Златоуст обернулся не сразу, но вскоре узнал голос и остановился. Перед его глазами выскочил такой же Росомаха, только пониже ростом, черноволосый и с густой щетиной. Улыбнулся Златоуст: редко теперь удается встретиться с лучшим другом.

– Зла-а-ат! Вот это встреча! Я-то думал, ты в своей Высшей Школе Торгового Дела навсегда останешься, в своих грамотах сидеть…

– И тебе привет, Ольх, – вовремя перебил его Златоуст. – Иногда все-таки надо навещать родню, сам знаешь…

– Знаю! И еще знаю, что лавочник местный уже в Эллиадию вещи собирает, – подмигнул Ольхобор. – И откуда ты только берешь эти знаки? Ведь не подделки!.. А не за сделками ли ты приехал, Злат?

– Это не цель моего приезда. Так, приятное развлечение, – слегка вскинул уголки губ он. В улыбке ямочки приятно округлились.

– Ну, так и быть, поверю, – усмехнулся друг. – Рассказывай, как там семья? Как сестра, как мать с отцом?..

– Отчимом, – поправил его Златоуст. – Сестра растет не по дням, а по часам… Показалось, что вечность не виделись.

– А мать? Все так же?

Не ответил Златоуст. Вспомнил. В сердце отдался холодом осколок.

Отгоняя воспоминания, он помотал головой.

– Сказала, что я не член семьи и не имею права ничего решать в доме, –на грани надрыва произнес он.

– Как вы опять до ссоры дошли? Это у вас такой обычай? – неловко пошутил Ольхобор, но, судя по натянутой улыбке, осознал, что лучше не продолжать, и произнес: – Прости, Злат. Я беспокоился просто.

– Я понял. Не обращай внимания, – смятенно улыбнулся Златоуст. – А ты как? Как там Переслава?

– О, мы со Славушкой женимся в следующем месяце! – мечтательно закатил глаза Ольхобор. – Не разлей вода живем! Душа в душу!

– А ведь всего два года назад она вешалась мне на шею… – съехидничал Златоуст, за что быстро получил по ушам громким:

– Но ты-то ее не признавал! И не любила она тебя!

– Ольх, не кричи, я же шучу!

Они рассмеялись. Что с детства взять? Зато теперь оба живут той жизнью, которой хотят… По крайней мере, Ольхобор точно.

– Кстати, приедешь на свадьбу-то? Устроим пир на весь мир! – вскинул руки радостный друг детства.

– О, прости, не смогу, – вдруг отвел взгляд Златоуст. – Я не то чтобы не хочу…

– Ага, понятно! Злат, ты всегда будешь сидеть в своей Высшей Школе или пожить попробуешь? Как обычный Росомаха! – всплеснул руками Ольхобор.

– Да не в этом дело, Ольх… Понимаешь, я не знаю, вернусь ли сюда еще когда-нибудь.

Друг остановился в изумлении. Высокая фигура Златоуста сгорбилась, а взгляд забегал по каменной дороге.

– Ты попался на грамотах, что ли? Или за границу уезжаешь? Злат, что случилось? – наперебой затараторил Ольхобор.

– Недавно… Недавно Великий князь Драгомир объявил соревнование. Кто победит – тому будет награда, да такая, что всю жизнь можно вообще не работать. Но взамен Царь что-нибудь потребует, и я не уверен, что…

– Злат… Злат, не подписывайся на что-то, что не сможешь выполнить!

– Нет, Ольх, я уже…

– Злат, ты же торговец, а не богатырь! Подумай, еще есть время!..

– Поздно. У меня наконец-то появился шанс, Ольх! – загорелись глаза Златоуста, руки сами обхватили плечи друга. – Я наконец-то могу стать кем-то в этой жизни! Смогу уехать отсюда, из этой дыры, зажить, как хочу!..

– А… Понятно. Из этой дыры, – прорычал Ольхобор, отворачиваясь. – Уехать из своей Родины, Златоуст! Неужели так всех здесь ненавидишь?!

– Да! Ненавижу! И я не собираюсь больше здесь оставаться!

Друг было открыл рот, чтобы окликнуть Златоуста, но тот уже развернулся и скрылся за поворотом. Да нужен ему этот Ольхобор? Нужна семья?! Вздор! Он осуществит свою цель, даже если будет совсем один!

Глава третья. О Крепком Кулаке, недюжинной силы богатырке

Пролетело мимо чье-то радостное рыльцо. Полилась рекой сурица, плещась меж ходящими ходуном столами. Завязалась драка.

