Вышли они вперед, и хотела было бежать Солнцеслава, но один из них поманил ее на своем бухтящем языке, а второй медленно, но уверенно направился в сторону птицы. В руке смельчака был неровно обтесанный каменный нож. Что же он собирается делать? Солнцеслава застыла в предвкушении. Рядом застыл и смуглый зверолюд, белок его глаз сверкал в свете молний. Судя по рыжим ушкам с черными кисточками, его род назывался Каракалами.

— Импундулу!

Один оклик — и птица застыла, стих гром, под которым содрогалось поднебесье. Зверолюд вытащил нож и — Солнцеслава ахнула — порезал свою ладонь. Казалось, боль и не думала пронзать его тело. Птица же застыла, горделиво изогнувшись. Ожидание не продлилось долго: существо камнем упало вниз. «Импундулу!» — повторил зверолюд, и тогда Солнцеслава почти вслепую записала это слово: похоже, то было имя животного, окруженного молниями.

Красный, как кровушка живительная, клюв рассек рану. Зверолюд тут же вскинул другую руку, а из нее змеей выскользнул кнут, обернувшийся вокруг длинной шеи птицы. Импундулу взвыла не от боли, но от гордости — подумала в тот миг Солнцеслава. Такое грозное существо не могло простить себе оплошности. Видимо, оно было охочим до зверолюдской крови, однако не встречало ее столь давно, что набросилось тотчас. Вскоре второй зверолюд помог натянуть кнут так, чтобы птицу прибило к земле. Надо отдать должное, эти Каракалы — прекрасные ночные охотники. В Берском Царстве особо жаловали тех, что могли в четверо рук укротить огромное чудище.

Вондерландцы же подобной смекалки не оценили.

Когда зверолюди немым взором пригласили Солнцеславу пройтись с ними, она даже пригорюнилась: нечего ей быть рядом с ними, она же не заслужила одобрения та-аайцев. Но любопытство сгубило Кошку, и она все-таки приняла приглашение.

Сперва их приветствовали та-аайцы: осыпали криками одобрения и удивили диковинными танцами. Солнцеслава даже выпятила грудь, почтя за честь ступать рядом со смельчаками.

Однако стоило смелым охотникам достигнуть границ вондерландских шатров, как воины заморские вскинули оружие.

После того, как они обменялись громкими ругательствами, от которых завяли нежные ушки Солнцеславы, к ним явился кесарь Деменций и так быстро рассудил ссорящихся, что показалось, будто из его уст вылетело всего два-три слова, и враждующие разошлись по разным сторонам.

Не спала Солнцеслава всю ночь. Как же много произошло! И она, она стала тому свидетелем. Ничто более ее не заботило весь день, и Солнцеславе казалось, что мир вдруг весь разом обозлился на нее одну, хотя дело в ней не заключалось вовсе.

Дело в вондерландцах! Наутро Златоуст объяснил, что приводить с собой такое существо было опасно. Но как же можно не признавать, что охотники проявили себя невероятно храбро? К тому же Осока сказала, что импундулу могут служить ведьмам верными помощниками. Так что же не так? Нельзя запросто отпускать тварей, что питаются кровушкой зверолюдской!

И даже маячившие совсем рядом с шатрами абады — вытянутые, похожие на рогатых соловых лошадей с белыми полосками, длинными бычьими рогами и хвостом с кисточкой — не радовали глаз Солнцеславы. Сидела она с писалом и грамотой и думала: ну и что, что вондерландцы с та-аайцами поссорились вчера? Никто не пострадал, и все остались при своем. Однако до сих пор брели вондерландцы и та-аайцы мимо друг друга, оглядывались, будто на противных насекомых. Видно, пытались удружиться кесарь и фараон, а народы не понимают, как им вместе уживаться.

— Грустишь?

Солнцеслава дернулась, даже шерстинки повставали. Обернувшись, она столкнулась нос к носу с Луном, миролюбиво улыбавшимся в ее сторону, точно и не заметил, что удивил ее.

Поразилась Солнцеслава: впервые за несколько дней он подошел к ней сам. До этого она крутилась вокруг него, но без толку. После того, как Солнцеслава ему открылась, Лун начал ее избегать. Неужели ему было неприятно? Солнцеслава не могла понять, и от безвыходности болело ее сердечко.

— Ага. Лун, ты ведь слыхивал об этом ужасном импундулу, которого поймали охотники прошлой ночью?

— Видел. С-с-страшная птица… — прошипел Лун, зрачок в его глазах на миг сузился.

