Толком не помнила Осока ничего про фей, крылатых крошек. Пока плелась позади, она достала из-за пазухи дневник предшественницы и, пролистав его, обнаружила: видела бабуля фей. В замешательстве была бабушка не многим меньше своей внучки: вроде бы феи эти и обладают силой удивительной, смертным простым недоступной, но какой — толком неизвестно. Но оговорила бабушка, что могут они чудесной силой наделять тех, кто их позабавит, ибо веселье и беззаботность чтят феи более всего. Так они, наверное, и пробудили Осоку ото сна бессилия, когда она все чудеса едва не растеряла и не умерла оттого.
Припомнив это, Осока чиркнула пером по чистой странице и запрятала книжечку подальше. Не стоит спутникам в этих записях копаться, ой, не стоит.
Так и шли они до самых подножий гор, избегая местных. Осока не уверена была, что тут вообще кто-то живет, но доверилась Златоустову слову, мол, эльфийский народ расположился к востоку и наверняка уже рыщет по своим землям в поисках беглецов. Осока не сомневалась ни в одном заявлении Златоуста: сама-то она ни в зуб ногой, куда тут идти, а у него явно было побольше знаний. И как бы они выжили без такого провожатого? Трусиха-Осока не могла не восхищаться способностью куда-то идти, не боясь сделать шага. А Златоуст был уверен во всем: здесь обойти, там нас могут подловить, тут стоит спрятаться. Осоке бы такую уверенность!
Но вот они до подножий дошли. Остановились в крохотном разломе переждать буран, съежились от холода. Осока подойти ни к кому не решалась, хоть все и сжались в маленький ком, чтобы согреться. Только когда Златоуст отступил и коснулся ее боком, Осока не стала противиться и с по-ведьмовски ехидной усмешкой спросила:
— Что предлагаешь предпринять, удалец-Златоуст? Здесь не спрячемся, все входы-выходы наверняка заставлены.
— Дай подумать, — ответил тот, сморщившись от накативших мыслей.
— Матушка упаси… Мы в западне, да? — запричитал Лун, ежась.
Ему-то, небось, хуже всех приходится, он же Ящер. А Ящер того и гляди, от холода рассыпется. Или просто заснет. Осоке не приходилось иметь дело с чешуйчатым народом, но сама она знала, что происходит с ящерицами, когда тех морозит.
— Придется твоей голове побыстрее вскипеть, а то понесешь на спине теперь Луна, — проговорила она, дрожа от свистящего ветерка, что загуливал к ним в разлом.
— Иди сюда, обниматься будем! — весело воскликнула Солнцеслава, наваливаясь на бедного Луна сверху.
Тот же вздрогнул, опустил взор, но отступать не стал. Неужели настолько теплая эта Солнцеслава? Конечно, не тонкий листок, как Осока, но и не кровь с молоком, как Бажена. Да и та свернулась калачиком, от ее кольчуги веяло морозом.
— Надо разведать обстановку. Лун? — проснулся вдруг Златоуст.
— Б-боюсь, я н-не с-с-смогу… — прошипел тот, обвиваясь хвостом. — М-мороз меня с-с-сгубит…
— О, я тебя совсем не согреваю? — взметнула светлые брови Солнцеслава.
— Б-благодаря тебе, я еще не ус-с-снул… — попытался ласково улыбнуться Лун, но его губы задрожали прежде, чем он обернулся к Солнцеславе.
— А это уже значительная сложность, — глухо произнес Златоуст, пальцами обхватив подбородок. — Значит, сам схожу. Я в Белоподножье как-то выживал, и здесь выживу.
Осока и сама не заметила, как съежилась еще больше. Он ее всю дорогу нес, откуда у него силы горы свернуть? И отпускать его одного нельзя, опасно это.
— Раз я мешком картошки у тебя на плечах валялась, может, теперь отплачу?.. — едва начала Осока, но Златоуст тут же строго вскинул руку:
— Куда отплачивать? Ты нам жизнь спасла. Посиди, подумай о кореньях.
— О кореньях? Откуда коренья в горах?
— Не знаю. А о чем еще думают ведьмы?
Бровь Осоки дернулась вверх. Сколько еще этот дурень будет так относиться к ее ремеслу?
— Не ссорьтесь, время ведь утекает с каждым мгновением! — воодушевленно зазвенел голосок Солнцеславы.
— В кои-то веки она права, — буркнула Бажена. — Одному тебе идти нельзя, Злат. Но я тебе не помогу: кольчуга будет звенеть, как колокольчики на празднике.
