– Мы кого-то ждем?

– Нет, милый… Все готово, пора садиться за стол.

– Мама, что-нибудь случилось?

– Да нет же, все хорошо. А пирог удался в этот раз.

Ужинали в напряженном молчании. Том был мрачен и молчалив более обычного, поужинав, он с громким стуком поставил кружку на стол, взглянул исподлобья на Марту и, ссутулившись, вышел. Лучи закатного солнца окрасили комнату розоватым цветом. Дарий привык к мрачной замкнутости отца, но сегодня происходило что-то странное.

– Мама?

– Сегодня необычный день, сынок! – Она с грустью смотрела на мальчика, от этого взгляда сердце Дария сжалось. – Не задавай вопросов, скоро ты все узнаешь. Нам пора собираться.

Он хотел спросить, куда, но, посмотрев на Марту, осекся, она была сосредоточена и печальна. Дарий получил в подарок новую белоснежную рубашку с вышитым воротом. Марта велела переодеться, сама она надела лучшее свое платье, аккуратно подвязала волосы. Дарию почему-то вспомнилась встреча с Морганой, он почувствовал, что сегодня произойдет нечто важное.

– Выйдем, когда стемнеет, нас не должны увидеть…

Когда ночь опустилась на землю, Марта отвела его к стенам замка. Было что-то зловещее в высоких башнях и плеске воды глубокого рва. Свет полной луны серебрил путь. Марта крепко держала своего мальчика за руку и вздрагивала от каждого шороха. Они подошли к каменной стене, и стена медленно отошла в сторону. Фигура высокого седого мужчины появилась в проеме потайного хода.

Приложив палец к губам, незнакомец повлек их за собой. Они шли темными переходами замка, иногда останавливаясь, голоса и шаги людей раздавались рядом, потом все затихало, и они шли дальше. Мальчику не было страшно, он вдыхал особый запах замка, впитывал звуки, заставлявшие его сердце бешено колотиться в предчувствии восторга, как при нарушении строжайшего запрета. Иногда они замирали, прижавшись к стене, тогда слышны были близкие шаги и обрывки разговора, бряцание оружия или шуршание многочисленных женских юбок. Но вскоре звуки удалялись, и странная троица продолжала идти.

Марта боялась узнать путь, изредка она зажмуривалась, чтобы не видеть этих стен и не вспоминать. Наконец они достигли самой отдаленной части замка, тишина здесь казалась незыблемой. Мужчина отворил тяжелую дверь, издавшую протяжный стон, от которого кровь застыла у Марты в жилах. Он зажег свечи, озарившие часть большой круглой залы, стрельчатые окна которой были завешены припорошенными пылью тяжелыми портьерами.

Мужчина сдернул портьеру с ближайшего окна, и свет полной луны проник в помещение. В центре валялся перевернутый туалетный столик, осколки зеркала тускло блеснули из-под слоя пыли, резная кровать, оборванный балдахин – хаос запустения царил кругом. Марта всхлипнула, закрыв рукой рот, она нерешительно остановилась на пороге, словно боясь сделать шаг навстречу прошлому. Не обращая внимания на нее, мужчина опустился на колени перед мальчиком.

– Вот каким ты стал, Дарий. Ты очень похож на нее, те же брови, глаза. Твоя мать была первой красавицей. – Мальчик вопросительно посмотрел на Марту. – Она твоя верная кормилица, ты не сын кузнеца, ты – сын графа, законный наследник Драконьего замка и всех его земель!

– Кто вы?

– Твой дядя, Корнелий. Теперь здесь твой дом. Это была комната твоей матери, – он подошел к стене и откинул покрывало, закрывавшее портрет. – Смотри, Дарий, это она.

Дарий замер, рассматривая лицо прекрасной незнакомки – своей матери.

Когда Марта только вышла замуж за Тома и родила первенца, ее пригласили в Драконий замок в качестве кормилицы сына графини. Она была молодой и жизнерадостной женщиной, и потому ее сначала немного испугало такое приглашение в замок. Но постепенно она привыкла к новой роли и стала гордиться ею. Молочный брат графа – сын кузнеца остался при ней. Иногда во время ночного кормления Марта пеленала сына в дорогие графские покрывала, простодушно полагая, что это принесет счастье маленькому кузнецу, сумевшему волей судеб на миг занять место наследника.

