— Не тебе точно, — помотал головой Златоуст. — Поверь, тут есть те, кто ему поможет.
— А если нет? Что тогда делать будешь? — пискнула Солнцеслава.
— Есть. Солнцеслава, разве ты не понимаешь? Ты сама ребёнок! — всплеснул руками Златоуст. — Ты не можешь взять и украсть чужое дитя. И — тем более — не сможешь о нём должным образом позаботиться. О тебе самой надо заботиться!
— Ты считаешь меня ребёнком?! — возмутилась Солнцеслава, топнув ногой.
— Да, считаю. Знаешь, сколько у нас с тобой лет разницы?
— Нет. Уверена, не так много, чтобы ты мной помыкал!
— А я и не помыкаю, — начинал злиться уже Златоуст. — Четыре года, Солнцеслава. Знаешь, что?
— Что же, Златоуст, сын Растислава? Великий и могучий?
— У меня есть маленькая сестрёнка. Раза в два тебя моложе, а ведёте вы себя одинаково!
— О, ну раз ты раскрыл мне глаза, так пригляди за мной, папочка! — поклонилась ему она. — Батюшка Златоуст, можно мне отойти? Ваше лицо выносить не могу!
— Солнцеслава, это уже гр-р-рубо, — грозно рыкнула Бажена. — Умей смотреть правде в глаза!
— То есть вы у нас такие правые, да? — вскипала Солнцеслава. С чего это они оба обозлились? — Или вы просто себя такими считаете, потому что старше меня? Это нечестно!
— Солнцеслава, мы просто говорим, как есть. Не надо грезить о том, чего пока быть не может, всему своё время, — спокойно, но твёрдо отвечал Златоуст. — Даже мы не можем позволить себе детей, мы слишком молоды.
Неужели они считают, что глупые желания над ней верх взяли? Что она хочет поиграться? Что она не готова и ничего не осознаёт?
Как обидно… За кого они её принимают? За маленькую совсем? Слёзы на глаза наворачивались. От их злобных словес лицо загорелось, в горле загулял суховей.
— Вы… Вы просто не понимаете! — бросила она, стирая рукавом накатившие слёзы. — Лун, пойдём! Сами разберёмся, да?.. Лун?
Попятился Лун, стыдливо пряча взгляд. И поняла Солнцеслава — он с ними на одной стороне. Все от неё отвернулись… Неужели никто не хотел немножко поразмыслить и понять её? Для них она лишь ребёнок, ни на что не способный?
— Солнышко, не подумай… — начал было Лун, подходя ближе.
— Не называй меня так, — отрезала она. — Я ведь ради нас с тобой это делаю… А, неважно. Пойду куда-нибудь, «повзрослею».
Обернувшись, Солнцеслава уже не услышала брошенных в спину возгласов. Лишь с Осокой столкнулась. Та несла что-то в руках, но оборонила. Всё равно — пускай свои зелья или что там для остальных оставит. Солнцеслава переживёт как-нибудь и без чужой помощи!
Юрко да ловко Солнцеслава петляла в толпе. Запутала-перепутала все следы: пускай не найдут её, ей и не хотелось, чтобы догнали и нашли, снова выставили маленькой и никчёмной. Особенно этот Златоуст! Дурак! Сам разве сильно умнее неё? И вообще, возраст ничего не значит, главное — мудрость! А у Солнцеславы её предостаточно: она же много книг прочитала, знает, откуда подцепить важные уроки.
Долго ли, коротко дорожка нелёгкая привела Солнцеславу к брегу морскому. В ночи, освещаемой лишь тусклыми огоньками, тёмная глубина воды сияла звёздами. Предки с небес светом приветствовали своих потомков. Улыбнулась предкам Солнцеслава — они-то, наверное, на её стороне, ибо недавно приняли такой, какая есть. Каждый предок любит своего потомка, да? Она бы тоже любила своего маленького ребёнка.
Слоняясь без дела, Солнцеслава смотрела на счастье других семей. В воде резвились Черепахи-родители: купали детишек, болтали со своими сухопутными собратьями. Кто-то вот-вот с ребёночком своим повидается: уже раскапывает тёплый, сыпучий песок в поиске заветной яичной скорлупки. А кто-то уже достаёт малыша или малышку, или за него это делает сухопутный собрат, и в руки передаёт, а отец или мать не могут нарадоваться, глаза их светятся.
