— Не изведи нас, Златоуст, — сочувственно улыбнулась она. — Я понимаю, что ты торопишься домой…
— Да если бы, — фыркнул он. — Я стараюсь, как могу…
— Понимаю, — подойдя к нему, Осока на миг взяла его ладонь пальцами. — Не переборщи. Ради нас и ради себя.
— Хорошо… Постараюсь, — смущённо буркнул он. — Спокойных снов.
— И тебе… вам сладких сновидений, — добавила она, кивнув Луну.
— Пойдём, — кивнул ему Златоуст.
Уговаривать Луна не надо было: он сам уже с ног валился. Ну и насыщенный же денёк у них выдался… Хоть и весёлый. И… задушевный, что ли.
В задумчивости Лун едва выловил из тишины слова Златоуста:
— Ты точно себя хорошо чувствуешь? А то утро у тебя выдалось неважным…
— Я? Нет-нет… — замотал головой Лун и, сообразив, что говорит, исправился: — Точнее да! Всё в порядке. Отоспался зато.
— Ха! Во всём надо находить хорошее, не так ли? — усмехнулся Златоуст и завернул к одной из дверей, отворяя её в сторону. — К этим дверям тяжело привыкнуть.
— Это точно, — улыбнулся Лун.
Собираться ко сну долго не пришлось — переоделись они заранее, а теперь оставалось разве что свернуться поудобнее да провалиться в сон. Так Лун и сделал — под одеяло юркнул, хвост поджал и с носом зарылся в мягкие, невесомые перины. И пожелал Златоусту спокойной ночи напоследок.
Что ему снилось — он не запоминал. Кажется, там было что-то солнечное… Солнцеслава? Как княжна, в шубе и шапке мохнатой. Её уши торчали из-под меха, на их кончики опускались белые снежинки, танцуя на лёгком ветру. Она протянула руку — в варежке, охватившей её тонкие пальцы.
Лун протянул руку в ответ — на его руках не было варежек. Но холод не обжигал пальцы, не заставлял заснуть. Лун вдруг потянулся к Солнцеславе: она прижала его и укрыла шубой. А он окунулся в её тепло.
Вот бы — хотя бы на денёк! — сладкий сон стал правдой…
Вдруг голова потяжелела. Сладость и лёгкость испарилась — пришли им на смену жар и тяжесть, похожие на оковы. Даже дыхание — казалось — было грузным, почти невозможным. Сон превратился из чуда — в темницу, тёмную, одинокую.
И, казалось, этот сон длился вечно…
Если бы не рывок: засвистело дыхание в груди, в глаза ударил яркий свет. Проснулся Лун, понял, что настоящей была режущая боль в кистях, по-настоящему отекло тело. Попытавшись повести чем-нибудь, попытавшись что-то сказать, Лун ничего не добился, лишь поворочался в неизвестности.
Но когда с него сорвали повязку и рывком посадили, к нему вернулся взор. Глаза пронзило светом, и Лун зажмурился. Спустя долю он всё-таки попытался разомкнуть веки, но ухо пробудилось раньше, услышав:
— Пробудился, князев избранник?.. Отвечай.
Повелительный голос заставил Луна дрогнуть. Взор всё ещё расплывался, и Лун выдал короткое, неуверенное «Д-да».
— Замечательно. Полагаю, ты понимаешь, зачем ты здесь? Будешь сообразительнее — этот разговор будет быстрым и менее… принудительным.
Наконец, когда взгляд стал чётким и ясным, Лун обратился взором вперёд. Его окружали богатые хоромы, знатные: стены испещрялись искусными рисунками; на полках из гладкого красного дерева красовалась посуда, угловатая и пузатая, разноцветная и чёрная; посередине стоял длинный стол, окружённый бархатными подушками — вместо стульев. Вспомнил дом Лун Черепах.
А во главе стола восседал Ящер — узнал в нём Лун знакомые черты, что видел в зеркале каждый день. Конечно, лицом они похожи не были, но его щёки были так же покрыты чешуёй, и хвост выглядывал из-под изящных одежд. Только его золотые-медные чешуйки были крупные, сильные, наверняка ими можно сразить любого врага.
Сам же Ящер светился золотом платья, разукрашенного драконами — их Лун узнал ещё по Эллиадии, где они сразились с одним из этих чудовищ. А на голове его возвышался чёрный убор, круглый и крупный, с мостиком, с которого свешивались украшения, похожие на золотые капли дождя. Несмотря на эти капли, лицо Ящера Лун видел чётко: с прищуренными вдумчивыми глазами, сомкнутыми в тонкую полоску губами, незнакомец улыбался, обнажая скулы резкие, высокие.
