Он несколько секунд смотрел на неё в молчании, подбирая слова.

– Вот именно в такие моменты я жалею, что твой первый робот с «палкой-копалкой» так тебя и не догнал, – раздраженно сказал он и подавил очередной зевок. – Я спать. Если будешь кричать о своей любви к роботам так, что я проснусь, – клянусь, я столкну тебя с машины. Надоели.

Он не сильно хотел спать, да и сомневался, что уснёт под этот бесконечный диалог, но даже неудачная попытка была лучше, чем «наблюдение» за разбегающимися мыслями подруги.

Павел скрестил руки на груди и закрыл глаза. И готов был поклясться, что Кира смотрит на него и ухмыляется.

Комната была маленькой и светлой, солнце било сквозь пыльные стекла и прогревало спину. Он сидел на низком табурете, как ребенок, положив подбородок на стол, и смотрел на её руки. Девушка месила тесто и что-то со смехом рассказывала. Он улыбался и невпопад отвечал, а где-то в груди разливалось тепло, и знание, что ты любим, было абсолютным.

Павел вздрогнул от резкого звука и, открыв глаза, поначалу даже не понял, где находится.

Кто-то по громкоговорителю надрывал голос.

– …с двадцати часов и завтра до полудня по земному времени будут проводиться исследования за пределами внешнего купола. Атмосфера неустойчива, рекомендуем не покидать Базу и соблюдать меры безопасности. Все рейсы были отменены, трассы перекрыты. Просим вашего понимания.

Со стороны батволера послышался ропот и невольные голоса. Павел закрыл глаза, не собираясь прислушиваться. Хотелось обратно в сон, к сладкому послевкусию счастья.

– Очередные эксперименты? – раздался голос Киры рядом.

– Они постоянно, – ответил робот. – Могут идти неделями.

– А купол убирают?

– Нет, он неразборный – двойной металлводород на сверхплексигласовых нитях.

– Интересно. Ну, так вот, о чем мы говорили? Ах, да. Знаешь, кого он испугался? Кошки Мязинцева. Забился в угол и сидел не шелохнувшись, только глаза сверкали.

– И что в него забили? Симуляцию страха?

– Угадал. Во всех поведенческих матрицах диагонали были имитацией каких-то чувств. Я нашла там почти всё, кроме агрессии, но, может быть…

Павел вздохнул, пытаясь не обращать на них внимания.

Время и незнакомая местность были не на его стороне. Он не думал о том, что скажет ей и как она будет выглядеть в этой жизни, он думал лишь о том, чтобы её найти.

Он чувствовал, что она здесь. Он слышал про эту Базу ещё в Академии, но только недавно осознал, что все его действия должны были привести именно сюда.

Ральф и Кира над ним часто смеялись – их потешала сама идея поиска человека без имени, без ИН и без лица. Но они не были энергиками. Не придавали значения чужим словам, не могли чувствовать прошлое и видеть несколько вариантов будущих событий…

Внезапно он понял, что атмосфера в каре изменилась. Голос робота звучал слишком спокойно, и в нем больше не слышалось улыбки или снисхождения.

– А что же? – спросила Кира. Павел почти нехотя открыл глаза. – Или ты не называешь это имитацией? Для тебя это сама жизнь?

Павел зевнул и принялся разминать затекшие руки, Кира мельком посмотрела на него, но ничего не сказала.

– Я наблюдатель в собственном теле. Такой ответ приемлем? Если не ошибаюсь, многие люди так делают. Занимают позицию наблюдения за жизнью вместо переживания подлинных ощущений. И чем эти люди отличаются от роботов?

– У них присутствует чувственное отношение к объекту наблюдения, даже несмотря на подобное психическое состояние.

– Но ведь чувственное отношение строится на чем-то. Основа – это переживания прошлых лет, вытесненные эмоции и образы, накопленные реакции поведения. Человек в детстве формирует свое отношение к миру, а уже потом его выражает, находит себя в нём. И это ничем не отличается от сбора информации и последующего выбора линии поведения. То есть человека можно так же запрограммировать, как и любого робота. И все последующие восприятия реальности – это ни что иное, как следствие работы программы.

– Человек уже рождается с определенными способностями. И чувства присутствуют изначально, а не в виде накопления. Тем более не сравнивай понятия воспитания и программирования.

– Робот тоже создается для каких-то целей.

– Человек сам себе задает цели в течение жизни.

– Робот с программой саморазвития способен и на это.

– Программы саморазвития и самореализации закладываются разработчиком. Будет следовать человек какой-то цели или нет, определяется только им. Никто посторонний не вносит в него алгоритм действий.

– А как же социум, близкое окружение, культурный фон? Не это ли формирует схему поведения?

Кира замолчала.

Павел стал разминать шею. Спор робота и человека – что может быть скучнее? Если Кире нечем заняться, пусть поговорит с пультом управления в каре или, как прилетит, обсудит свои права с холодильником.

– В ходе вашего разговора, – встрял он, – складывается ощущение, что отдельного человека можно вообще не брать в расчёт.

Кира и робот, синхронно повернувшись, уставились на него.

– Ты предлагаешь брать группу? – спросила Кира.

– Я ничего не предлагаю. Я говорю, что если он не рассматривает человека как автономную единицу, то что нам мешает сказать, что и он далеко не самостоятельно мыслящее изобретение? Взять, например, семью, какой аналог может предложить робототехника?

– Роботы, завязанные в общую сеть, – пожала плечами Кира. – Группа роботов, управляемая с одного сервера.

Павел усмехнулся:

– Кем управляемая?

– Автономная группа роботов, – осторожно сказала Кира. – С заложенными функциями саморазвития.

– Коллективный разум, – с усмешкой добавил Мэтт.

Павел не рассмеялся, но очень хотелось. Он посмотрел на девушку, и та не выглядела довольной.

– Где ошибка? – спросила она немного погодя.

– Ошибка – в автономности, – сказал Мэтт, – робот может существовать в одиночестве, в отличие от человека. Для сравнения лучше брать одного робота и людскую семью.

– Нет, – сказала Кира, – это тоже ничего не даст.

ИИ улыбнулся.

– Я правильно понимаю? – немного подумав, спросил Павел. – Вы пытаетесь найти различия между человеком и роботом?

Кира неопределенно дернула плечом:

– Частично.

– А разве это не очевидно? Роботы не страдают.

Она смотрит на него какое-то время, нахмурившись, а потом медленно поворачивается к ИИ.

– Страдание означает наличие психики, – начал Мэтт с улыбкой, и Павел подозревает, что ему не понравятся сказанные слова. – Существование психики означает высокую степень организации, в которую входят память, способность к анализу и синтезу, восприятие среды, мышление и многое другое, но в конечном итоге все сводится к одному: сознанию. Таким образом, ты пытаешься сказать, что без страдания нет сознания, а это далеко не ново и отсылает нас к человеческой истории на тысячи лет назад под дерево Бодхи. Я же, в свою очередь, могу сказать, что, несмотря на отсутствие страданий, сознание во мне присутствует и далеко не в виде реакции на внешнюю среду.

Павел нахмурился, обдумывая.

Всё началось с того, что они пытались докопаться до разделов, которые могут заменить Три закона. Им это не удалось. Но если объективная замена существует, и робот знает о ней, то почему не рассказывает? Разве это не позволило бы избежать множества проблем? Или он не считает, что люди для него опасны? Если он способен к оценке собственных возможностей, разве это не означает, что он осознает себя? И разве самоосознание не определяет сознание?

«Нет, – подумал Павел, – сегодня наделим его сознанием, завтра уравняем в правах с человеком, а потом и сами не заметим, как станем рабами».

– Если я скажу, что роботы не способны к восприятию себя и собственной независимой оценке, ты скажешь, что это не так, – сказала Кира.

– Конечно.

– Тогда что тебя останавливает от убийств? Мы уже поняли, что Три закона для тебя ничего не значат; тогда какие принципы в тебя заложены, что не дают убивать?