Спустя несколько часов достигли они редкого лесочка. То Природный лес был — как сказал Златоуст. Не сравнится с чащобами Берского Царства! Такой бедный, что по нему хоть дороги прокладывай, деревья не выкорчевывая. Может, то лишь начало, кто его знает. А пока они здесь, и пока им надо подобрать укромное местечко для шатра.
Ковыляли они, ковыляли, и вдруг услышали — водица плещется. За последнее время выхлебали они все запасы, и встретить речку показалось Бажене благим знаком. Матушка-Природа не оставила их на чужбине! Бажена ускорилась и в три шага выскочила из-за кустов к блестящей речке.
Да не речка то, а речища! Берега ее — не видать, только виднеется где-то вдалеке полоска, а за полоской — сразу горные вершины на краю света, как папина борода на щеках. Расходился свет заходящего солнца по искрящейся водице, точно дорожка в небеса. Положив рядом Осоку, подобралась Бажена поближе к реке опустилась на колени, запустила руку в эту дорожку — растеклись круги. А на опухшую голову уже показалось, что дорожка и впрямь настоящая.
Принялась Бажена жадно хлебать воду, только ухо надкусанное услышало, как рядом принялась лакать воду Солнеслава, а Лун достал из-за пазухи бурдюк и принялся его набирать. Наверное, долго Бажена пила и умывалась, до самого окончания заката, зато силушка ее вновь воспылала, а морда перестала быть противно соленой.
Обернулась Бажена, огляделась. Теперь-то подле нее не было никого. Лун, разувшись и ноги свесив, сидел у бережка, разглядывая белоснежными глазами темную жижу, в которую превратилась вода. Солнцеслава же прикорнула у него на плече, достав из сумки гусли и протирая их тряпицей.
Про Златоуста вспомнила Бажена, только когда наткнулась на него взглядом. Тот, видимо, оттащил за это время Осоку ближе к лесу, где и сел, обняв руками колени, спиной к реке. Выудив из кармана бурдюк, Бажена сунула тот в воду, наполнила и, звеня кольчугой, поторопилась к Златоусту.
— Ну что, сидишь, любуешься? — усмехнулась она, протягивая бурдюк.
— Нет. Спасибо, — пролепетал Златоуст и прильнул к горлышку, решив, видно, всю воду оттуда выхлебать.
— А что? Она милая, когда не корчит страдальческие рожи и не бузит, — усмехнулась Бажена, забирая бурдюк, когда Златоуст его опустошил.
— Может быть.
— А ты что-то неразговорчивый! Где же наш привычный балабол?
— Привычный? Ты меня не знаешь, — с грустной улыбкой отозвался он, расслабленно отпрянув от Осоки, но по-прежнему глядя на нее.
— О, да неужели купец не любит разговаривать? Диво дивное, — отшутилась Бажена, распластавшись рядышком на траве.
— Вообще-то нет, не люблю. Но по работе надо.
Бажена дернула ухом. Ей даже как-то не верилось. Но что-то ей подсказывало: не настроен Златоуст шутки шутить. Гнетущее молчание и этот его по-щенячьи преданный взгляд вынудили выпалить:
— И зачем ты над ней так чахнешь? Она и без тебя проснется рано или поздно.
— Хочу, чтобы я был первым, кого она увидит.
— Экая гордость! И зачем?
— Права не имею? — раздраженно бросил Златоуст.
— Имеешь. Мне просто любопытно.
Он тяжело вздохнул. Его лицо окаменело. Злится? Или…
— Смущаешься, что ли? — заметив, как он вздрогнул, Бажена рассмеялась: — Да ну тебя! Ой, ну глупый.
— Я бы попросил без оскорблений.
— Да какое оскорбление?! Злат, не дури.
На этом Златоуст молча застыл, уставившись на Бажену. Она приподнялась на локтях, удивленно вскинув уши.
— Ты чего? Испугался?
— Меня так… Только друзья и семья называют, — запнувшись, ответил тот.
— От как оно. Мне тебя так не звать?
— Почему… Можно, — он отвернулся, задумчиво вперившись взором в воздух.
— О, вот это откр-р-ровения, — шутливо прорычала Бажена. — А можно тогда еще пару вопросов, пока ты такой сговорчивый?
— Выкладывай, — не похоже, что ему это было любопытно, скорее все равно.
— Ты над ней, как курочка над яйцом. А до этого — как кошка с собакой. Это оттого твое отношение изменилось, что она жизнью ради тебя пожертвовала?
