Тогда сгинь, бесполезный кусок плоти!

Рык, наверное, доносился до чертогов самой Матушки-Природы. Бажена вступила в бой вновь, вновь кинулась, ощутив, как бешено колотится сердце Деменция. Теперь он уже не был так уверен в себе! Еще чуть-чуть, и его сердце будет у нее в руках…

— Бажена, стой!

Знакомый крик заставил Бажену замереть. Она обернулась. Этот хвост… Он поднимал в воздух столько песка. Кажется, владелец что-то кричал, но до Бажены доносилось лишь эхо. Но знакомое эхо.

— Не лезь, Златоуст! — предупреждающе встал перед взором Деменций. — Я справлюсь. И не с такими берсерками справляется вондерландская…

— Она не берсерк, кесарь! Это другое!..

— Не. Надо. Лезть! — настойчиво повторял младший кесарь.

Бажена медленно поплелась к ним, но что-то в ней вдруг надломилось, и она опустилась на колени. На колени… Снова… Перед этим… Если она не встанет, ее убьют! Если не встанет…

Бажена подняла взор. Эти голубые глаза. Горят самым горячим пламенем, которое видела Бажена. Шутка ли — пламя внутри Бажены вдруг угасло, точно эти глаза у нее все забрали.

— Куаэ… Она… точно не берсерк. Но ее можно излечить.

— Сделай это, если сможешь. — Наряду с голосом Златоуста послышалось шуршание веревки.

— Стоять! Я обещал. Я и сделаю. Не мешайся.

Звуки исчезли. Все замерло. Даже гомона толпы не было слышно. Бажена не понимала, что она чувствует. Точно из нее вынули всю силушку и выбросили в спокойное, но холодное море.

— Вот так… Замри… И слушай…

Утекал огонь. Все — в эти голубые глаза, они полнились пламенем. Бажена даже не смогла воспротивиться, когда изящные пальцы Деменция взяли ее за щеки.

— Услышь закон, которого ты хочешь слушаться, но не можешь, — медленно, точно ребенку, говорил Деменций. — Когда хочется рвать и метать — услышь голос дорогого друга. Он просит прекратить. Слышь голос друга и послушайся. Вдохни. Отпусти злобу. Огонь нужен не для того, чтобы обжигать, а для того, чтобы согревать. Оставь огонь — пусть уходит. А остаешься ты. Ты сильная. Ты сможешь противостоять и без огня. И так будет всегда.

Его рука поймала маленький мешочек. Бажена дернулась, но на большее ее сил не хватило. Сглотнув, она бездумно уставилась на Деменция. В его глазах плясали искорки. Как тогда, когда они с братьями прыгали вокруг костра…

Зачем она ушла от них? Мама же говорила, не за каждым хвостом стоит бежать. Надо было дома оставаться, слушаться маму, а не разбойников, что украли у Бажены ее хорошую, счастливую жизнь.

Деменций рассыпал у себя на руке какую-то белую, светящуюся на солнце пыль.

— А теперь… Спи.

И выдохнул. Пыль попала в нос, но чихать не хотелось. Мысли поплыли, как рыбки в речке. Бажена упала и свернулась калачиком. Ее взяли чьи-то сильные руки. Почти как папа, когда забирал ее, усталую и измученную, у дружинника-учителя…

Глава восьмая. О догонялках, ребяческой затее

Бой за боем, уделывал Бажену кесарь Деменций, да так легко и задорно, что наблюдать за этим было почти забавно. Почти, потому что Луново сердечко каждый раз, видя вдребезги разбитую Бажену, екало!

Казалось, всякую свободную долю, когда заморскому царевичу освободиться удавалось, он приходил в их скромный угол и утаскивал Бажену с собой. Под кожей человека бурлил жар, кровь, словно у пойманного с поличным, но уверенного в своих силах вора, проносилась от голой, безухой головы до пят. А глаза его горели, горели странным голубым огнем! Не мог Лун этого не заметить и каждый раз поджимал хвост, когда кесарь Деменций снова подзывал спутницу. Да на что она ему? Мало своих подданных?

И вот, когда отлеживалась Бажена у походного костра, подсаживался к ней Лун и по привычке молчал, но одним вечером заговорила та первой:

— Если ты хочешь предложить какую помощь — выкладывай. Я только рада буду.

Лежала она волосами в песке, распластавшись, огонь не освещал и половины ее большого тела. Казалось, темнота, вокруг костра сгустившаяся, ее пожрала вместе с шатрами.