— А я смогла лицезреть, как его ловили! — гордо вскинула подбородок Солнцеслава. — И шла бок о бок с храбрыми охотниками. Однако вондерландцы не приняли подвиг, а подавили весь праздник на корню!

От этого вскрика отшатнулась одна из заморских лошадок-абад и потрусила прочь.

— Ну-у-у… У пуринов ведь другое отношение к волшебным зверушкам, — загадочно поднял взор Лун. — Они их не гонят, они их приручают. В Уайтленде было много таких.

— Правда? А я и не заметила, — неловко призналась Солнцеслава, сжимая в руках грамоту.

Неужели она пропустила такую важную деталь? А ведь Солнцеслава не самая невнимательная! Более того, ей всегда нравилось подмечать все новое, это увлекательно.

А ведь то, что прошло мимо ее глаз…

— Ты переживаешь, что не отразишь в своем сказании важные детали? — угадал Лун. Хотя не угадал: он всегда знал, что говорить. — Не думаю, что для подвига важно, как пурины относятся к животным.

— Не знаю… Хочется охватить все, да не выходит… — тяжко вздохнула Соловьиное Солнцеслава. — Ведь тогда все вокруг будет казаться слушателю или читателю неживым. Если не будет каждой детали, каждой подробности. Но… Я не знаю, что важно, а что нет.

— А вас не учили этому в Школе? — полюбопытствовал Лун, вильнув хвостом в сторону Солнцеславы, но не касаясь ее.

— Учили, но…

Солнцеслава никогда не жалась так перед кем-то. Не выносила она снисходительных взоров, не выносила ее певичья гордость, что кто-то мог знать о ее слабых сторонах. А ведь эти слабые стороны, как бельмо на глазу, портило все то, что видят люди, когда обращают взоры чуть дальше, чем хотела Солнцеслава.

— Ты когда-нибудь что-нибудь сочиняла сама? — задал Лун ключевой вопрос.

— Да… Они льстили мне. Говорили, что хорошо. Но я-то знаю, что это не так. Чужое ведь дается легко, а свое…

Солнцеслава и сама ненавидела эту неловкую улыбку, которую кривила. Зачем же Лун всегда лезет так далеко?

На любого другого взъелась бы Солнцеслава, но не могла накричать на него, не могла даже в мыслях в чем-либо обвинить. Он никогда не желал ей зла, и она не может ему этого пожелать. Он просто пытается докопаться до правды. Он этого заслуживает.

— Тогда наш подвиг — прекрасная возможность научиться, — неожиданно улыбнулся Лун.

— Но я ведь могу всех подвести! Нельзя этого позволять, Великий князь не зря доверился нам, не зря доверился… мне, — сперва Солнцеслава смотрела Луну в глаза, но на последнем отвернулась. Опять стыд властной рукой сковал сердце.

— Думаю… Все будет хорошо. Просто доверься своему соловьиному сердцу.

Улыбка не сходила с его лица, и Солнцеславе показалось, что он даже хихикнул про себя. Она тоже хихикнула.

— Проказничаешь, Лун? — мягко улыбнулась она.

— И в мыс-с-слях не было! — серьезно воскликнул Лун, зрачки опять напугано сузились.

— Раз уж положил начало, то к чему стесняться? Может, пойдем к та-аайцам, потанцуем с их барабанами? — легонько толкнула его в плечо Солнцеслава.

И тут же пожалела, что дала этим словам из себя вылететь. Тут же Лун согнулся-пригорюнился, хвост его поджался, а взор завилял.

— Это… Не совсем мое, прости.

— Никогда не поздно начать!..

— Прос-с-сти…

С последним он вскочил и скрылся за стенкой шатра, рядом с которым сидела Солнцеслава. Наверное, слишком уж прямо она его зовет… Ему не нравятся танцы? Или ему неприятна сама Солнцеслава?

Солнцеславе не хотелось так думать. Наоборот, надо только постараться, и тогда он наконец покажет того себя, что прячется глубоко под чешуйками!

Глава десятая. О ведьмовской скрытности

На Та-Ааи постепенно наступала ночь, темная-мрачная. Здешние звезды не светили, нет, они сияли, точно резали глаза. Благо Златоуст видел плохо, и вся эта кошмарная картина сливалась для него в кашу, пока он на ней не сосредотачивался. То есть старался не сосредотачиваться, потому что тяжело не обращать внимания на нечто, что занимает добрую половину взора. Либо пески, либо месяц остроконечный.