Я был поражен, как чистоплотен и опрятен стал вдруг этот человек, которого я всегда видел вымазанным какими-то красками… Как рассчитаны, ловки и уверенны стали его движения.
Сперва он сделал длинный поперечный разрез раны, приподнял края ее двумя крючками, как пинцетом, и осторожно вынул из раны раздробленные кости…
Глухой стон больного не прекращался.
— Мозг не пульсирует! Туда проникли частицы костей… — шепнул мне Холльборн.
— Значит все кончено?
— Тише, подождем…
Тена Инжит снова нагнулся над раной и осторожно извлек оттуда еще несколько осколков кости.
Я увидел слабое пульсирование мозга.
Заклинатель взял большой лист банана, промыл его в кокосовой жидкости, согрел над разложенным огнем костра и приложил к ране, края которой быстро и искусно затянул. Затем забинтовал голову дяди волокнами какого-то растения, которое ему подавали его «ассистенты».
Он подождал несколько минут и переложил больного на подушку из прохладных листьев папоротника.
Лицо дяди порозовело. Он дышал мерно и спокойно. Пульс был ровный. Я подошел к Тена-Инжит и горячо пожал его руку. Ведь он спас самое дорогое для меня на свете существо.
Тена-Инжит, которому очевидно были незнакомы такие проявления благодарности, посмотрел на меня с удивлением. Потом перевел взгляд на дядю, опять посмотрел на меня и улыбнулся. Его рука ласково провела по моим волосам, и я заметил в его глазах мягкий, почти нежный блеск.
Кивнув мне головой, он удалился вместе со своими спутниками, которые предварительно положили перед нами на траву большой кусок жареного мяса и плоды.
Я спросил Холльборна, заикаясь от слабости и волнения:
Он…будет… жить?..
Американец ответил уверенно:
— Да!
Он сел на траву и вынул перочинный ножик.
— Нам надо подкрепить свои силы. Скушайте кусок мяса, а потом нужно сплести беседку над вашим дядей… Должен же у него быть хоть какой-нибудь кров над головой.
Мы сплели из длинных ветвей нечто вроде беседки и, убедившись, что раненый спит спокойно, поднялись на гору, чтобы определить размеры совершившейся катастрофы.
Да, старый рудник исчез с лица земли. Полукруглый кратер шел до самого низа шахты. Почти повсюду мы видели блестящий камень, но кое-где выступала смоляная руда. Мы сразу узнали ее по жирному блеску.
Холльборн заметил:
— Здесь еще осталось несколько центнеров. Можно добыть радия на несколько милльонов. Разумеется, нельзя терять время, пока все это не заросло непроходимым лесом…
Я прервал его:
— Не могу больше!.. Мне дурно…
Он подхватил меня и вытащил наверх. Я заметил, что и сам он едва стоит на ногах. Мы спустились вниз без изолирующих масок.
___
Настал вечер.
Мы дежурили весь день у ложа больного. Он все еще не открывал глаз, хотя дышал спокойно. Когда солнце зашло и стало прохладнее, дикари вернулись. Мы не просили их об этом, но они знали сами, что нужны нам. Не говоря ни слова, они подняли носилки, на которых лежал раненый, и медленно понесли их.
Мы с Холльборном шли позади.
— Одному из нас нужно скорей добраться до центральной станции, прислать сюда аэропланы и посмотреть, все ли там благополучно. Ты моложе меня; пойди вперед.
Хорошо, если ты находишь это нужным.
Никому из нас не пришло в голову, что мы впервые сказали друг другу «ты», чего мы никогда не делали раньше. Но это казалось совершенно естественным после тех полных печали и горечи минут, которые мы пережили вместе.
___
Я шел, несмотря на палящий зной. К счастью, мой путь лежал не через голую пустыню, а через кустарник. На полдороге я увидел вагон, в котором наши грабители выехали к горе Руссель. Вагон этот сам по себе откатился назад и остановился, так как под колеса его попал огромный камень. Мне удалось выбросить его и пустить вагон в ход. Так я сэкономил половину пути.