Словно таран, кто-то лихо и с задором раскидывал врагов, врываясь в толпу и спиной поднимая волны телес. Дорожная «наливайка» стала походить больше на бочку, в которой бултыхалась рыба, очутившаяся на суше. И виной тому – та, чье имя разносится эхом с полов до сводов крыши:

– Бажена Крепкий Кулак! Ба-же-на! Ба-же-на!

Кровь вскипала, когда она слышала это имя. Давно, давно она не врывалась в битву с боевым кличем! Давно не выпускала на волю зверя кровожадного! Но непростого, умного, способного учуять малейшее движение врага. Заостренное ухо с надкусанным куском встало, когда хозяйка услышала прерывистое дыхание со стороны. Хвост выгнулся и радостно завертелся: для хозяйки-то драка – всего лишь игра!

Собака, облизнув белоснежные клыки, лихо подхватила обидчика за шкирку и бросила его на прилавок. Зверолюди рассыпались, точно кружки с сурицей за их спинами.

Вышла Бажена вперед, на всеобщее обозрение. Вот она, та, что прозвана Крепким Кулаком! И не зазря: руки-то у нее и впрямь крупные, жилистые, изрубленные шрамами. Тулово широкое, плечи – возвышались, стесняя смотрящего на них. На Бажену невозможно было глядеть сверху вниз: мало того, что она была выше всех присутствующих, так взор ее застеленных алой пеленой серых глаз, еле выглядывающих из-под косматой грязно-коричневой шевелюры, не давал сердцу успокоиться, не отбивать резвую песню страха.

На миг воцарилось молчание, лишь длинная шерсть с Бажениного хвоста шуршала об ноги.

– Бажена! – послышалось вдруг со входа. – А ну, бегом сюда!

Властное рявканье заставило Бажену поджать уши и хвост, последовав за окликом. Казалось, она растеряла показную гордыню, да не совсем: глаза-то, по-прежнему горящие, выдавали ее с головой.

– Бажена, по стойке!

Собака напряглась и выпрямилась, едва не задев головой светильник. Благочестивые посетители «наливайки» вытаращились на победительницу их извечного соревнования с недоумением.

А тем временем Волк-звер ледяным, таким привычным для смиренного Волчьего народа взором оглядел сжавшиеся телеса подчиненной. Измазана в меду, с окровавленным ухом, глаз дергается.

– Как всегда… Я смотрю, бедокур-р-ришь, отр-р-рок? – порыкивая, сделал вывод Волк, вскидывая бровь.

– Д-да только чутка, гридь!.. – неловко улыбнулась Бажена и тут же получила по ушам, несмотря на высокий рост.

– Пошла вон!

В прошлый раз Волк говорил что-то про исключение из училища. Да Матушка упаси! Разве нельзя сделать одолжение Бажене? Она же себя удержать не может! С пеленок махала кулаками направо и налево, с братьями на бой выходила, стоило на ноги встать. В детстве уделывала бравых дружинников – не вояк, но охранявших деревенские улочки кметей[1] – мало не покажется! Да и потом, когда она попала в большой мир…

Нет, не надо вспоминать. Осколок с того раза остался, но не вынимается, вечная заноза.

Дверь за спиной с грохотом закрылась, а Волк выскочил наружу, как всегда, гордый, точно нахохлившийся голубь.

– В училище! Ша-а-агом!

Без всяких возражений она гулким широким шагом направилась в сторону дома. Ну, или места, которое она так называла.

– Бажена… – протянул звер. Раздумав, Волк продолжил: – Бажена, ты же прекрасно помнишь, о чем я тебя в последний раз предупреждал, так?

– Так, гридь Тихобор.

– У нас за такое вышвыривают на улицу. Помнишь?

– Помню. Но…

– Никаких «но»! Дам слово – будешь языком молоть. Понятно, нет?

Бажена глубоко вдохнула, но ничего не сказала, лишь кивнула. Тихобор замедлил шаг, выразительно на нее взглянув. Та походки не сменила, но поумерила пыл.

– Твое поведение возмутительно, Бажена! Зверица в Княжеском Военном училище, а ведет себя похуже сопливых малолеток! Я-то думал, у звериц мудрости побольше, чем у зверцов, – строгим, четким говором ответил Волк. Что-что, а говорить ясно и громогласно он умел, как никто другой. – Не забывай о проявленном к тебе великодушии, Бажена. Я за тебя головой поручился перед самим воеводой! Поверь, ему дело до каких-то звериц нет…