Я вновь встала на ноги и только сейчас с удивлением обнаружила, что до сих пор не переоделась – так и хожу с самого утра в сорочке и халате.

– Давай помогу тебе собраться, – вскочила Дженни.

Она очаровательно улыбнулась лейтенанту и широким жестом указала ему на стол, заставленный тостами, мармеладом и сочными сардинами:

– Угощайся пока, парень. Зачем пропадать хорошей еде?

Дженни высунула в коридор голову и прислушалась. Судя по скрипу столовых приборов и щебетанию экономки, лейтенант охотно принял щедрое предложение отобедать. Она тихонько закрыла дверь.

– Я с тобой. В городе полно солдат, одной лучше не ходить.

– Не надо, я сама…

Я осеклась. Да, почти все офицеры в Филадельфии знают меня в лицо как леди Грей, но вот с рядовыми солдатами я знакомство не водила. К тому же теперь я чувствовала себя самозванкой, а в нынешних обстоятельствах это сулило немалую опасность.

– Спасибо. Буду рада твоей компании.

После внезапного воскрешения Джейми я чувствовала себя не в своей тарелке, так что любая моральная поддержка будет очень кстати. Хотя, наверное, стоит напомнить Дженни об осторожности…

– Не волнуйся, буду молчать как рыба, – заверила та, ворчливо сражаясь с непослушным ворохом кружев. – Как думаешь, может, сказать генералу о том, что случилось с лордом Джоном?

– Нет, ни в коем случае. – Я резко выдохнула. – Да, так достаточно туго.

– Хм-м-м… – Она зарылась в шкаф, выбирая подходящее платье. – Как насчет этого? У него глубокое декольте, а грудь у тебя до сих пор хороша.

– Я же не соблазнять его иду!

– Как раз таки соблазнять, – небрежно отмахнулась та. – Или хотя бы отвлечь. Раз уж не хочешь сказать ему правду… – Она приподняла черную бровь. – Услышь я на месте британского генерала, что моего подполковника похитил большой и страшный горец, восприняла бы это как личное оскорбление.

Я не могла с ней не согласиться, так что, пожав плечами, нырнула в янтарно-шелковое платье с кремовым кантом по швам и кремовыми же лентами по краю корсажа.

– О да, отлично. – Дженни застегнула последний крючок и отступила на шаг, одобрительно глядя на результат своих трудов. – Ленты в цвет кожи, поэтому вырез кажется еще глубже.

– Можно подумать, последние тридцать лет ты управляла не поместьем, а борделем или салоном портних, – нервно заметила я.

Дженни фыркнула:

– У меня три дочери, девять внучек и шестнадцать племянниц от сестры Йена. Так что разницы никакой.

Я невольно рассмеялась. Она хмыкнула в ответ. А потом мы с ней вместе сморгнули слезы, одновременно вспомнив про Брианну и Йена – наших потерянных детей, – и мы обнялись, утешая друг друга в общем горе.

– Все хорошо, – прошептала она. – Ты свою девочку не потеряла. Она жива. И Йен тоже со мной. Он никогда меня не покинет.

– Знаю, – сквозь рыдания сказала я. – Знаю.

Я выпрямилась, утерла слезы пальцем и фыркнула.

– У тебя платок есть?

Конечно, у Дженни был в рукаве платок, но она вытащила из кармана на поясе другой – чистый и аккуратно свернутый.

– Я же бабушка. – Она шумно высморкалась. – У меня всегда есть запасной платок. Что будем делать с волосами? В таком виде на улицу нельзя.

Когда мы наконец привели мою гриву в порядок, придав ей подобие прически в сеточке под широкополой соломенной шляпкой, я, пусть и в самых общих чертах, придумала, что говорить генералу Клинтону. По возможности буду придерживаться правды. Это залог успешного вранья, хотя я уже целую вечность не прибегала к подобному трюку.

Итак. К лорду Джону прибыл посыльный и принес записку – это было. Что в записке, я понятия не имею – опять-таки верно. Затем лорд Джон уехал вместе с посыльным, не сказав куда… В общем, тоже практически правда – если забыть, что посыльный был уже другой. И нет, я не видела, в какую сторону они поехали, и даже предположить не могу, куда направлялись. Лорд Джон всегда держал свою лошадь в конюшне Дэвидсона на Пятой авеню в двух кварталах отсюда.

