Завтрак длился всего час или два. Отчаянное выражение его лица, безмолвная мольба, от которой трудно было отмахнуться.

— Хорошо. Можно мне пятнадцать минут, чтобы собраться?

Он кивнул. — Не торопитесь. Я подожду в кабинете внизу.

Как только он вышел за дверь, я плюхнулась на кровать. — Ты хочешь принять первый душ, прежде чем мы уйдем?

— Мы? Я думаю, это приглашение было только для тебя.

Я приподнялась на локтях. — Что? Ты должен пойти со мной. Ты нужен мне там.

— Я тебе нужен?

— Да. Мы же команда.

Исайя уставился на меня, ошарашенный. Почему он был удивлен? До сих пор мы ни с кем не справлялись в одиночку. Я не собиралась начинать сейчас.

— И что? — Я махнула рукой в сторону ванной. — Сначала ты или я?

Его глаза смягчились. — Я первый.

Пятнадцать минут превратились в тридцать, когда мы оделись и спустились вниз. Наш неловкий семейный караван в закусочную в центре города возглавил Дрейвен на своем грузовике, я на своей машине и Исайя на своем мотоцикле.

Место было переполнено для воскресного утра. Большинство людей были одеты в более красивую одежду, чем мои черные штаны для йоги и бледно-фиолетовая толстовка. Вероятно, они уже были в церкви, пока я лежала в постели, слюнявя татуировки Исайи.

Пока мы шли за официанткой по черно-белому кафельному полу, люди, мимо которых мы проходили, бросали на Дрейвена косые взгляды. Несколько человек наклонились, чтобы пошептаться за его спиной. Они сузили глаза. Они крепче обнимали своих детей.

Я стиснула зубы, чтобы держать рот закрытым.

Он был невиновен. Желание защитить его чуть не взяло верх, когда я услышала, как мужчина произнес слова смертного приговора своей жене. Но я придержала язык, радуясь, когда мы подошли к красной кабинке вдоль дальней стены.

Дрейвен занял одну сторону, а мы с Исайей — противоположную. Мы заказали кофе и воду, а затем сосредоточились на своих меню.

От жуткого шепота у меня волосы на затылке встали дыбом. Разговоры в ресторане практически прекратились.

Я отложила меню и бросала взгляды на всех, кто осмеливался встретиться с моим взглядом.

Неужели эти люди не верят в невиновность до тех пор, пока их вина не будет доказана? Неужели они не читали газету? Брайс сделала все возможное, чтобы доказать наличие разумных сомнений в деле Дрейвена, но, возможно, это было слишком поздно. Без доказательств того, что он не убивал маму, мнение не изменится.

Очевидно, если я сидела здесь с ним, то стоило задуматься. Ведь это мою маму убили. В городке, несомненно, ходили сплетни о том, что дочь Дрейвена работает на Джима Торна. И вот я здесь, собираюсь разделить омлет и блины с обвиняемым человеком. Разве это не заставило людей задуматься?

Двое мужчин за столом через проход от нас откровенно пялились. На их лицах было написано осуждение.

— Что? — рявкнула я.

Их глаза вернулись к своим тарелкам.

Когда я повернулась лицом к нашей кабинке, Дрейвен сдерживал смех.

— Люди должны заниматься своими чертовыми делами, — сказала я достаточно громко, чтобы окружающие столики услышали. — А пялиться — это невежливо.

Я снова взяла свое меню и перевернула его на сторону завтрака. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы выбрать завтрак.

— Я беру блинчики. А ты что будешь? — спросила я Исайю — все, что угодно, лишь бы не признавать, что я только что набросилась на двух незнакомцев, пытаясь защитить отца, которого едва знала.

Когда я подняла глаза, его живой, зелено-золотой взгляд ждал меня. Сегодня на нем была черная бейсболка. Она скрывала его глаза, делая ресницы выразительными, а шоколадное кольцо вокруг радужки — ярким. И он ухмылялся.

У меня перехватило дыхание.

— Блинчики. И омлет Денвер.

Я наклонилась ближе, прикоснувшись к его руке. Я была рада, что Дрейвен был здесь и что мы были на людях. Возможно, это было из-за вчерашнего стресса, но сегодня я чувствовала себя странно прижатой к Исайе. Он, кажется, не возражал. Поскольку мы были на людях, я могла притвориться, что он настоящий муж. Я могла поверить, что ухмылка была для меня.