— Я могу, я могу! — запричитала вдруг Солнцеслава. — До чего любопытно в приключении поучаствовать!
— Ты уверена, что сможешь обойтись без восклицаний и вести себя тихо? — удостоверился Златоуст.
— Безусловно! Не задевай мою честь столь откровенными замечаниями.
— Что ж, насколько я осведомлен, Кошки — очень ловкий народ. В крайнем случае, убежим мы с тобой быстро.
— Ура! Идем на приключение!
— Да-да… — встав и пройдясь по пещерке, Златоуст остановился у выхода, когда к нему подскочила Солнцеслава. Осока заметила, как тяжело он всех оглядел, и тяжело вздохнула. — Никуда не уходите. Мы быстро, туда и обратно.
— Не заработай проблем себе на хвост, — с улыбкой пожелала Бажена, приобнимая Луна за плечи.
— Будем молитьс-с-ся Матушке за вас-с-с, — пискнул Лун из-под большой руки Бажены.
— Удачи, — коротко бросила Осока, пронизывающим взором окинув спину Златоуста.
Остались они одни. Молчание отягощало и без того грузную тишину, что разбавлялась лишь свистом за стенами разлома. Бажена, как могла, согревала дрожащего Луна. Осока сидела вдали, в углу, изредка посматривая на сжавшихся спутников.
— Как-то скучно, — пробормотала вдруг Бажена, напугав тем самым Осоку. — Слушай, а что ты такого услышала от Злата? Видно, что-то важное.
— А ты думаешь, раз это что-то важное, я стану об этом рассказывать? — огрызнулась Осока, злобно оскалившись. Холод ее раздражал, а глупые вопросы — еще больше.
— Ну, не знаю, не думаю, что он был бы против. Все-таки мы с ним вчера очень задушевно поговорили, — добродушно улыбнулась Бажена.
— А мне откуда знать, как вы хорошо поболтали? Да и не мое это дело, спроси у Златоуста сама.
— Не с-с-сорьтесь, умоляю… От этого только холоднее… — пролепетал Лун.
— Мы и не ссоримся. Я просто спросила, — безразлично пожала плечами Бажена. — Я не заставляю. Просто мне не наплевать на судьбу товарища.
— Мне тоже не все равно, поэтому я не говорю, — объяснила Осока. — А теперь попрошу оставить меня.
Отвернувшись на месте, Осока уставилась наружу. Вот Златоуст придет — тогда они и поговорят. Что за глупые вопросы? Неловкие, глупые вопросы!
Вспомнив кое о чем, порыскала Осока за пазухой и достала книжечку, разворачивая ее на нужной странице. О, ну почему, почему она не догадалась об этом раньше?
Бросившись к сумке, точно голодный зверь за добычей, Осока залезла в поклажу чуть ли не с головой. Листья дуба… Не то! Труп крысы… Фу, пора его уже выбросить, он промок! Так-так-так… Немножко пепла, каменной пыли, опилок и искорки. Выскочив наружу, Осока отыскала у себя на поясе свободную склянку и сложила туда все необходимое. Добавив всего капельку воды от вил, Осока сдобрила отвар водой из бурдюка и, осветив его зеркальцем, протянула склянку Луну с быстрым:
— Пей и ищи их! Это тебя согреет на пару часов.
Лун даже не нашелся с силами, чтобы кивнуть: лишь взял отвар застекленевшими пальцами и выпил его одним глотком.
В глазах его мелькнуло пламя. По телу прошлась крупная дрожь — с головы до кончика хвоста. Вскочив на корточки, Лун протянул склянку Осоке и с блаженной улыбкой выдохнул:
— С-с-спасибо! Большое спасибо! Я не забуду твоей доброты…
— Раз не забудешь — иди и помоги Златоусту. То будет твоя плата, — важно вскинув голову, ответила Осока и указала на выход пальцем.
Без лишних слов выскочил Лун наружу. Осока и Бажена остались одни. Отойдя от удивления, Бажена похлопала глазами и выпалила:
— Что ж, хороша твоя силушка. Только что ты о ней сразу не вспомнила?
— Зелий так много, а я одна, — в свое оправдание ответила Осока, хотя понимала, что сама виновата в своей плохой памяти. — Тебе тоже сделать?
— Не-а! Знаю я, что заключать сделки с ведьмами — значит, остаться у них в долгу, а долг ведьме закрыть не так-то просто, — со знанием дела отчеканила та.
А ведь права она — подумала Осока. Как бабуля завещала: Болотные Ведьмы помогают только за плату.
