«Land Cruiser» продолжал ехать, но его движение было подобно полёту в космическом пространстве, так как вокруг не было ни единого предмета, относительно которого можно было бы оценить скорость транспортного средства. Лишь неровности соляного поля рябью проносились перед глазами, сливаясь в рифлёную поверхность солончака. Иногда она походила на гигантские пчелиные соты, иногда – на длинные линии, перечёркнутые перпендикулярными штрихами, кое-где приобретала пористую структуру, будто подтаявший под весенним солнцем снег. А в некоторых местах она превращалась в монолитную основу с хаотично раскиданными элементами, образованными выдавленным на поверхность жидким солевым раствором. Эти завораживающие пляски сменяющих друг друга текстур излучали силу и энергию, будто подстраиваясь под беззвучные ритмы, приводящие в трепет невидимые воздушные нити пространства. Но вот танец замедлился, пульсация ослабла, и, в конце концов, кружение кристаллов окончательно замерло.
Мы остановились около небольшого здания посреди белоснежной пустыни. Этот одноэтажный отель целиком состоял из блоков соли, отёсанных наподобие каменных глыб и скреплённых между собой соляным раствором. Внутри помещения находилась мебель, также сделанная из соли: стулья, столы, кровати, стеллажи. Только крыша была сложена из едва оструганных деревянных балок и покрыта пучками соломы, скреплёнными проволокой и нейлоновыми жгутами. Возле торцевой стены возвышался соляной холм диаметром в несколько метров. Его поверхность была усыпана флагами различных стран и организаций, словно здесь произошло покорение снежных вершин вулканов Анд или пиков Гималаев.
Я прошёлся по хрустящему, как сахарный песок, основанию, оставляя на хрустальной поверхности едва заметные следы. Под тонкой нежной коркой блестели капли воды, не успевшие раствориться в ярком голубом небе, кристаллы соли слепили глаза игрой разнообразных оттенков. А вглядевшись в белоснежную поверхность, можно было рассмотреть сотни замков, дворцов и небольших городов, соединённых друг с другом дорогами и мостами, перекинутыми через реки и ущелья. Передо мной представали тысячи нераскрытых миров, ведущих свою жизнь постоянных превращений под действием яркого солнца и кристально-чистого воздуха. Это были миллионы жемчужин и неогранённых алмазов, щедро разбросанных под моими ногами.
Мотор тревожно заурчал, поглощая в своём чреве литры дизельного топлива и выдавая взамен киловатты мощности, позволяющие бешено крутиться четырём восемнадцатидюймовым колёсам. Автомобиль рванулся к краю солончака, пытаясь догнать заходящее за горизонт солнце. Ночь скрыла озеро, и мне стало казаться, будто его и вовсе не было.
Морозный воздух, пожирающий всё тепло, скопившееся в теле за ночь, хлынул в открытую дверь нашей комнаты. Едва различимый свет проявил контуры четырёх кроватей, покрытых несколькими слоями одеял, две из которых занимали моряки-норвежцы в возрасте немного за двадцать, путешествующие вместе с нами. Я вышел во двор, вдохнул ещё неокрепший рассветный воздух и отправился пить горячий травяной чай, от аромата которого щемило сердце и волны тепла мягко текли по телу, неся одновременно бодрость и спокойствие.
Склон вулкана Тунупа (Thunupa) был словно набран из лоскутов каменистой земли и прострочен булыжными стенами около метра высотой, делящими всю поверхность горы на многоугольники причудливых форм. Среди туфовых глыб грациозно прыгали альпаки. На кисточках их ушей развевалась разноцветная бахрома, указывающая – вместо клейма – их принадлежность определённому хозяину и в то же время придающая им нарядный, праздничный вид. Несмотря на крупное, массивное тело, покрытое плотной шерстью, они без видимых усилий скакали по горным склонам, с любопытством вытягивая свои длинные тонкие шеи, но не подпуская к себе случайных прохожих. Около взрослых особей, не отдаляясь более чем на пару метров, бегали детёныши, покрытые нежной шерстью светло-жёлтых оттенков. Их любознательные и вместе с тем осторожные мордочки выглядывали из-за покатых боков самок, жадно рассматривая новые, непонятные образы двуногих в яркой одежде.
Едва видимая тропа, кое-где прерываемая каменными оградами, всё круче и круче забирала вверх по склону, и, наконец, привела нас к небольшой площадке, откуда была видна поверхность оставшегося внизу солончака. Его берега упирались в голубое небо, слегка подёрнутое рельефными телами небольших облаков, поверхность же напоминала молочное озеро, застывшее в замороженных сливках и нежном безе. Насколько хватало взгляда, не было ни единой песчинки, пятнающей белый саван, растянувшийся на десятки километров. И эта слепящая белизна даже сквозь щёлки прикрытых глаз проникала в мысли картинами волшебной горной страны, существующей на самом деле. Обернувшись назад, я увидел огромный кратер вулкана, окрашенный в коричневые и рыжие тона, вершину же его, словно корона, венчали несколько шпилей золотого цвета, отчего гора обретала поистине королевский вид. Тунупа восседала во главе гигантского стола, покрытого ажурной скатертью, сотканной из кристаллов, не сомневаясь в том, что власть здесь сосредоточена в её руках. И хотя вокруг было множество других пиков, расположившихся по остальным сторонам солончака, оспаривать её право никто не собирался.
Автомобиль снова рисует узоры на снежной поверхности озера. Линии чужих протекторов то сливаются с нашими следами, то плавными, едва различимыми дугами отходят вбок. На заднем сидении смеются дети. А их мама рассказывает нам об окрестностях Ла-Паса. Она боливийка, а её муж – японец; уже несколько месяцев он работает в Лихтенштейне. Она же вместе с двумя своими детьми решила на выходные выбраться в Уюни, чтобы на пару дней отвлечься от работы в министерстве культуры. С детьми она общается как на испанском, так и на японском, а иногда и на какой-то необъяснимой смеси из двух языков. На протяжении двух этих дней их весёлый, задорный гвалт не давал нам заскучать. Но вот мы приближаемся к острову Исла де Пескадо (Isla del Pescado), где нам предстоит поменять автомобиль и познакомиться с новыми попутчиками.
Среди кружевного белого покрывала вырастал каменный остров, с каждой минутой приобретая всё новые и новые детали. Становились видны отдельные глыбы, трещины, огромными столпами в несколько раз выше человеческого роста щетинились кактусы. Соль приобрела сероватый оттенок, а ближе к берегу и вовсе стала грязно-бурой от колёс беспрестанно проезжающих джипов, напоминая теперь снег на улицах больших городов в весеннюю распутицу. «Land Crusier» высадил нас у каменных лавок, собранных из множества плоских булыжников и протянувшихся на сотни метров, и столиков из массивных соляных блоков слоистой структуры. Мы попрощались с нашими попутчиками, автомобиль рванул с места и скрылся за ближайшим отрогом каменной скалы. Гигантские кактусы с огромными иглами длиной в человеческий палец, подобно молчаливым охранникам, стояли на страже бескрайних просторов соляного поля. Их сильные, мощные корни пробивали себе путь сквозь твёрдую породу, вбирая капли воды, затаившиеся в глубинных порах скал, давая полым ощетинившимся стволам накапливать живительную влагу.
Всё на этом острове было построено из камня и древесины, добытой из мёртвых кактусов. Этим необычным пористым материалом были декорированы стены и потолки зданий, из него же выточены указательные знаки и информационные таблички. Вместо привычной для нас древесины его использовали в хозяйственных целях как прочный и одновременно лёгкий строительный материал. Едва намеченная дорожка прыгала среди неотёсанных камней, извивалась по краям обрывов, пробивалась через наступающие глыбы и в итоге приводила на высшую точку острова. С неё были хорошо видны снежные поля, изредка прорезаемые мчащимися по твёрдой поверхности солончака джипами. Остров казался безжизненным – да и разве можно выжить в таких экстремальных условиях? – но вдруг на пару секунд мелькнул пушистый хвост шиншиллы и сразу исчез в ближайшей расщелине. Это убедило меня, что жизнь способна бороться, и никакие сложности среды обитания не в состоянии сломить приспосабливающихся ко всему животных.