День за днем я влюблялась в эту ложь.

Подошла официантка и принесла дымящиеся чашки горького кофе. В свою я добавила сливки и сахар, а Исайя и Дрейвен пили черный.

— Как работа? — спросил Дрейвен.

Тебе нравится Джим?

— Он лучший босс, который у меня когда-либо был, — призналась я. Это была правда. — Я.…спасибо тебе. За то, что помог мне получить эту работу.

Он пожал плечами. — Я просто позвонил. Ты нашла себе работу.

Скромность не была тем, что Дрейвен часто носил. Но это ему шло.

— Он много рассказал тебе о моем деле?

— Нет. — Я покачала головой. — Он пытается уважать личную ситуацию, что я могу оценить. Он ожидает, что, если ты хочешь, чтобы я что-то знала, ты сам мне об этом скажешь.

— Это справедливо. Джим всегда был справедливым. Он один из немногих людей в мире, которым я доверяю. И знаешь, я никогда не лгал ему. Он защищал меня как мог, оставаясь верным закону, даже в тех случаях, когда он знал, что я виновен. Он уберег меня от неприятностей с законом.

Это было не совсем то, что я хотела услышать о своем новом наставнике. Но за последние несколько месяцев я поняла, что мое чувство справедливости, добра и зла было наивным. В отличие от кафельного пола в закусочной, здесь не было четкой границы между черным и белым. Если бы она существовала, то Исайя сидел бы в тюрьме.

И я бы тоже.

— А как насчет этого раза? Каковы шансы Джима?

— Не очень. — Дрейвен вздохнул, проведя пальцем по ободку своей кружки с кофе. — На этот раз не нужно платить. Никаких лазеек.

— Но ты невиновен.

— Нет. — Дрейвен понизил голос. — Я далеко не невиновен.

Он сдался? Он говорил так, будто присяжные уже вынесли вердикт. Дрейвен не был похож на человека, который сдастся без боя.

Человек, который это сделал, все еще был на свободе. Разве Дрейвен не хотел узнать, кто это был?

Человек, убивший маму, возможно, уже исчез, но оставался шанс, что он может прийти за любым из нас. Мы все предполагали, что подставить Дрейвена — его конечная цель, но что, если этим дело не ограничилось? Что если он затаился, ожидая, пока Дрейвен будет наказан, прежде чем появиться вновь? Этот наш неизвестный враг может снова попытаться похитить меня. Он может пойти за Брайс. Он может пойти за любым из бывших цыган — Дэшем, Эмметтом или Лео.

Если Дрейвен попадет в тюрьму, то ублюдок выиграл.

— Это несправедливо.

— Жизнь несправедлива. — Сказано, как родитель. Дрейвен поднял взгляд от своей кружки. — Ты веришь, что я не убивал ее?

— Иначе меня бы не было в этой кабинке.

Под столом рука Исайи нашла мое колено. Он знал, что мне было нелегко.

— Какой лучший подарок ты получила на день рождения? — Вопрос Дрейвена возник из ниоткуда, пока я не вспомнила о цели этой трапезы. Он хотел узнать меня получше.

— Одна из тех маленьких детских машинок. Моей был розовый кабриолет, который мама купила мне, когда мне было пять лет. Я увидела его по телевизору и умоляла купить его. Он был марки Barbie и, наверное, стоил ей тогда целое состояние, но я так хотела его.

Мама меня не баловала. Обычно я получала один подарок из списка Санты, книгу и одежду. Может быть, поэтому кабриолет отличался от других дней рождения и других Рождеств. Она раскошелилась.

Я гоняла на этой машине по нашей подъездной дорожке и по соседнему кварталу, пока не стала едва помещаться на сиденье.

— Твой день рождения шестнадцатого июля, верно?

Я кивнула. Мама, должно быть, сказала ему.

— Это… — Исайя запнулся.

Я кивнула.

День нашей свадьбы.

Он опустил подбородок. Для Дрейвена это, вероятно, выглядело так, будто он изучает свою кофейную чашку. Но я знала, что он ругает себя за то, что пропустил это. Как он мог знать? Мы были незнакомцами.

Позже я скажу ему, что в этом не было ничего особенного. Все равно я не хотела праздновать свой день рождения в прошлом году, не без мамы.