И снова наступила ночь. Я держал револьвер наготове. Бесчисленные змеи шныряли по дороге, птицы кричали в кустах, несколько раз я слышал вдали хохот «смеющегося осла».
Когда солнце взошло, я уже добрался до нашего сторожевого поста Эдит Лагоон. Там еще нечего не знали о случившемся несчастье. Я протелефонировал в Электрополис инженеру Целльнеру, удивленному тем, что он не застал никого из нас на центральной станции. Я просил его выслать два быстроходных аэроплана. Вскоре они прилетели. Один из них был сейчас же послан мною дальше, причем я дал распоряжение пилоту лететь совсем низко,
— Мистер Шмидт ранен, — сказал я. Вы должны встретить его и мистера Холльборна. С ними идут дикари.
На втором аэроплане я долетел до Электрополиса.
Инженер Целльнер ждал меня. Он заметил перемену рычагов на сигнальной доске, но не притронулся к ней. Мы снова привели все в порядок. В городе за это время не случилось ничего. Я видел, что ни Целльнер, ни восемь других инженеров не знали о заговоре Моравца.
Я прошел по пустым пещерам. Повсюду двери сами собой распахивались передо мной и луч, указывая дорогу, бежал впереди. Я вошел в машинное отделение. Здесь все было по-старому; вращались колеса, шелестели приводные ремни, капало масло в маслаки, бурлила и кипела турбинах вода. Предо мной двигались гигантские машины, вытягивая железные руки то направо, то налево, как живые существа, и пели свою песнь, — песнь машин, песнь железных людей.
ГЛАВА 9
Я пробыл в одиночестве почти два месяца и совершенно самостоятельно вел все дело.
Дядю нельзя перевезти в аэроплане. Тена-Инжит, — туземной врач, — которого мы теперь стали ценить, воспротивился этому. Он потребовал, чтобы больного несли на носилках до самого Электрополиса. И он прав. Он оказался разумнее меня и Холльборна. Правда операция прошла благополучно, но рана опасна и малейшее сотрясение повлечет за собой смерть. Путь на аэроплане продлился бы не больше часа, но при полете сотрясение неизбежно. Оно вызывается даже шумом пропеллера, а постоянные колебания аппарата неизбежно вызывают прилив крови к мозговой оболочке.
Тена-Инжит прав.
Дядю несут на руках и переходы совершают только ночью. Днем над больным сплетают беседку и кладут его в тени.
Следом за носилками идут женщины-туземки и тащат все необходимое для сооружения таких беседок.
Аэроплан каждый день совершает рейс от места ночлега дяди в Электрополис и обратно. Мы посылаем больному лед из наших холодильников, пищу и питье.
Но вот настал день, когда дикари пришли в Электрополис. Процессия напоминала похоронную. Наши китайцы выстроились по обеим сторонам улицы. Впереди шел Мормора, украшенный военной татуировкой. Он нес копье, лук и стрелы, точно выступал на защиту больного… За ним медленно двигались носилки… А за носилками шли рядом Холльборн и Тена-Инжит. Шествие замыкало все племя дикарей.
Мы положили дядю в пещеру на его постель. Он был очень бледен и лежал с закрытыми глазами, Тена-Инжит налил из своей бутылки в стакан какой-то коричневой жидкости и велел дать ее больному, когда тот проснется.
Холльборн выглядит сильно постаревшим и озабоченным. Он крепко стискивает мою руку и шепчет:
— Только бы сердце выдержало!..
___
Сегодня исполнилось ровно четыре года с тех пор как я здесь. Четыре года! А мне кажется, что прошли десятки лет. Как пышно расцвел за это время бывший «Пустынный город»! Каким он стал мощным и прекрасным! Я стою на высокой башне и смотрю в подзорную трубу.
У нас уже обработано шесть «паутин», — как мы называем поля, — каждое поле имеет два километра в окружности.
На каждом выстроена платформа, стоя на которой человек управляет всеми машинам.
Вокруг Электрополиса разросся прекрасный эвкалиптовый лес.
Мы едим бананы, маис и пшеницу, которые мы выращиваем там, где была каменистая пустыня.
У нас все новые и новые широкие планы,