежное Кто вольной пташке прикажет Не петь, облетая поля? И кто запретит трепыхаться Овце под рукой стригаля? Когда мне шерсть остригают, Я разве бываю сердит? Сержусь я лишь, если цирюльник Испортит стрижкой мой вид. И кто ж запретит мне песни Лазурной петь вышине, Лишь облакам доверяя, Как больно ты сделала мне? Сокровенное О глазах моей любимой Мир толкует и судачит. Я один, я точно знаю, Знаю все, что взгляд их значит. Это значит: вот мой милый, А совсем не тот, который… Люди добрые, оставьте Ваши сплетни, ваши споры! Да, в необоримой силе Глаз ее – одно желанье: Чтоб любимый догадался, Где, когда у них свиданье. |
