Франки в горячечном порыве высадились на азиатский берег Босфора и бросились по следам германцев. Через несколько переходов войско расположилось на полуденный отдых у города Никея, на берегу большого озера. Не успели воины выгулять и напоить коней, как солнце стало меркнуть и землю покрыл мрак. Ветер стих, птицы прекратили свою извечную перекличку, и мертвая тишина воцарилась во всем мире. Воины в ужасе замерли на своих местах, не понимая, что происходит. Людовик немедленно разослал вестников с приказом объявить испуганным людям: они наблюдают обычное в этих краях солнечное затмение и никакой опасности оно не несет. Действительно, по прошествии небольшого времени мгла рассеялась и день снова засиял обычными красками. Все быстро успокоились, но на сердце короля легло тяжелое предчувствие беды.

И грозное небесное знамение оказалось пророческим. На другой день пришла страшная весть: Конрад не только не одержал никаких побед, но потерпел жесточайшее поражение! Вскоре к Никее прибыли остатки германского войска. Людовик едва узнал императора: его лицо осунулось, руки дрожали, одежда была порвана и забрызгана кровью. Он пригласил Конрада в свой шатер, где тот рассказал о произошедшей катастрофе:

– Оказавшись на восточном берегу Босфора, мы направились в сторону Икония через Каппадокию. Этим путем когда-то шло первое великое паломничество, и он показался нам самым удобным. Но местные проводники повели нас длинной дорогой и запутали в бесконечных ущельях. Провизия закончилась, люди вымотались и под Дорилеей мы попали в засаду сельджуков. В жестоком сражении от моей армии осталась десятая часть воинов, остальные погибли или попали в плен…

Людовик расширившимися от ужаса глазами посмотрел на императора:

– В это невозможно поверить! С тобой вышло семьдесят тысяч человек! Может быть, кто-то уцелел? Я готов послать сильный отряд рыцарей на поиски потерявшихся и отставших.

Конрад покачал головой:

– Нет, я привел всех, кто мог двигаться… Правда, сразу после переправы через Босфор несколько тысяч воинов откололись от нас и направились на юг вдоль побережья… Может быть, они еще живы…

Французский король пришел в полную растерянность и не знал, как ему поступить. После долгого молчания он нерешительно спросил:

– Какой же путь выбрать?.. Может быть, снова пойти через Дорилею?..

Император тяжело вздохнул:

– Конечно, это самая удобная и короткая дорога, но вид множества убитых христиан тяжело отразится на войске. Думаю, надо двинуться вдоль моря через Адрамитий, Пергам, Смирну, Эфес, Лаодикею и Атталию. Где-то там можно будет достать корабли и добраться до Антиохии, а оттуда – до Тира.

Людовик, избавленный от трудного выбора, с облегчением согласился:

– Да, так будет лучше.

Он проводил Конрада в отведенный ему шатер и вернулся к себе. В тот же день он собрал баронов и сообщил им о печальной участи германских паломников и предательстве Мануила. Он надеялся, что жажда праведной мести навсегда останется в памяти воинов, и рано или поздно латинский меч отомстит ромеям за вероломство!

Дорога вдоль берега оказалась невероятно тяжелой. Она шла среди скал, была перерезана бурными горными реками и изобиловала крутыми подъемами и спусками. На крестоносцев отовсюду сыпались стрелы и камни. Каждый день гибли воины, повозки и лошади срывались в пропасти. Людовик считал своим долгом быть на передней линии сражений и теряя ощущение времени, рубился с неверными, сдерживая их натиск. Часто он возвращался в лагерь с иззубренным мечом, в помятых и забрызганных кровью доспехах.

Положение усугублялось недостатком провизии и начавшимся голодом. Кроме того, много сил уходило на защиту и продвижение роскошного каравана Алиеноры. После четырех месяцев мучительного пути жалкие остатки христианского воинства добрались до Эфеса. Там бароны собрались на военный совет. Конрад, осознав бессмысленность продолжения похода, объявил о намерении морским путем вернуться с уцелевшими германскими рыцарями в Константинополь и оттуда по суше отправиться на родину.

