Дядя схватил меня за руку и шепнул едва слышно:
— Стой тихо; это не часто удается видеть.
В этот момент молодой самец кенгуру подскочил к юной мадмазель кенгуру, в которую он несомненно был влюблен. Несколько минут он с самой комичной рожей прыгал вокруг нее на задних лапах и на хвосте. Она молча следила за ним прищуренными глазами.
Понемногу кавалер становился смелее; он издал звук, похожий на хриплый кашель, подпрыгнул еще ближе и нагнулся; казалось, что он хочет стать на колени перед своей дамой. Затем протянул лапу и погладил свою возлюбленную по спине.
Но мадмазель кенгуру оказалась очень чопорной особой; она не допускала такой фамильярности и со всего размаха ударила своего поклонника. Потом встала на задние лапы, а передними обняла его. Он сделал то же само так они стояли, как парочка, приготовившаяся танцевать.
Пример заразителен: другие кенгуру приняли такие же позы и вся лужайка покрылась этими парочками, готовыми начать балет.
— Нахватает только румынского оркестра!
Дядя сказал это громко и в ответ ему раздался пронзительный свист вожака. Все стадо обратилось в бегство, кроме одного крупного зверя, который еще прыгал на лужайке.
Но к нему почти такими же прыжками подбирался дикарь, вся одежда которого состояла из повязки на бедрах. Едва животное почуяло его, как остановилось и прижалось к дереву, глядя на своего преследователя кроткими, пугливыми глазами. И в тот же момент тяжелый удар дубины поверг бедного кенгуру на землю.
Я невольно содрогнулся. Дядя, всегда читавший мои мысли, шепнул:
— Ты прав; это жестоко, но… дикари хотят есть и огнестрельного оружия у них нет. И все-таки уж лучше пусть они едят кенгуру, чем…
Он не докончил и, выйдя на лужайку, окликнул человека, стоявшего к нам спиной над распростертой перед ним добычей.
— Миами!
Дикарь испуганно прыгнул в сторону; в этот момент он сам был похож на спасающегося бегством зверя. Но, узнав дядю, он оправился от испуга и бросился ничком на землю со словами:
— Коби!
Это означало: господин.
Дядя заговорил с ним на непонятном мне наречии диких. Я слышал, что он упомянул имя Мормора. Молодой дикарь кивнул головой и подозрительно покосился на меня. Дядя сказал ему еще что-то, одной рукой обнял меня, а другой дикаря… Тот поколебался, но затем в свою очередь привлек меня к себе. Он был среднего роста и очень худ. Я ощущал его ребра под своей рукой. Его волосы возвышались над головой, как огромный парик, и торчали во все стороны.
Затем дядя дал нам по сигаре и мы закурив, — мне вспомнилась трубка мира американцев-индейцев, — отправились куда-то в лес.
Вскоре вдали послышался шум: крик попугаев, лай собак. Собственно говоря, это были не настоящие домашние псы, а так называемые «дингосы» — когда-то одичавшие собаки.
Перед нами открылась просека, а за ней маисовое поле и селение дикарей. Оно состояло из нескольких хижин, если можно назвать хижиной хрупкое сооружение, сплетенное из веток и выложенное травой и листьями. Посередине был разложен костер, а над костром хлопотали с котелками в руках мужчины и женщины. Наряд их был также упрощен до последней степени. Все они неистово орали и перебивали друг друга.
Миами пронзительно крикнул, шум мгновенно стих и вся оравшая компания скрылась.
Затем из хижин появились только одни мужчины, вооруженные длинными копьями, щитами, луком и стрелами. Миами побежал к ним и остановился перед особенно ярко и пестро разукрашенным человеком. Пестрый человек выслушал речь дикаря и крикнул что-то, после чего женщины стремительно бросились к своим котелкам, чтобы унести их.
Дядя, все еще держа меня за руку, вышел вперед и, подойдя к пестрому вождю, сказал ему несколько слов по-английски. К моему удивлению, вождь ответил тоже по-английски, хотя и ломаным языком. Обмен любезностями между ними был таков:
— Приветствую моего брата Мормора!
— Добро пожаловать, мой белый брат!
— Скажи женщинам, чтобы они продолжали свою стряпню; я не буду заглядывать в ваши котелки, также как вы не заглядываете в мои.
Сдержанная улыбка скользнула по лицу вождя.
Мы сели на-корточки перед костром. Одна из женщин принесла нам маисовых лепешек. Миами насадил на вертел кусок только-что убитого кенгуру и принялся поджаривать его.
___
Часом позже.
Мы съели маисовые лепешки и кенгуру, дикари опустошили содержимое своих котелков. Говоря по правде, мне едва лез кусок в горло. Я никак не мог отделаться от мысли, что в этих же котелках варилось человеческое мясо, хотя дядя и успокаивал меня уверениями, что сейчас это племя не ведет ни с кем войны, а в мирном состоянии оно не питается человечиной. Но… все-таки…
Дядя вынул из своей сумки три бутылки рома и предложил их дикарям,
— Я знаю, это яд для них, — шепнул он мне, — и прибегаю к этому угощению очень редко, но сегодня оно необходимо.
После рома дикари оживились и повеселели. Под грохот барабанов они исполнили какую-то сумасшедшую пляску. Они прыгали друг против друга, их щиты сталкивались и звенели, они бросали копья и неистово трясли косматыми головами.
В это время дядя разговаривал с вождем и вождь утвердительно кивал ему головой.
___
Мы летели домой.
Дикари еще до нашего ухода молниеносно исчезли в лесу под предводительством вождя.
___
Настало утро. Дикари пришли в «Пустынный город» немногим раньше нас. Холльборн провел их в большую пещеру, где хранились припасы, и дикари вытащили оттуда громадные куски парусины для палаток и несколько сот железных кольев. После этого вход в кладовую был снова тщательно закрыт и перед ним был посажен колючий кустарник.
Дядя объяснил мне:
— Дикарь не украдет. Став твоим другом, он не нарушит дружбы до тех пор, пока ты сам не предашь его… К сожалению, у белых людей несколько иные нравы.
___
Вскоре Пустынный город стал действительно походить на город. Перед глинобитными хижинами выстроились четыре палатки; в трех должны были жить инженеры, четвертая предназначалась для землекопов.
Я забыл упомянуть, что дядя выписал из Америки, собственно говоря, не столько землекопов, сколько своего рода «волшебников», то есть людей с жезлами, посредством которых они определяли содержимое недр земли и указывали, где именно следует рыть колодцы… Это были на вид странные люди. Одни из них казались вполне современными: привозили с собой особые аппараты, сплетенные из проволоки, и пускались в длинные научные объяснения по поводу свойств этих аппаратов. Другие же были настоящими детьми природы, обросли волосами, носили длинные рубахи с открытой грудью, ходили босиком, в сандалиях, и привезли с собой березовые и ивовые палочки…
Я спросил дядю, неужели он верит в «волшебство» этих палочек?
Он пожал плечами.
— Я ни во что не верю, но чего и не отрицаю. Я знаю, что германское правительство в Южной Африке пользовалось услугами этих людей с их жезлами для нахождения источников. Если они отыщут и здесь подземные ключи — хорошо, если нет — значит я напрасно их выписал.
У нас становилось все оживленнее.
Прибыло 12 инженеров с мастером Аллистер во главе.
Мне кажется, что у Аллистера наметанный взгляд. Люди, которых он привез с собой, подобраны молодец к молодцу. Интересно было присутствовать при их встрече их с дядей. Он принял их в большой пещере, которая служила нам столовой, и разложил на столе карту своих владений. Я сам чертил эту карту под его наблюдением. Она была разбита та 12 участков и из них выделено шесть, в которых работа должна была развернуться немедленно. Дядя развивал свои планы. Прибывшие инженеры слушали сперва удивленно, затем насмешливо и наконец восторженно. Моравец должен был соорудить на юге новую центральную машинную станцию. Там находилось большое озеро, — озеро Карнеджи, не высыхавшее круглый год. Дядя предполагал, оно связано с каким-нибудь подземным источником. Там мы должны были построить новую силовую станцию.