Я усмехнулся. — Давай я возьму пальто и скажу Женевьеве.

— Я подожду здесь. У меня сапоги грязные.

— Хорошо. — Я оставил дверь полуоткрытой, отступив по коридору в спальню. Заглянув внутрь, я обнаружил Женевьеву на кровати, где я ее оставил.

Амелия спала рядом с ней.

Я занял место, где я отдыхал: мы втроем пришли в хижину, чтобы уложить ребенка вздремнуть.

— Кейн хочет пойти за елкой, — прошептал я, проводя пальцами по гладкой коже руки нашей дочери. — Ты не против?

Женевьева кивнула и зевнула. — Конечно. Когда она проснется, мы пойдем в другой дом.

— Скоро увидимся. — Я потянулся к нашей дочери, чтобы поцеловать ее в губы, затем слез с нее, стараясь не удариться о матрас. Я закрыл дверь, бросив последний взгляд на Женевьеву, которая улыбалась нашей девятимесячной малышке.

Мое сердце разрывалось. Эти двое были светом моей жизни.

Я улыбался, когда вышел на улицу вместе с Кейном, одетым в пальто, шапку и перчатки. Ноябрьский воздух был холодным, но снега еще не было.

Поездка давно назревала. После рождения Амелии мы держались поближе к Клифтон Фордж.

— Работали над какими-нибудь крутыми машинами в последнее время? — спросил Кейн, пока мы поднимались на хребет, который граничил с задней частью его участка.

— Немного. Я вроде как стал мотоциклистом в магазине. Было весело учиться собирать их вместе.

— Возможно, когда-нибудь мне придется попросить тебя починить мне один. Хотя не уверен, как к этому отнесется Пайпер.

— Проси прощения вместо разрешения, верно?

Он усмехнулся. — Говорю, как женатый мужчина.

Мы поговорили о некоторых моих и некоторых его проектах. Он рассказал мне о столе, который он сделал маме на Рождество, и о ящике для игрушек, который он сделал для Грейс. Я рассказал ему о мотоцикле, который я собирал с нуля, и о реставрации Camaro, которую мы проводили в мастерской. Мы шли пешком и выясняли отношения, никто из нас не спешил рубить дерево, и никто не искал.

Когда мы достигли вершины хребта, солнце ярко освещало заснеженные горы вдали. Долины внизу были глубокого зеленого цвета, усеянные несколькими желтыми и оранжевыми деревьями, которые цеплялись за свои листья.

— Вот это вид. — Я стоял на тропе, любуясь зрелищем.

— Неплохо, правда?

— Совсем не плохо. — Я вдохнул горный воздух. Бывали времена, когда я все еще чувствовал вкус тюремной вони — когда я все еще чувствовал себя в ловушке — но здесь, на свободе, эти дни были целую жизнь назад.

Демоны становились все тише и тише с каждым днем, проведенными с моей Женевьевой.

Я обрел счастье, которого даже не ожидал.

— Я не знаю, заслуживаю ли я такой жизни.

Кейн положил руку мне на плечо. — Ты заслуживаешь ее, брат. И даже больше.

Там, на хребте, я позволил словам брата впитаться в меня. Это были те же самые слова, которые Женевьева говорила мне снова и снова, когда ловила далекий взгляд в моих глазах.

Может быть, я действительно заслужил это счастье.

Может быть, они оба были правы.

Одно я знал точно: я никогда не буду воспринимать эту жизнь как должное. И я никогда не откажусь от нее.