Людовик не мог последовать примеру императора. Сама мысль о бесславном завершении великого похода вызывала у него ледяной озноб. Он попрощался с Конрадом и собрав последние боеспособные силы, прорвался в Атталию. На оставшиеся деньги он нанял у местных греков несколько судов и с уцелевшими крестоносцами отплыл в Антиохию. Раненых и больных воинов пришлось оставить на попечение правителей города, поклявшихся достойно обращаться с несчастными людьми. Но как только корабли с предводителями похода скрылись за горизонтом, властители продали в рабство тех пилигримов, которые еще могли двигаться, а остальных хладнокровно зарезали.

Через три недели плавания перед паломниками открылась обширная бухта, окаймленная с суши цепью невысоких гор, поросших редкими деревцами и кустарниками. Это была хорошо известная всем путешественникам гавань Святого Симеона – морские ворота Антиохийского княжества. Здесь река Оронт заканчивала свой долгий и животворный бег и образовывала заросшее буйной растительностью устье. Наконец-то глаза людей, измученные видом однообразной водной глади, могли отдохнуть в созерцании целительного зеленого пейзажа. За десять месяцев похода они преодолели неимоверное пространство, прошли через тяжелейшие испытания и теперь предвкушали заслуженный отдых.

На берегу собралась возбужденная толпа, радостными криками приветствовавшая дорогих гостей. Князь де Пуатье, окруженный разодетыми вельможами, держался отдельно от простолюдинов. Блеск дорогого оружия, золотых и серебряных украшений, прекрасно отделанной конской упряжи, казалось, затмевал сияние солнца. Все свидетельствовало о богатстве этой земли, с незапамятных времен являвшейся важным местом восточной торговли.

Алиенору охватило ощущение чего-то мирного и светлого. Ласковое солнце, лазурное небо, играющее мелкими бликами море, рождали в душе тихий восторг. Она с волнением всматривалась в пеструю толпу на берегу, отыскивая в ней де Пуатье. Он приходился ей дядей и когда-то они жили в одном городе. Но в ее памяти не осталось никаких воспоминаний о нем, так как он покинул Аквитанию, когда она была еще ребенком.

В христианском мире история его жизни была хорошо известна. Будучи младшим сыном герцога Аквитании Гильома, он не мог занять его место и поэтому без сожаления покинул свою малую родину и уехал учиться в Англию. Там он показал себя благородным рыцарем, удачливым победителем турниров и тонким ценителем женской красоты. Король принял его к себе на службу и де Пуатье ждала блестящая придворная карьера. Однако кровавая цепь событий на восточном пределе мира перевернула его жизнь. В жестоких войнах с сельджуками в Антиохийском княжестве погибли все взрослые представители правящего рода. Единственной законной наследницей оказалась девятилетняя Констанция. В Иерусалиме еще жила память о Гильоме, некогда предпринявшем отважную, хотя и неудачную, попытку привести на Святую землю многотысячное войско. Не удивительно, что на роль защитника важнейшего опорного пункта на Востоке король Иерусалимский21 выбрал его сына, де Пуатье. Молодой рыцарь, не колеблясь, принял предложение жениться на Констанции. Сама судьба вела его туда, где христиане нуждались в его помощи и где он мог отомстить за давнее поражение отца! Преодолев великое пространство, он утвердился в райском уголке земли.

Князь всячески насаждал среди знатных семейств Антиохии вольные нравы благословенной Аквитании и поэзию трубадуров. При каждом удобном случае он выказывал милосердие, учтивость и предупредительность, а изысканным красноречием вызывал всеобщий восторг. О его недюжинной физической силе ходило множество рассказов. Ко времени прибытия крестоносцев у де Пуатье было четверо детей, и он был безмерно счастлив со своей очаровательной женой.

Как только гости высадились на берег, князь сошел с коня и с величайшим почтением приветствовал коронованных особ. Он обменялся с Людовиком дежурными фразами о превратностях долгого пути, с поклоном поцеловал королеве руку и сказал: