Под палящими лучами местной звезды он чувствовал себя мясом, поджаривающимся со всех сторон. Пахло дымом и раскаленным металлом, потом и сладкими духами. Кира дремала, привалившись под бок, и он периодически ловил себя на мысли, что стоит её разбудить в отместку за неудачный маршрут.

Батволер замер, водитель распахнул дверь и спрыгнул на платформу. Несколько парней в светлой кадетской форме посмотрели в их сторону, но не сдвинулись с места. Водитель пошёл к проходной, по пути огибая продавцов с лотками еды.

Павел некоторое время наблюдал за мужчиной, а потом откинул голову на борт и прикрыл глаза. Доски пола прогревались всё сильней, а одежда начала липнуть к телу.

Не нужно было позволять подруге выбирать машину. Если бы они полетели на попутках, успели бы на полдня раньше, и ему не пришлось бы, задыхаясь в вязком воздухе, слушать бесконечный диалог сидящих рядом людей о плохом здоровье, неблагодарной работе и политике.

За размышлениями он пропустил переход, когда шум двигателей и людских голосов стали фоном, а запахи растворились, будто туман. Ему чудились летние дни в незнакомом доме, где окна не закрывались на ночь, а по комнатам привидением ходил ветер. Где рассветы были ярки, и, как живой, скрипел пол под ногами, вздыхая. Там белили стены и сажали цветы. Там он был не собой и смотрел не своими глазами на людей за окном, плача и чувствуя страх.

Кира рядом неловко повернулась, и наваждение исчезло.

Павел открыл глаза и несколько секунд бездумно смотрел в тусклое небо, ничего не видя и ощущая ни с чем не сравнимую тоску по чужой жизни.

Резко навалились звуки. Со стороны платформы послышались крики и громкая ругань. Павел оглянулся и успел заметить, как их водитель бьёт одного из кадетов по лицу.

Он медленно надавил на глазные яблоки, проморгался и взглянул снова.

Кадеты повалили водителя на платформу и заломили руки, а один из подбежавших патрульных приставил дуло автомата к чужой голове.

«Только этого не хватало», – подумал Павел. Водитель стал громко ругаться, а листы бумаги из его руки вырвались и разметались по платформе. Никто не стал их подбирать, подхваченные ветром они улетели, и он был абсолютно уверен, что среди них теперь планировали и их с Кирой копии документов.

– Нам что, умереть в ожидании? – громко возмутился пожилой мужчина в батволере. Павел не оглянулся на него, смотря, как уводят водителя. Кроме них с Кирой в машине было трое: женщина, обмахивающаяся веером, недовольный мужчина и подросток.

– Не беспо… споко… – попытался сказать мальчишка, но женщина его перебила:

– Он, что, ненормальный? Он думает, чем для нас это обернется?!

– Коить… дальше?

– Дальше, дальше, – проворчал мужчина. – Застрянем мы дальше. В резерве будем, пока этого сумасшедшего не выпустят.

– За что? Мы… за что?

– За то, что наблюдали. Если водителя отпустят – хорошо, если нет – придется ждать другого.

Несколько курсантов и патрульный подошли ближе и стали осматривать машину, не залезая внутрь. Павел не двинулся с места, изображая незаинтересованность. Женщина стала задавать вопросы, но её игнорировали.

Наконец курсант открыл дверь и сел в кабину на место водителя. Через пару секунд движок натужно заработал, и батволер стал подниматься вверх.

Женщина не выдержала и громко закричала, приказывая остановиться, но водитель не обратил это внимания. За узкой прозрачной дверью Павел видел чужую спину и часть пульта управления и думал о том, что путешествие слишком затянулось. Мужчина недовольно вторил женщине, а подросток пытался поймать взгляд Павла, но тот отводил глаза. Вокруг них смыкался «отстойник».

Скопление машин вытянулось дугой от главного КПП до пятой трассы, где ходили большегрузы. В одном «пролёте» могло быть несколько сотен транспортных средств, придвинутых друг к другу вплотную, с выставленными щитами, либо с зазором в пару десятков сантиметров для перехода с одного транспортника на другой. «Пролёты» висели ступенями, так что при достаточной сноровке и тяге к самоубийству возможно было пройти пешком по машинам от главной трассы до КПП.

Людей было много: большинство сидели в кузовах, скрываясь от жары, или, прикрепив транспортный лист на лобовое, спали в кабинах. Небольшие группы играли в маджонг; никто не обращал на них внимания, только женщина в одной из кар издевательски помахала им рукой, и Павел криво улыбнулся в ответ.

Батволер развернулся и остановился вблизи большегрузов.

Пожилой мужчина поднялся и с ворчанием пошёл к кабине.

– Иди-иди, разберись с ним, – сказала ему вслед женщина. Она сидела, подогнув под себя ноги и расправив поверх ярко-розовую юбку. Павлу представилось, как подол этой юбки наматывается на винт и перерубает женщине ноги. Слышатся визг, лязг и скрежет металла на фоне чьих-то далеких панических криков.

Он отвернулся, намеренно упуская нить чужого будущего.

Скопление машин и людей, что по каким-то причинам не смогли попасть на Базу, здесь называли «резервом», но, судя по их количеству, ожидание не было долгим. На Мимасе «отстойник» был в разы длиннее, люди жили там неделями, а углубившись в середину, можно было увидеть, как кто-нибудь вывешивает постиранное белье на борта для просушки.

Кира продолжала спать. Он в очередной раз подумал её разбудить, но отвлёкся на человека в ближайшей каре. Тот медленно поднялся и замер, будто в нерешительности, осматривая их батволер. Павел убрал ноги, чтобы они не загораживали проход, и положил руку на ножны – на всякий случай.

Парень наступил на борт и запрыгнул внутрь. Мальчишка обернулся, а женщина от неожиданности испуганно шарахнулась в сторону.

– Машина сломалась или батареи сели? – спросил человек, смотря поочерёдно на каждого. Он выглядел молодо, не старше их с Кирой, и был одет в спецовку с набором цифр на груди, которые Павлу ни о чем не говорили.

– Нет. Водитель… плохо, – ответил мальчишка, привстав.

– Очень жаль. Если будет жарко, можете укрыться в каре, – он кивнул в сторону своей машины.

– Ужасное предложение, – громко сказала женщина, – в твоей машинке не развернёшься.

Парень без всякого выражения посмотрел на неё в ответ, но ничего не сказал.

– А вы… почему? – неуверенно спросил мальчишка, и тот перевёл на него взгляд.

– Пропуск потерял.

– Да… давно?

– Третьи земные сутки.

– Долго.

– Долго. Хотя я думаю, что про меня просто забыли.

Он беспечно улыбнулся и пожал плечами.

Павел смотрел и не верил. Если бы тот действительно хотел попасть на Базу, ему следовало бы сидеть не здесь, а на платформе, где было больше шансов, что про него не забудут.

Мальчишка подвинулся, уступая место рядом, и, едва парень присел, стал медленно, подбирая слова, рассказывать про водителя и полёт до Базы. Павел поначалу прислушивался, а потом отвлёкся на приоткрывшуюся дверь кабины.

Через заднюю дверь вышел курсант; мужчина что-то спросил, но тот отрицательно покачал головой, не подходя ближе.

– Сколько ещё здесь сидеть? – крикнула женщина, не поднимаясь с места.

Никто даже не посмотрел в её сторону.

– Я тебя спрашиваю! Когда нас отпустят?!

Павел подумал о том, что этой женщине недолго осталось кричать.

Он подавил непрошеный зевок и, стараясь случайно не зацепить кусок чужой жизни, перевёл взгляд на мальчишку и потерявшего пропуск парня. Первый что-то пытался рассказать, и с его слов не складывались предложения, а последний рассматривал Киру и почти согнулся вдвое, пытаясь увидеть чужое лицо, прикрытое волосами.

Павел показательно опустил руку девушке на плечо. Он не мигая смотрел на парня до тех пор, пока тот не поднял головы. И в ответном взгляде не было ни удивления, ни неловкости.

Какое-то смутное предчувствие поднялось изнутри, рождая неприязнь. Только сейчас он заметил, что у человека неестественно синие глаза, наводящие на мысль о добровольных киборгах.