Вроде бы все складно… Если генерал Клинтон решит проверить, то наверняка обнаружит лошадь в ее стойле и, следовательно, придет к заключению, что лорд Джон Филадельфию не покидал. Ко мне как к источнику информации интерес он потеряет и разошлет солдат по городу проверить, куда же мог подеваться Джон Грей.

И, если повезет, тот объявится прежде, чем город перетрясут сверху донизу, и сам ответит на все чертовы вопросы.

– А что насчет Джейми? – с заметной тревогой спросила Дженни. – Он ведь в город больше не вернется, так?

– Надеюсь, что нет.

Мне вдруг стало мало воздуха, и не только из-за тугого корсета. В груди гулко колотило сердце.

Дженни прищурилась и покачала головой.

– Нет, не надеешься. Ты думаешь, он вернется. За тобой. И ты права. Как есть вернется. – Она задумалась, морща лоб, и вдруг заявила: – Лучше я здесь останусь. Вдруг он объявится, пока ты охмуряешь своего генерала. К тому же та особа с кухни мигом наколет его на вертел, стоит бедняге только перешагнуть порог.

Я засмеялась, во всех красках представляя, как миссис Фигг встретит незваного гостя в своих владениях.

– Кроме того, здесь надо прибраться, – добавила Дженни.

Молодой лейтенант встретил припоздавшую меня с заметным облегчением, однако не стал хватать за руку и тянуть за собой по тротуару – просто предложил локоть и зашагал столь быстро, что мне волей-неволей пришлось перейти на рысь. До особняка, где обосновался генерал Клинтон, было недалеко, но день выдался жарким, и я вся взмокла, из-под шляпки выбились волосы, прилипая к щекам и шее, под лифом то и дело сбегали щекотные струйки пота.

В просторной прихожей с паркетным полом мой конвоир со счастливым вздохом передал меня на руки другому солдату, а я улучила минутку, чтобы отряхнуть от пыли юбки, поправить шляпку и украдкой вытереть лицо и шею кружевным платочком. Занятая этим нелегким делом, я не сразу узнала человека, сидевшего на одном из позолоченных стульев у дальней стены.

– Леди Грей. – Он встал, как только заметил мой взгляд. – Рад встрече, мадам.

И улыбнулся, хоть и довольно холодно.

– Капитан Ричардсон, – ровно сказала я. – Рада вас видеть.

Руки ему подавать не стала, а он не поклонился. К чему притворяться друзьями, когда между нами вполне искренняя вражда? Именно Ричардсон вынудил Джона заключить наш брак, поинтересовавшись, нет ли у него личного интереса к особе, которую вот-вот должны арестовать по подозрению в шпионаже и распространении мятежных листовок (оба обвинения, к слову, были абсолютно справедливы). Джон заверил Ричардсона в своей беспристрастности, а два часа спустя я уже стояла в его гостиной, оцепенелая от горя, и отвечала «да» на какие-то вопросы священника.

В те дни до Ричардсона мне не было никакого дела, я даже имени его не знала. Джон представил нас друг другу – ради чистой формальности – на Мискьянце, пышном балу, который английские офицеры закатили месяц назад. Тогда же Джон вкратце рассказал об угрозах капитана, велев по возможности его избегать.

– Ожидаете беседы с генералом Клинтоном? – вежливо спросила я.

– Да, – ответил он и любезно добавил: – Но вас, безо всяких сомнений, пропущу вперед, леди Грей. Мои дела подождут.

В его словах почудилось нечто зловещее, но я лишь склонила голову с уклончивым «хм-м-м».

И тут меня осенило – внезапно, как приступ желчной колики, – что мое положение в глазах британской армии и капитана Ричардсона в частности стоит кардинально пересмотреть. Раз уж выяснилось, что Джейми жив, я больше не леди Джон Грей. Я снова миссис Джеймс Фрэзер, что, конечно, не может не радовать… Однако этот факт опять развязывает капитану Ричардсону руки.

Придумать достойный ответ я не успела – долговязый лейтенант пригласил меня к генералу. В гостиной, переделанной под главный штаб Клинтона, царил хаос: у одной из стен выстроились ящики, рядом лежали перевязанные точно пучки хвороста голые флагштоки, а надетые на них прежде военные знамена теперь кучей громоздились у окна, и молодой капрал аккуратно их сворачивал. Я слышала (как и весь город), что британская армия покидает Филадельфию. И, видимо, очень торопится.