— Ну, и молчите себе на здоровье, — сказал он неизвестно кому и вытер лицо платком. Несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул, будто духота подступила к самому горлу, потом отошел шагов на пять-десять в сторону, взобрался на бархан и огляделся. Вокруг — одни пески. Вдали он разглядел маленький силуэт водокачки на станции и понял, что ушел очень далеко. Поверни он теперь обратно — едва ли ему удастся дойти до станции. Но он шел только вперед. Нельзя ему задерживаться. Что бы там ни было, любой ценой, выложиться до последнего, но к ночи он должен добраться до Караджара. И он доберется. Ведь как говорится: «По тропке пойдешь — дорогу найдешь. По дороге пойдешь — до людей дойдешь». А останешься здесь, потеряешь дорогу — можешь плохо кончить.
И снова он мерял шагами пустыню. Вдруг сзади послышался шум. Он уже давно утратил надежду, что его нагонит какой-нибудь транспорт, но все же обернулся. Увидел пылящий грузовик и улыбнулся. Вот и экипаж подан. А я торопился. Зря мучался. От рокота грузовика, показалось ему, пустыня ожила. Откуда ни возьмись вымахнул зайчишка. Видно, машины испугался.
— Ах, трусишка несчастный, кто тебя тут тронет, даже если рядом будешь сидеть, — проговорил парень вслед зайцу и приготовился забираться в машину. Вот сейчас машина остановится, и он махнет в кузов. Сейчас.
Однако грузовик пропылил мимо, словно никого здесь и не было. Парень обомлел:
— Да что же это?! Как можно в пустыне проехать мимо? — ругал он шофера. — Что я ему, пугало при дороге? Да хоть бы и пугало — я бы ни за что мимо не проехал! А может быть, он не увидел, просто не заметил? Но если не видит меня, то как видит дорогу?.. Слепая курица!
В отчаянии застыл он на пыльной обочине и не услышал, как кто-то, сидевший в кузове, забарабанил по крыше кабины, не услышал, как загремела арматура в кузове. И только когда рассеялась пыль, он увидел: кто-то в отдалении машет ему рукой. Не понимая, что случилось, он неуверенно двинулся к машине. Еще издали услышал, как шофер, высунувшись из кабины, кричит на сидящего в кузове. А тот и бровью не ведет. Наоборот, обращается к парню, который в нерешительности подходит к машине:
— Ты что еле тянешься? Быстрее давай!
Только теперь он разглядел, что это женщина. Он подошел к грузовику и, не сводя глаз с шофера, заросшего щетиной, полез в кузов. Видно было, что гордости и надменности парню не занимать. В другое время он сказал бы водителю:
— Иди ты со своей машиной! Лучше пешком пойду, а с тобой не поеду!
— Бессовестный, что ты, на своей спине возишь?! Давай поезжай быстрей! — ответила шоферу женщина в его же тоне, после того как парень оказался в кузове. Шофер, словно вымещая свою злость на грузовике, оглушительно хлопнул дверцей и надавил на газ. Машина резко дернулась, и сидящим в кузове показалось, что у них вот-вот оторвется голова.
Наконец задние колеса, скрежетнув о песок, покатили с жалобным скрипом. Шофер обернулся и в заднее стекло посмотрел на пассажиров. Передразнил женщину:
— «Давай поезжай!» Тоже мне начальник отыскалась, вертихвостка безмужняя! — злобно выпалил он и изо всех сил крутанул баранку.
Казалось, он не руль крутит, а в ярости ворочает каменную глыбу. Но и на этом шофер не успокоился. Обернулся еще раз, теперь на парня:
— Ты тоже хорош! Слюнтяй, молокосос, а руку поднять, попросить человека, который тебе в отцы годится, подвезти ниже своего достоинства полагаешь. Все вы, молодые, с гонором. Оставить тебя здесь — узнал бы, как нос задирать, да ладно… Что за времена!.. что за век! — проворчал он, беря в зубы сигарету «Памир».
Парень сел было на длинную арматуру, но это было неудобно, и он заерзал в поисках местечка получше. Но устроится получше здесь было невозможно. Всякий раз, когда машину подбрасывало на ухабах, переплетенная арматура защемляла его тело. Женщина сидела на железобетонной плите, подложив фуфайку, и почему-то молчала. Наконец, видя, как мучается парень, она тихо сказала:
— Садись сюда, я тебя не съем.