— Повторяю с-с-свой вопрос-с-с: ты понимаешь, зачем ты здесь? — прервал замешательство Луна раздражённый Ящер. — Понимаю, что тебе раньше не приходилос-с-сь видеть самого императора Яцзы-ди[1] воочию, но учти, что обычно такие наглые взгляды караютс-с-ся.
Поняв намёк, Лун уставился в пол. Но его взгляд на себе ещё чувствовал и даже мог представить, как он выглядит.
Но что могло понадобиться от него самому императору? Если он знает, что Лун — князев избранник, то, наверное, дело в осколке. Только у Луна самого осколка ещё нет, так зачем он сдался могучему государю?
— Я не знаю, — писком признался Лун, поднимая и опуская взор.
— Ох… Неожиданно, — проговорил император Яцзы-ди так, словно его ничто не могло удивить. — Тогда я поведаю тебе, наивный юнец. Наверное, очень неосторожным с твоей стороны было останавливаться на виду. Казалось бы, Ящер, можешь скрыться, но ты не стал. Как и твои спутники — а они-то выделяются побольше тебя…
У Луна задрожали колени. За ними следили?.. И если он сейчас здесь, у ног императора, то где друзья?
— Если ваш достопочтенный Царь хотел донести, что его слуги — храбрецы, их слава разнесётся по всему миру, то он, верно, выбрал не тех подданных, — продолжал правитель, потирая острый подбородок. — Или он и так хотел, чтобы вы были схвачены и попали в плен ко врагу… Поэтому за тобой — глаз да глаз, князев избранник. Попробуешь что не то сотворить — твои попытки окончатся тем, что сквозь тебя прорастёт бамбук.
Сглотнув, Лун не стал представлять эту пытку. Лишь то, с каким спокойствием говорил император, волновало его. И пугало. По телу разливался холод тёмный, убийственный.
— Если мы друг друга поняли, я тебе поведаю, зачем ты здесь. Ты, Князев избранник, как нельзя лучше подойдёшь для испытания моего предка, которое он приготовил для своих наследников, — несмотря на страх, Лун посчитал нужным прислушаться и запомнить, что только может — когда за ним придут, он будет хоть немного полезен. — Для испытания нужен тот, чья сила велика, чьи тело и душа по-настоящему стойки. Как я понимаю, раз тебе и твоим друзьям удалось заполучить другие осколки, нужной силой ты как избранник самого Царя обладаешь…
Изумившись, едва скрыл Лун удивление. Неужели император Яцзы-ди подумал, что великий князь отобрал их, согласно их силе?
— И если мы пока не смогли раскрыть загадки силы осколков, то нужно пользоваться возможностью, которую нам так любезно подарил Царь, отправив вас сюда, — продолжал император. — Твоя сила поможет нам пройти испытание… и добыть осколок.
Опешил Лун. Правильно ли он понял, что император сам провожает его к осколку и предлагает забрать? Это же опасно, ужасно опасно! Ведь ноги у Луна быстрые — сбежит он, никто не найдёт.
— Можешь и не думать о побеге, — точно прочитал Луновы мысли император Яцзы-ди — злобно, смотря сверху вниз. — С осколком или нет — против войска ты один не выстоишь. Поэтому после исполнения своего долга ты сможешь передать нам осколок — и мы отпустим тебя к любимому Царю, разносить прекрасную весть о том, что император Яцзы теперь правитель всего мира.
Правитель всего мира?.. Для этого ведь ему нужны другие осколки. Как же…
Задёргался Лун, заизвивался. Не может того быть! Он не мог! Тут же его подхватили двое воинов — со змеиными хвостами, они выглядели непомерно огромными. Но Лун не унимался: он не мог так просто отступить, он должен был знать.
— Мои друзья? Что вы с-с-с ними сделали?! — испуганно прошипел Лун, смотря императору прямо в глаза.
Тот же лишь усмехнулся и ничего не ответил. У Луна же вновь потяжелела голова, и он провалился в одинокий, тёмный сон.
[1] Приставка, означающая «император» (вольная интерпретация аналогичной китайской).
Глава шестая. О граде каменном, Золотой Крепости
Проснулась Бажена среди ночи тёмной от назойливых толчков. Сперва хотела она перевернуться на другой бок, снова задремать сладко, глаза наотрез отказались открываться. Но громкий, резкий возглас вмиг разбудил её:
