Менее чем за полдоллара можно купить пузатый мешок с высушенными листьями, получив к тому же в придачу лехиа дульсе (lejia dulсе) – небольшой серый цилиндр из спрессованной смеси пепла киноа, аниса и сахарного тростника или его заменитель – пищевую соду. Алкалоиды кокаина расщепляются и всасываются в кровь только в щелочной среде, поэтому для потребления коки необходим дополнительный катализатор. Обычно об этом растении говорят «жевать коку», но в действительности это не так. Комок листьев на продолжительное время кладётся за щёку, где обволакивающая его слюна связывает вещества, чтобы затем они впитались через слизистую оболочку полости рта.

Сегодня культура потребления коки распространена повсеместно, а на её возделывание привлечено большое количество крестьян из горных деревень. Мировая общественность пытается заставить Боливию прекратить выращивание кокаиновых плантаций, поскольку это укрепляет систему наркотрафика и даёт сырьевую поддержку кокаиновым лабораториям. Хотя на деле жевание листьев коки – это примерно такое же употребление наркотиков, как поедание пирожков с маком. А проблему кокаина породила европейская система, ради новых удовольствий и неистребимого любопытства синтезировавшая это вещество. Теперь же сами европейцы стремятся уйти от этой беды не путём идеологического воспитания наций и истребления контрабандных каналов, а за счёт подавления культурных и социальных ценностей стран Латинской Америки, напрочь забывая, что рыба всегда гниёт с головы.

Шершавый асфальт выполз из пригородов Ла-Паса и, учуяв простор, вздохнул полной грудью, растёкшись по обочинам. Колёса минивэна попарно завальсировали по серой ленте дорожного полотна и понесли нас вдоль кружевного ущелья. Среди складок рельефа пестрели оползнями голые склоны. Горная порода мелькала через травяное покрытие пятнами коричневого, рыжего и бурого цветов. Кое-где тонкие нитевидные протоки воды оставили в ней настолько глубокий след, что морщины уходили вглубь скалы на много метров. Частокол кирпичных домов с плоскими бетонными перекрытиями и торчащими антеннами арматуры сменился вереницей каморок, уставленных рядами газировки и изобилием еды в ярких цветных упаковках. Из большинства комнатушек валил густой тёмный дым от готовящейся на решётках пищи. Машины то и дело выныривали из потока и парковались на обочинах. Водители и пассажиры подходили к стойкам, забирали еду и напитки и запрыгивали обратно в уютные салоны.

Пост досмотра на выезде проверял автомобили, преграждая им путь тонким, как трость, оранжевым шлагбаумом. По земле, словно перекати-поле, скакал мусор. Добравшись до пункта дорожной полиции, мы остановились под скучающими взглядами инспекторов. Один из них, не увидев ничего примечательного в минивэне, заполненном иностранными пассажирами, с обоймой велосипедов на крыше, лениво махнул, разрешая нам проехать. Не успев набрать и пару сотен метров высоты, мы заметили, что природа резко изменилась, размыв зелень травы в блёклые полосы. Гранитные оттенки скал проступали сквозь зелёный покров и постепенно свели его на нет. Время от времени по пути попадались заброшенные лачуги, съёжившиеся на открытых пространствах. И всё моё тело напитывалось их ощущением тоски и дискомфорта от собственной ничтожности по сравнению с горами. На некоторых домах крыши провалились внутрь, а на других и вовсе отсутствовали. Часть стен была исписана угловатыми словами непонятно откуда взявшихся художников. Костлявые кирпичные и каменные каркасы зияли пустыми оконными и дверными проёмами.

Ущелье раздвинулось на полкилометра, и, кроме тонкого шнурка реки, в долину протянулось несколько нитей грунтовых дорог. За поворотом мощной крепостью высилась плотина ГЭС. Она закрыла своим выпуклым телом всю долину, преградив путь воде. Зеркало большого водохранилища было абсолютно недвижимо и настолько прозрачно, что на дне были видны ватные хлопья утонувших в нём мягких облаков. Наш минивэн стрелой летел вверх. Трава редкими пожелтевшими пучками мелькала на обочине, тая под натиском каменного крошева породы. Детали гор и поворотов всё больше размывались, приобретая вид потусторонних вещей, лишь на короткое время отразившихся в нашем мире. Всё стало не столько нереальным, сколько необычным, будто смотришь на простые вещи, но с другого ракурса или иначе прищурив глаза. Нет контраста – чёрного и белого. Осталась только дымка – загадочная, обволакивающая, дающая возможность додумать за природу, что же там, впереди… В тумане и облаках исчезают определённость и очерченность, предоставляя фантазии полный простор достраивать вертикальные обрывы, высокие пики скал, гроты, перевалы. Но зачастую на Дороге Смерти даже воображение людей не может превзойти ту безумную природную силу, сотворившую совершенно невероятные ландшафты, поместившиеся на нескольких сотнях километров Альтиплано.