Марта кормила младенца Дария, уложив вместо него в колыбель сына. Когда на лестнице, ведущей в покои, раздались тяжелые шаги, младенец на ее руках пронзительно закричал. Мужчина с залитым кровью лицом и сведенным судорогой ярости ртом ворвался в комнату. Он выхватил младенца из колыбели, сорвал расшитое гербами покрывало и, распахнув окно, выбросил кричащего ребенка в ночную тьму. Крик быстро затих, оборвавшись на высокой ноте. Кормилица забилась в истерике, прижимая к себе маленького графа, она в суеверном ужасе отползла в угол – этот человек со страшно перекошенным лицом, залитым кровью, убийца ее первенца, казался ей исчадием ада. Разгромив все вокруг, мужчина замер на миг перед ней. В соседней комнате раздались быстрые шаги, он вздрогнул и выбежал прочь.

Младенец столь же внезапно замолчал, словно сраженный страхом кормилицы. Марта, судорожно прижимая его к себе, тихонько выла.

В комнату вбежал высокий седеющий мужчина, он был бледен, сухие воспаленные глаза обшаривали комнату. Он кинулся к Марте. Провел рукой по ее волосам, медленно взял младенца из ослабевших вдруг рук кормилицы. Младенец замер в оцепенении, мужчина торопливо, но бережно распеленал его, он узнал родимое пятнышко на левом плечике и вздохнул с облегчением.

– Жив! Судьба сильнее смерти!!!

Под пристальным его взглядом Марта медленно поднялась с пола, подошла к нему, слезы катились по ее щекам.

– Слушай меня внимательно, чтобы гибель твоего первенца не была напрасной, ты должна молчать. Он будет расти твоим сыном в твоем доме…

Утром Марта вернулась в деревню, когда весть о страшной гибели наследника и смерти графини облетела округу. С тех пор Марта стала молчаливой, она почти не разговаривала с соседками и часами сидела у окна, укачивая младенца, внимательно всматриваясь в черты его лица, словно пытаясь кого-то узнать. Со временем она страстно привязалась к своему молочному сыну, ревниво оберегая его от посторонних, боясь любопытного взгляда, который мог бы сорвать завесу тайны.

Прошло несколько дней после смерти графини и возвращения Марты в деревню. Эти дни были полны горечи, страха и боли.

Вечер медленно опустился с небес, завершив еще один тяжелый день, и тени деревьев растаяли в полутьме. Ярко горел свет в доме Морганы, свечи потрескивали, и теплый прозрачный воск неторопливо стекал вниз, создавая причудливые наросты на медово-теплом теле свечей. Моргана в задумчивости смотрела на огонь, слушая рассказ Корнелия, вернувшегося из долгого путешествия. Она изучала осунувшееся, ставшее почти чужим лицо старого друга, которого обрела много лет назад. Когда-то давно они встретились в лесу, на первой охоте молодого графа Корнелия, эта встреча определила их судьбы.

Тогда был теплый осенний день, желтые листья сверкали золотом на фоне ярко-голубого неба, прядали гривами кони, трубил рожок, лаяли собаки, взявшие след. Юный Корнелий, поддавшись охотничьему азарту, скакал за резвыми гончими, мчавшимися по свежему следу. Собаки то исчезали в сухой осенней траве, громким лаем оглашая округу, то возникали вновь. Корнелий оторвался от остальных, воображение рисовало ему картины удачной охоты, как он с трофеем вернется к свите. Лай внезапно смолк, Корнелий пришпорил коня, почти уклонился от низкой ветки, больно хлестнувшей его по лицу, и оказался на небольшой поляне, в центре которой стояла девочка. Свесив розовые языки, тяжело дыша, собаки окружили ее, они переминались с лапы на лапу, тонко поскуливая.

– Ко мне, – прикрикнул он на собак. – Испугалась?

– Нет.

– Ты смелая. Что ты здесь делаешь?

– Собираю сон-траву. Я не боюсь собак, они меня никогда не тронут.

– Почему? Ты особенная?

– Угу.

– Как тебя зовут, особенная девочка?

– Моргана Мэриме, а ты – граф Корнелий, да?

– Да, ты угадала.