Может, Солнцеслава была маленькой, но… Но она знала, чего лишается. В детстве она думала, что как мамочка с папочкой: найдёт себе — или скорее ей подберут — Кота красивого, богатого, с кем можно задушевные разговоры вести о любви, о песнях и стихах. Они бы выступали вместе. Вели бы громкую, но размеренную жизнь в доме городском, у самых подмосток, были бы мужем и женой, о которой говорят на каждом углу. «О, как они красивы вместе!» или «Они будто созданы друг для друга!»
Однако жизнь складывается иначе.
Что в Луне было такого, что Солнцеслава влюбилась? Он был таким… другим, непривычным. Будто явился из другого мира, чтобы её заворожить. Такой не похожий на её соплеменников. Ни у одного Кота нет столь белоснежного чистого лица, ни у одного Кота руки не отдавали снежной прохладой, ни у одного Кота глаза не светились звёздным светом.
Но не красотой славен был Лун. Он точно был соткан из спокойного терпения, очаровательной кротости… и бесконечной доброты. Как храбрец из сказки, что приходит на помощь всякому, кто попросит, и не потребует ничего взамен. Кто превращает самые чёрствые и тёмные сердца в мягкие и светлые. Кто — как Солнцеславе казалось до встречи с Луном — не мог существовать.
Когда Солнцеслава вновь и вновь возвращалась к вопросу «Почему он?», то приходил и «Зачем?»
Ведь у них не могло быть того «долго и счастливо», которыми кончалась всякая сказка. У них не могло быть потомка, на которого они посмотрят с небес.
Пока думала, Солнцеслава и не заметила, как далеко-далеко отдалилась от города. Разбудил её от мыслей плач. Не детский. Взрослой Черепахи с глубокими голубыми глазами.
Застыла Солнцеслава. Не может быть… Нет, это злая шутка! Но… Какие же знакомые чешуйки и пластинки! А глаза — один в один глаза… малыша.
Ёкнуло нежное соловьиное сердечко. Как так вышло?.. Солнцеслава оглянулась: нет, спутники за ней не пошли. Они не знают, бродят где-то…
Схватилась Солнцеслава за голову. Неужели ей предстоит принять решение? Да разве она может? Как так?..
Слова о ребёнке достигли ушей Солнцеславы. Вся решительность испарилась вмиг — захотелось вернуться, сказать другим, кого она нашла, чтобы они за неё решили. А не она… Не она!
Думай, думай, Солнцеслава! Мысли проносились роем. Что же делать? Слыша плач матери, Солнцеслава взгляда поднять не могла. Казалось, сама она расплачется, если увидит слёзы в глазах матери, потерявшей своего ребёнка.
Осознание молнией промелькнуло в мыслях Солнцеславы. Неужели она сейчас делает то же самое, на что её нарекли чувства к Луну? Лишает бедную мать возможности иметь ребёнка? Ведь сейчас она — Солнцеслава — как сама судьба, должна решить. Исполнить волю Матушки-Природы…
Но ведь это несправедливо! Только представить: ведь она так долго ждала, пока ребёнок вылупится, снесла яйцо, готовилась. Как можно не понять горе матери, которая потеряла ребёнка? Солнцеслава от одной мысли о том, как той плохо, цепенела. Нет, она не может быть такой несправедливой! Златоуст был прав. Она не может поступить так ужасно… Как вообще ей могло такое прийти в голову?!
Вздохнув, Солнцеслава решительно пошла вперёд, гордо выпрямившись. Заметив рядом с опечаленными родителями знакомых Черепах, Солнцеслава без промедления обратилась к ним:
— Вы ребёнка ищете?
Сухопутные Черепахи переглянулись. Старичок тут же затряс молодого отца, принялся объяснять ему что-то то ли на лонгском, то ли на каком-то другом языке, а то и на всех вместе, вперемешку.
— Да! Да! — обратилась к ней старушка, взяв её руки в свои. — Ты знать? Где?
Солнцеслава бегло поклонилась — она знала, лонгцы почему-то любили, когда им кланяются — и, вырвав руки, принялась изображать ими скорлупу, а пальцами — как эта скорлупа раскалывается.
— Он вылупиться, — показала она, пока на неё заворожено обернулась мать. Заметив взор, Солнцеслава начала указывать на продолжение берега, где начиналась галька. — Там! Мы найти, принести… А вас нет!
Пусть и медленно, но Черепахи кивали. Солнцеслава с ужасом заметила, как в глазах матери промелькнуло недоверие. Что-то сказав мужу, она прожигала взором Солнцеславу.
— Зачем вы принести? — спросил старичок-Черепаха скорее недоумённо, нежели недоверчиво.
