С другой стороны, мне не хотелось укладываться голышом на лютиковую клумбу, где нам в любой момент могли помешать Бертрамы, кусачие шмели или внезапный ливень.

– Может, постоялый двор?.. – предложила я.

– А здесь есть такой, где тебя не знают? И чтоб поприличней?

Я нахмурилась. «Королевский герб», само собой, отпадает. Что до остальных… Неподалеку были две-три гостиницы, Марсали обычно брала там эль или пироги, но хозяева меня знали – как леди Грей, естественно.

И дело даже не в том, что Джейми лучше сторониться знакомых… Просто после известий о его трагичной гибели и моем поспешном браке с лордом Джоном люди и без того о нас толковали. И если вдруг полковник Фрэзер воскреснет из мертвых и явится за женой – эта новость взорвется бомбой и затмит даже уход британской армии из города.

Вдруг вспомнилась наша первая ночь, когда Джейми подбадривали из-за стены пьяные шотландцы. Я представила, как история повторяется и обычные посетители кабачка засыпают нас советами.

Может, на крайний случай где-нибудь здесь под кустом отыщется уютный уголок? Я огляделась. Однако день уже клонился к вечеру, и москиты с мошкарой вились под деревьями плотоядными тучками.

– Я найду нам место.

Джейми пинком распахнул дверь нового сарая для рассады, и мы очутились в пасмурной темноте, пахнущей горячими досками, землей, водой, влажной глиной и растениями.

– Ну как, пойдет? – спросила я.

Впрочем, Джейми искал укромное место отнюдь не для разговоров и новых упреков. Так что мой вопрос получился риторическим.

Он поставил меня на ноги, повернул к себе спиной и принялся распутывать завязки на платье. Дыхание обжигало голую кожу на шее, заставляя дрожать крохотные волоски.

– А ты… – начала я, но меня тут же перебили властным «Тихо!».

Я замолчала, как и он, услыхав негромкий разговор Бертрамов неподалеку. Кажется, они на задней веранде дома, который отделяла от реки густая изгородь английского тиса.

– Они нас не слышат, – вполголоса предупредила я.

– А мы и не будем говорить, – прошептал Джейми и, подавшись вперед, ласково сомкнул зубы на тонкой кожице шеи.

– Тихо, – рыкнул он снова.

Хотя я ничего не говорила, а мой стон получился слишком писклявым и мог встревожить разве что летучую мышь. Я выдохнула через нос и почувствовала, как Джейми дрожит от смеха.

Корсет ослаб, и под мокрую ткань сорочки пробрался прохладный воздух. Джейми помедлил, одной рукой распутывая ленты на юбках, а другой обхватил грудь, принявшись пальцем потирать сосок, твердый и круглый, словно вишневая косточка. Я снова застонала, уже не так пронзительно.

Хорошо все-таки, что Джейми левша, ведь именно левой рукой ему выпало избавлять меня от юбок… Наконец они кучей осели у ног, а меня неожиданно посетило яркое видение (как раз когда Джейми выпустил мою грудь и сдернул через голову сорочку) – как молодой мистер Бертрам решает вдруг проверить, не завяли ли саженцы розмарина… Вряд ли он умрет с испугу, но все-таки…

– Не будем мелочиться, – прошептал Джейми, видимо, прочитав мои мысли, когда я повернулась к нему голая, прикрываясь на манер Венеры Боттичелли. – Я, пожалуй, тоже разденусь.

Усмехнувшись, он стянул грязную рубаху (пальто Джейми сбросил еще у скамьи) и, не озаботившись тем, чтобы развязать тесемки, рывком сорвал штаны: те болтались совсем свободно, держась лишь на выпирающих костях, – так сильно он исхудал. Затем Джейми наклонился, чтобы спустить чулки, и под кожей проступили ребра.

Он выпрямился, и я положила руку ему на грудь. Она была теплой и влажной, рыжие волоски поднимались дыбом. Густо пахло мужским желанием, даже сильнее, чем травами и кислой капустой.

– Не так быстро, – прошептала я.

Он раздраженно рыкнул и потянулся ко мне, но я уперлась пальцами ему в грудь.

– Сперва я хочу поцелуй.

Джейми прижался губами к моему уху, облапывая зад.

