Краем глаза Осока заметила шевеление. Остановился малыш и смотрит на Солнцеславу. А её певчий голосок ему явно пришёлся по нраву… Та это заметила и заулюлюкала:
— Какой же ты сладенький, малютка! Тебе спеть, сыночек?
— С чего ты взяла, что это сыночек? — спросила Бажена, обхватив края таза и пристально наблюдая за ребёнком.
— По-моему, это очевидно.
— А… да.
Вдруг за спиной донёсся вскрик Златоуста, и Осока аж подпрыгнула на месте от удивления:
— Точно! Я придумал.
— И что же тебе пришло в голову, наш предводитель? — усмехнулась Бажена.
— Предводитель? Разве я похож? — смутился Златоуст.
— Ну, ты тут руководишь нами, когда мы в беде, так что… Похоже на то, — пожала плечами Бажена.
— Ага, ага, я тоже заметила! — встряла Солнцеслава. — Обычно ты что-нибудь придумываешь.
— Надеюсь, твоё разуменье, как всегда, придётся как нельзя кстати, — пролепетал Лун, давая ребёнку свой палец.
— Давай, мо́лодец-храбрец. Дерзай, — поддержала Златоуста Осока.
Ведь его головушка светлая всегда придумает им спасенье! Златоуст же гордо выпрямился и принялся раздавать указания:
— Чтобы ребёнок не брыкался, Бажена, ты возьми таз и крепко держи. Ты — Крепкий Кулак — для этого лучше всего подходишь! — Она решительно кивнула и вцепилась в края таза. — Чтобы успокоить малыша, Солнцеслава, спой ему колыбельную. Любую, которую знаешь. Ему нравится твой голос, им мы его и успокоим. — Та откашлялась и принялась тянуть голосом какие-то звуки, Осока мало понимала зачем, но, видно, это такая подготовка была. — Лун, ты будешь Черепашонка лечить. Или что там… Осока тебе подскажет, что делать.
— Точно уверен, что я не смогу? — засомневалась Осока. — А если Лун ошибётся?
— Думаю, с твоей помощью — не ошибётся, — улыбнулся Златоуст, похлопав её по плечу. — Просто давай чёткие указания. Лучше это сделает Лун, иначе он будет дёргаться.
— Хорошо… Попробуем, — пробурчала Осока.
— Отлично. А я пока послежу, чтобы хозяева не пришли, — встал с места Златоуст. — А то неловко получится.
— Ага, иди. Мы справимся! — заверила его Бажена.
— Пос-с-стараемся, — взволнованно прошипел Лун.
— Это уж точно — постараемся, — тяжело вздохнула Осока, ощущая, как уши встали торчком.
— Хей, не кисните! Справимся, точно справимся! — воскликнула Солнцеслава.
Ответом им послужил детский смех. Смотрел на них малыш с надеждой — и как уж тут этой надеждой не заразиться.
Долго они возились с малышом — солнце успело сесть, темнота воцариться. За полупрозрачными дверьми горели разноцветные огни. А они медленно, но верно продвигались вперёд.
Осока, подражая бабуле, старалась давать указания как можно точнее, а Лун — как можно точнее выполнять. Оказался он усидчивым учеником, понимал всё с полуслова. Бажена же держала таз, да держала так, точно тот был приделан к полу. А Солнцеслава напевала одну колыбельную за другой, на разных языках, заново и по кругу. После нескольких часов она уже похрипывала, но Черепашонок просил ещё и ещё, так что папочка-Солнцеслава не останавливалась.
Все они влюбились в это маленькое чудо. Никак иначе, кроме как чудом не назовёшь это дитятко: чешуя его была ровная, как самая мягкая ткань, выпуклые глаза отражали небеса, а крохотные ручки хватались за их пальцы так мило, что хотелось часами с ним играть. Но Осока сохраняла самообладание и одирала всех: не время умиляться! Его нужно от всех болезней предохранить, всего вычистить, помыть, спать уложить. И таким отнести маме с папой! Они-то наверняка его ждут, не дождутся.
Закончили они и впрямь затемно. Осока откинулась назад от облегчения — вот работка задалась! От волнения сердечко из груди выскакивало. И — она слышала — совсем рядом так же стучали сердца остальных. Только Бажена осталась над тазом: похоже, она могла долго так держаться. Ничего не скажешь — вынослива! Зато ей досталась награда: теперь она вовсю играла с малышом, дразня его большими когтистыми пальцами. Остальные же согнулись в попытке отдышаться.