Автомобиль свернул на широкую площадку, находящуюся на вершине перевала, немного не добрав до отметки пять тысяч метров. Слева возникла линия воды, обрамлённая густой сочной травой. Но на расстоянии пяти метров всё теряло детали, превращаясь в сахарную пудру, растёртую по воздуху. В этом кулинарном изыске природы во рту начинал и вправду ощущаться сладковатый привкус, то ли от недостатка кислорода, то ли от всепоглощающей влажности, а может быть, от предстоящего спуска по самой опасной в мире дороге. Столбы опор электропередач, вырастающих из-под земли полыми решётчатыми каркасами, протыкали облака, метр за метром нанизывая туман на металлические шпили. Едва различимые провода уходили в туман, словно накачивая его миллиардами заряженных частиц. Воздух был как будто пропитан энергией, он гулял по моей коже микроскопическими разрядами, отзываясь импульсами в окончаниях нервных клеток. Я старался согнать мелкую дрожь, возникшую не то от холода, не то от волнения. Взял приготовленный велосипед, проверил тормоза и рванул…

Влажный асфальт скользил под колёсами, в лицо летели крошечные брызги сконденсировавшейся воды, плавные дуги огибали рыхлые склоны гор. Навстречу проносились редкие авто. Долина тонула в клубах сливочных облаков, взбитых умелой рукой. Ноги промокли насквозь, но не переставали с остервенением вращать педали велосипеда. Со скал стекали рукава водопадов, ныряя в узкие тоннели водосточных труб, проложенных под дорогой. Отбойные камни пугали распростёршейся за ними пропастью, предупреждая об опасности красными отражателями, похожими на судорожно мерцающие в непогоду маяки. Предельно собравшись, я мчался вперёд.

Асфальтная дорога вонзилась в тёмный тоннель, мы же свернули вбок на грунтовую. Земля заходила волнами, словно при землетрясении, с завидным постоянством ныряя в каждую лужу и увлекая меня за собой. Пневматика велосипеда ходила поршнями вверх и вниз, стремясь хоть немного сгладить неровности. Через четыре сотни метров дорога вновь слилась с мокрым асфальтом. Двигаясь вниз, ещё несколько километров мы разрезали кружевную пелену дождя, пока не добрались до очередного перевала.

Разлинованное асфальтное покрывало новой дороги свернуло влево, а вправо, скользя по влажному гравию и утопая в длинных плетях лиан и листьях папоротника, спускалось полотно старой дороги – Дороги Смерти. Узкая грунтовая полоска, соединяющая боливийскую сельву с высокогорьем, сбегает с высоты более трёх с половиной километров до трёхсот метров над уровнем моря. На этом промежутке холодное Альтиплано стремительно сменяется тропическими джунглями Амазонии, а асфальтное полотно превращается в узкую полосу размытой водопадами грунтовой дороги с отвесным краем.

Горный перевал между Ла-Пасом и Коройко строили в тридцатых годах пленные парагвайцы после кровопролитной войны за Чакскую провинцию, считавшуюся тогда нефтеносной. Эта война за контроль над будущими месторождениями, развязанная двумя корпорациями, британской «Shell Oil» и американской «Standart Oil», обескровила обе воюющие стороны. Парагвай на тот момент только приходил в себя от страшной войны конца шестидесятых годов девятнадцатого века против тройственного союза Бразилии, Уругвая и Аргентины. Эта коалиция тогда устроила настоящий геноцид парагвайского народа, уничтожив восемьдесят процентов населения и аннексировав половину территории страны. Боливия же, находившаяся в зависимости от международных корпораций, пыталась прокормить своё население, за ничтожные деньги работавшее на шахтах и плантациях, принадлежавших иностранному капиталу. Результатом военного конфликта между Парагваем и Боливией стали десятки тысяч убитых и опустошённые бюджеты обеих стран, в то время как корпорации расплатились за это лишь умозрительными убытками от недополученных прибылей. Больших запасов нефти в Чакском регионе так и не было обнаружено.