— Может, и так. Может, и нет, — снова Златоуст взглянул на колышущуюся грудь Осоки. — Когда мне тогда плохо стало, в Тихомировом Обете, она сидела со мной всю ночь. Поила меня зельями, слушала мои бредни. Она отказалась говорить, что услышала. Только сказала, что никому не разболтает мои тайны. И не будет спрашивать о них. Я тогда не до конца понял, что мне с этим делать, пытался добиться ответов, но потом принял для себя, что она сделала для меня слишком много и продолжала мне помогать, даже если я того не хотел. Я думал, как ей отплатить, приглядывал за ней, но не знал, как подступиться. Она же такая… закрытая. И когда она пожертвовала ради меня всем, я понял, что должен ей помочь во что бы то ни стало. Вернуть ей долг.
Бажена даже и не знала, что ответить. В голове сперва роем мух наседало недоумение, а потом возник один-единственный вопрос:
— Ага. А у тебя такая мысль в голову приходит, только когда ради тебя жизнью жертвуют?
— Н-нет… С чего ты взяла? — растерянно захлопал глазами тот.
— А тогда на постоялом дворе? Я же помогла тебе. А ты потом исчез, будто тебя и не было вовсе, — злобно сощурилась Бажена. Ее хвост невольно заметался по земле. — Что за себялюбие?! Изображаешь из себя благодарного, а на деле — прохвост!
— П-постой! Дай я объясню, — замахал руками Златоуст. — Я подумал, тебе нужны будут деньги!
На этом Бажена настолько удивилась, что пламя в ее душе полыхнуло с новой силой.
— Ты за кого меня принял, умник?! А ну, отвечай, пока твой хвост не…
— Но… Войны же не идет, верно? Значит, дружинники сейчас либо улицы сторожат, либо разбойничают. К тому же зверица, я не сразу поверил даже, что ты в училище учишься, поэтому решил, что ты наверняка работаешь за деньги. А у меня ни медняка в кармане из-за этого постоялого двора…
— Да нужны мне твои деньги! А доброе слово, Злат? А дружба? Неужели это не ценится в вашем роду?!
— Может, мой род и не ценит, но я ценю, Бажена, — улыбнулся он. Бажена в гневе тяжело дышала, но решила — не для него, для себя — выслушать его. — Но я был напуган. Я приехал неизвестно куда и неизвестно зачем, приехал на службу к зверолюду, которого я презираю, передо мной — моя возможная противница, и я знал, что она сильнее меня, ей меня размазать — в два счета. Все, чего я хотел, — это хотя бы добраться до испытания. В моей голове было только одно — призрачная возможность получить средства, которых у меня никогда не было, чтобы осуществить свою мечту.
— Что за мечта такая, что ты позабыл о благодарности?!
— Я хотел уехать из Царства. Так далеко, как только могу! Хотел сбежать в Эллиадию. Хотел найти свой дом…
Бажена так удивилась, что успокоилась. Идти к Великому князю, чтобы от него же увильнуть?
— Не знаю, что за причина привела тебя на эту опасную дорожку, но…
— Это не оправдание, знаю. Да и из-за Уайтленда не хочу я больше… Мне искренне стыдно перед тобой, Бажена. Извини меня. Я был не прав.
Бажена хотела бы обозлиться, но даже расхотелось. Нет, так нельзя. Он и впрямь раскаивается. Совершил глупость, но раскаивается.
— Слышать это от зверолюда, что постоянно кричит о своих «правах», забавно, — съязвила Бажена.
— Прости… У меня… есть причины так поступать. Говори, если я перегибаю палку, хорошо?
— Ладно-ладно, хитрец, — потрепала его волнистые волосы Бажена. — Прощаю. Только в следующий раз, Злат, когда надумаешь так дурить, получишь оплеуху, ясно?
— Без насилия, попрошу!
— Слишком много просьб на сегодня!..
Но не успела Бажена надавать по ушам сорванцу, как ее прервало змеиное шиканье. Из ниоткуда позади возник Лун, к губам палец приложив. Бажена со Златоустом дружно смолкли и медленно обернулись.
Не замечали они искр света. Не замечали до последнего танцующие огоньки. Не замечали маленьких крылатых девочек, что парили над водой и чей смех напоминал звонкую капель.
Эти существа были от силы размером с ладонь Бажены. А то и меньше. За спиной их трепетали крылышки, точно у бабочек или стрекоз. Хлопанье походило на шуршание травы на ветру, а их голоса — на звон колокольчиков. Они летали, исполняя причудливый танец, кружились и брались за руки, пели и хохотали. Точно и вовсе не замечали, что кто-то сидит прямо у них под носом.