Прозвучало это не очень любезно, но парень не обиделся. Сел рядом с незнакомкой. Но и на плите было ненамного удобнее.
Он сидел бок о бок с женщиной и смотрел в пол. А та разглядывала его с ног до головы. Немного погодя она вытащила из хозяйственной сумки горсть семечек и протянула парню. Он поблагодарил и отказался: жажда отбила всякий аппетит. Женщина принялась грызть семечки. И до чего же ловко она их щелкала! Не как все — разгрызая передними зубами, а просто забрасывала их в рот, а оттуда лентой по ветру стремительно вылетала шелуха. В минуту она расправилась с целой горстью. Вытерла руки и снова потянулась к сумке. Поняв состояние спутника, достала яркий термос, налила в крышку холодной газированной воды и предложила парню. Он не заставил себя долго упрашивать. На душе стало легко, прохладно.
Как говорится, «одиночество дано только аллаху». Наверное, женщине надоело молчать. Улыбнувшись, она щелкнула по дипломату, который парень держал на коленях.
— Деньги везешь?
Парень тоже улыбнулся и покраснел. С тех пор, как он сел в машину, его мучил один вопрос, и наконец представился случай спросить:
— Интересно, сколько он с меня возьмет, мы же не договорились!
Женщина то ли в шутку, то ли оттого, что шофер был ей неприятен, кивнула в сторону кабины:
— Кто? Этот? Ого-го! Три шкуры сдерет!
Насмерть перепуганный, парень вскочил, словно собираясь тут же спрыгнуть с машины.
— У меня всего восемь рублей, что же делать?
— Садись, садись, — улыбнулась женщина, — зачем ему восемь рублей? Бутылка, и все дела… Машина-то не его собственность.
— Так-то оно так, но…
— И никаких «но»… Сиди спокойно. Видишь, кабина пустая, а ведь не предложит: «Садись ко мне в кабину». Жлоб!
И правда, только теперь парень увидел, что шофер в кабине один. Почему эта женщина едет в кузове, на бетонных плитах?
— Эх, друг, хуже всего быть женщиной, — вздохнула спутница. — Этот тип за мной бегал. Ворюга окаянный. Шаммы его зовут…
Их сильно тряхнуло.
— Держись покрепче, видишь, нарочно машину трясет, негодяй. Мы его недавно на товарищеском суде судили, пять мешков цемента кому-то продал. Говорит, запчасти для машины купил. Врет, пропил он эти деньги. Он ведь алкоголик…
Парень, которому и в ауле надоели бабьи пересуды, сидел молча. Только чтобы не обидеть спутницу, время от времени кивал. Но женщина продолжала говорить. Женщины, они все такие, дай им только рот открыть, потом никакими силами не закроешь. Наконец, вылив на шофера ведро помоев, женщина, вопросительно взглянула на парня:
— Ты на ПМК? К отцу едешь?
Все, теперь за меня примется, подумал парень. И что я ей отвечу? Она мне в матери годится, а я врать буду? Но почему я должен ехать к отцу? Что я ей, мальчишка?
— В Караджар еду, — сердито ответил он.
Женщина пристально посмотрела на него.
— В Караджар? У тебя там кто? Зачем едешь?!
— Работать, — ответил парень и опустил глаза, давая понять, что на этом можно бы и закончить расспросы. Но женщина не унималась:
— Если ты в Караджар, нам по пути, а ты даже не сказал, как тебя зовут. Я Халима. Ребята на стройке зовут меня Халима-апа.
— Меня зовут Джума, — неохотно ответил парень.
— Славное у тебя имя. И в славный день ты родился. Ведь Джума и Анна называют мальчиков, которые родились в пятницу.
Джума не раз слышал об этом от матери, но сейчас ему было очень приятно, что он родился в славный день. И все же он продолжал молчать. Женщина, чуть улыбнувшись, взглянула на него, сверкнув голубоватыми белками глаз:
— Значит, говоришь, работать едешь?! Не поступил, да? Все денежки истратил, а теперь подработать хочешь… Права я, скажи?.. угадала?
«Эта женщина так любит гадать, что вполне могла бы податься к цыганам», — подумал Джума, искоса поглядывая на нее.
Женщина рассмеялась, а Джума насупился:
— Не верите? Хотите покажу свой студенческий билет? Зачем мне вас обманывать?! — вспылил он. В этой горячности Халима увидела доказательство его правоты. «Разволновался парень, что ж, может, и правду говорит», — решила она.