— Справились… Я же говорила! — прохрипела Солнцеслава и закашлялась.
— С-с-солнышко, всё хорошо? — прошипел Лун, приобнимая её за плечи.
— Я в порядке, милый Лун! Немного попью того зельица Осокиного, и всё хорошо будет.
— Пойду схожу за ним, — поняла намёк Осока и было встала, но рука Солнцеславы остановила её.
— Я потерплю, — прохрипела та и замолчала, похоже, наслаждаясь тишиной. Редкое зрелище!
Только не было им суждено отдохнуть. Послышались гулкие шаги по тонкому полу, и Златоуст ворвался в комнату со словами:
— Мы опоздали! Они уже ушли, и я не знаю куда! Как мы найдём родителей малыша теперь?!
Глава четвёртая. О горе в семье
Нестись по городу славному, но змеелюдному — задачка не из лёгких, особенно когда прикорнуть хочется. Но больше этого Солнцеславе хотелось поглазеть на эти домишки диковинные: с крышами из плотной соломы, с подмостками деревянными, на которых дом стоит, как ведьмина избушка на курьих ножках, с оконцами белыми, через которых совсем ничего не видно. И как бы незаметно подойти-подкрасться к Черепахам в разноцветных нарядах с подвязкой громоздкой и тапочках, приподнятых на двух деревяшках. О, и как же можно забыть об ароматных вкусностях, продающихся на каждом углу?
Но когда вредная Осока тянет за руку, тут не до вкусностей. С другой стороны, ребёнок у Луна на руках тоже напоминает об их тяжкой беде… Зато он милый. Все милые. И Лун, и малыш. Солнцеслава для себя решила: не найдут родителей — себе оставят.
Ведь разве может у Кошечки и Ящера что-то родиться? А тут — как подарок Матушки.
— Малыш устал, давайте остановимся? — предложил вдруг Лун.
— Как раз кое-что хотел сказать… — неразборчиво пробурчал Златоуст и увёл всех в сторону от толпы.
А толпа тут собралась — ещё какая! Хвост негде просунуть. Хоть и было тут несколько таких же иностранцев или иногородцев, как и князевы избранники, но большую часть из них составляли всё же Черепахи, а те — Солнцеслава заметила — были пошире всех прочих. И поплотнее. Толкались и даже не замечали, как кого-то спихнули!
— Так, давайте подумаем получше, — предложил Златоуст. — Куда эти родители могли пойти?
— Берег возле кладки мы весь обыскали уже, так что не там, — со вздохом отозвался Лун. Малыш на его руках игрался с его волосами. Обслюнявил кончики. Солнцеслава улыбнулась: Лун и вправду стал бы хорошим отцом. Такой терпеливый!
Подойдя поближе, она, не очень обращая внимание на разговор, просунула Черепашонку пальцы. Тот их обхватил, принялся играться с ними и смеяться, а Солнцеслава хихикнула в ответ.
— Солнышко, ты же не слушаешь, да?
Укоризна чувствовалась в голосе Луна, и Солнцеслава ушки опустила. Но разве она могла что-то предложить?
— А что? У меня нет мыслей, — непонятно чему гордая, вскинула нос она. — Я за вами.
И закашлялась. Сложно же говорить после того, как весь день пропела малышу колыбельные… Солнцеслава заметила обеспокоенные взоры, но не успела ответить, как Осока произнесла:
— Подожди долю, — и куда-то увильнула.
Златоуст было открыл рот, но остановить ту не успел.
— Усатая, я понимаю, ты устала, но хоть попытайся подумать, — назидательно проговорила Бажена, скрестив большие руки. — И вообще, не стыдно с чужим ребёнком играть, пока мы тут его родителей ищем?
— Ни капли, — огрызнулась Солнцеслава, отворачиваясь. — Я же вас не останавливаю, не врежу́…
— Но и не помогаешь, — вторил Бажене Златоуст. — Если это ты так скрыто пытаешься замедлить поиск, сразу говорю: не получится.
— На что ты намекаешь? — сдвинула брови Солнцеслава.
— Ты не можешь оставить себе его, — кивнул на ребёнка Златоуст, и Солнцеслава дёрнулась. — Мало того, что он тебе не принадлежит…
— А если он сирота? — тут же воспротивилась она. За что на неё вообще накинулись? — Ты об этом не подумал? Или что родители уже ушли, и мы их никогда не найдём? Куда девать его?