Лун и не знал, что отвечать. Хотел ли он что предложить? Мыслей в голове не оставалось после очередного перехода. Это Бажена могла еще под конец дня и груз на себе тащить, и с младшим кесарем воевать, а остальные спутники за ней просто тащились, поочередно на ней вешаясь. Только Солнцеславу Бажена к себе не подпускала: мол, не хотела потом Кошкой вонять. Лун ее не переубеждал — пробовал, бесполезно.

— Я не знаю… У меня даже мыс-с-слей не возникло, — поборов стыд, прошипел Лун. — А у тебя?

— Знаешь, какая штука, — начала лежащая Бажена, вертя большой рукой в воздухе. — Я после боев с Деми, как пустая кружка, из которой пропала сурица. Сначала была полная, а потом кто-то из меня будто выпил все до последней капли. Вместо мыслей в голове — пустота.

— Это хорошо или плохо? — недопонял Лун.

— Даже не знаю. Ни плохо, ни хорошо. Просто никак, — повела видимым плечом та. — Появляется какое-то… осиротелое чувство. Ты когда-нибудь вырывал из волос репейники?

Поведя по длинным, белоснежным, вечно прямым волосам, невольно Лун улыбнулся:

— Было дело.

— С твоими космами немудрено, — усмехнулась-оскалилась в ответ Бажена. — Наверняка полголовы выдирал! Вот тут так же. У меня из волос вытащили репейник, только вместе с ним оторвали полголовы.

— Ух… Неприятно, — только мог и ответить Лун.

— А вообще зачем тебе такие длинные волосы? Как я понимаю, ты не из училища, значит, не дружинник. Зачем вору длинные волосы?

Вздохнул Лун. Не любил он, когда ему припоминают, чем он промышляет. Как будто у него был выбор…

Но Бажена не виновата. Она же просто любопытствует. Зная ее простодушие, спрашивает она и впрямь без намека.

— Сестренки любят плести из моих волос косы, — отвел взор он. — Оставил им на потеху.

Вдруг случилось то, к чему Лун совсем не был готов: рассмеялась Бажена. Пристыженный, он уставился на песок, норовивший пробраться ему в обувь.

— Хей, чего пригорюнил? — подползая к нему, положила ему Бажена руку на плечо. — Я не хотела тебя обидеть!

— Я понимаю… — протянул Лун. — Но у меня, кроме с-с-семьи, нет никого…

— Пф, Лун! — она махнула большой ладонью. — Я смеюсь потому, что… Ну, потому что ты слишком добрый!

— Разве это смешно? — недоуменно вскинул брови он.

— Конечно! — вновь улыбнулась-оскалилась Бажена. — Не злиться же на тебя.

— А что, в таком случае только смеяться или злиться можно?

— Ну, плакать еще. Но я не плачу. Я же хочу стать богатыркой! А богатыри плачут о-о-очень редко.

— А, я понял…

Призадумался Лун. Ну и легко же она рассказывает о себе! Как будто заранее о себе все знает. Как будто не представляет себя другой. Не дает себе возможности быть другой.

Так ли Бажена проста?.. Или хочет казаться простой? Может, на самом деле причина кроется в чем-то совсем ином? Лун было спросить хотел, но вдруг их прервал знакомый голос:

— Вас двоих на весь Та-Ааи слышно! В чем дело? Бажена, ты чего так возбудилась? Кесарь Деменций не дает покоя?

— Злат, я скоро не одной Солнцеславе что-нибудь оторву! — то ли смущенно, то ли со смешливо отозвалась она.

В свету костерка показался высокий и широкий Златоуст. Хоть они и были с Луном примерно одного роста, самому Луну все время казалось, что Златоуст, благодаря гордой осанке, его значительно превосходит.

Устроившись напротив, поприветствовал их Златоуст зевком. Какой у него широкий рот… А клыки какие большие и острые! Лун таких даже у Медведей не видал.

— Ну, что, Злат, а у тебя разуменьице есть? — обратилась к нему Бажена, продолжая сидеть с Луном. — У тебя же всегда что-нибудь на уме, так?

— Наверное… Я бы посоветовал с кем-нибудь еще побиться, — лениво отозвался тот. — С кем-нибудь, кто похоже сражается.

Вдруг почувствовал Лун на себе взоры. Что? Он? Уставившись в огонь и протянув к нему руки, понадеялся Лун, что его не заметят и о нем забудут, но не тут-то было.