– Разве ты в том положении, чтобы командовать? – прошептал он, крепко сжимая мне ягодицы.

– Да, черт возьми!

В ответ я тоже ухватилась пальцами за кое-какую часть его тела. Да, ему летучих мышей таким стоном не распугать…

Задыхаясь, мы смотрели друг другу в глаза, стоя в обнимку столь близко, что даже в темноте могли разобрать выражения лиц. Под насмешкой Джейми я видела строгость, под бравадой – нерешительность.

– Я твоя жена, – прошептала, касаясь его губами.

– Знаю, – тихо, очень тихо отозвался он и поцеловал.

Потом закрыл глаза и провел по лицу ртом, не целуя, а скорее очерчивая линии скул, бровей и подбородка, словно бы стремясь познать меня всю – до самого сердца, бьющегося под дрожащей плотью.

Я издала тихий звук и попыталась поймать его губы, прильнув к мужу, такому прохладному и влажному, щекотавшему меня волосками, всем телом. Между нами покачивалась восхитительно твердая плоть. Однако Джейми ускользнул от моих поцелуев. Сгреб на затылке волосы, заставил отстраниться и свободной рукой на манер слепого продолжил ласкать лицо.

Раздался грохот: спиной я задела стол для рассады, и поднос с горшками громко звякнул, замахав пряными листьями базилика. Джейми локтем отодвинул поднос в сторону и усадил меня на стол.

– Сейчас, – задыхаясь, выпалил он. – Не могу больше терпеть.

Он прильнул ко мне – и внезапно стало безразлично, не остались ли на столе осколки.

Я обхватила Джейми ногами, а он опрокинул меня на спину и навалился сверху, держась руками за стол и громко постанывая не то от наслаждения, не то от боли. Он медленно задвигался во мне, и я задохнулась от восторга.

По оловянной крыше сарая звонко барабанил дождь, заглушая любые мои стоны. Похолодало, но духота никуда не делась; наши тела были потными и разгоряченными. Джейми двигался медленно, и я выгнула спину, его подгоняя. Он в ответ обхватил меня за плечи и ласково поцеловал, почти остановившись.

– Я не буду этого делать, – прошептал он, не отзываясь на мои тщетные попытки добиться от него большей страсти.

– Что не будешь? – выдавила я.

– Не буду тебя наказывать, – сказал он так тихо, что я едва разобрала. – Не буду, слышишь?

– Не нужны мне твои наказания, ублюдок! – огрызнулась я, пытаясь его оттолкнуть. – Я хочу… Господи, да ты сам знаешь, чего я хочу!

– Да, знаю.

Он обхватил меня за ягодицу, касаясь скользкого места, где соединялись наши тела. Я негромко застонала в знак поражения и бессильно обмякла.

Джейми отстранился, но тут же рывком вновь меня наполнил, вызывая крик наслаждения.

– Позови меня в свою постель, – задыхаясь, произнес он, сплетая со мной пальцы. – И я приду. Хотя нет, все равно приду, позовешь ты или нет. Но помни, саксоночка, – я твой мужчина и буду твоим, покуда жив.

– Да! – выпалила я. – Пожалуйста, Джейми. Я так тебя хочу!

Он стиснул мне задницу обеими руками, оставляя синяки, и я выгнулась под ним, бессильно скользя ладонями по мокрой от пота коже.

– Черт возьми, саксоночка. Ты мне нужна!

Дождь с ревом колотил по олову крыши; рядом ударила сине-белая молния, едко пахнувшая озоном. Мы вместе оседлали ее, раздвоенную и слепяще-яркую, и гром эхом прокатился по нашим телам.

Закат третьего дня вне стен родного дома лорд Джон Уильям Бертрам Армстронг Грей встретил человеком свободным и сытым, с мозолями от кандалов и туманом в голове. Сжимая старый дрянной мушкет, он стоял навытяжку перед преподобным Пелегом Вудсвортом, вскинув правую руку, и повторял, как было велено:

– Я, Бертрам Армстронг, клянусь быть верным Соединенным Штатам Америки и правдою служить им против любых врагов и противников, клянусь повиноваться распоряжениям Континентального Конгресса и исполнять все приказы генералов и вышестоящих офицеров.

Черт возьми! И что ему делать теперь?

30 октября 1980 года