– Нет.

– Да! Почему нет? Да! – Мальчишка затопал по сену. – Ты будешь делать то, что я говорю, ты должен!

– Нет, я не буду, потому что я не должен.

– Да, да, ты должен, должен!

– Нет, потому что…

Джейми помолчал, подбирая слова, встряхнул головой и сел на корточки перед Уилли.

– Понимаешь… Я не буду делать то, чего ты хочешь, потому что я уже не конюх. Вот так. Я ведь говорил, что уезжаю. Далеко.

Мальчишка вконец растерялся. Даже веснушки – у него были забавные веснушки – потемнели.

– Как же так… ты не можешь так поступить! Не можешь уехать.

– Так нужно.

– Нет, не нужно!

Граф Эллсмир сжал зубы и стал похож на прапрадедушку со стороны отца. Джейми был крайне рад, что он один знал, как выглядел Саймон Фрэзер, лорд Ловат, иначе обитатели Хэлуотера были бы поражены сходством.

– Не нужно, я не дам тебе этого сделать!

– Милорд, ты ведь понимаешь, что больше не можешь распоряжаться мной. Мне нужно уехать, и я сделаю это, хочешь ты этого или нет. – Джейми был настроен решительно и радовался оттого, что может говорить Уилли что хочет.

– Если ты не останешься… – Парнишка не мог быстро выдумать сколько-нибудь серьезной угрозы, поэтому использовал первое грозное оружие, бывшее в его распоряжении. – Если ты не останешься, я перепугаю всех лошадей, буду кричать, визжать и топать, вот!

– Ах ты негодник! Вот попробуй только – ты у меня получишь!

Джейми уже мог не заботиться о том, как воспримут тот или иной его поступок в Хэлуотере, поэтому мог поступать как считал нужным и в самом деле отшлепать избалованного графа. Пуганые породистые лошади были достаточным основанием для телесного наказания.

Маленький граф рассердился, наверное, еще пуще Джейми: пытаясь повлиять на принятое решение, он вдохнул побольше воздуха и понесся по конюшне, визжа изо всех сил.

Гнедая Миллз Флер была недовольна тем, что ее копыта трогали и что-то там делали с ними, а когда паршивец Уилли промчался мимо нее с оглушающим писком, она громко заржала и встала на дыбы.

Другие лошади услышали ее тревожный призыв и также заржали; некоторые били копытами по стойлам. Малец бежал, выкрикивая ругательства – к удивлению Джейми, он знал их предостаточно, – пиная ногами загородки и тем самым еще больше пугая лошадей.

Нельзя было допускать, чтобы переполошилась вся конюшня. Джейми схватил гнедую под уздцы и едва смог вывести ее наружу. К счастью, от этих манипуляций никто не пострадал. Когда Миллз Флер была привязана к изгороди загона, Фрэзер отправился на поиски Уилли.

Тот орал и продолжал бегать по конюшне, не замечая ничего вокруг.

Когда юный граф, в очередной раз пробегая мимо входа, выдал новую порцию ругательств, Джейми легко подхватил его за шиворот – тот брыкался и орал во всю мочь, – поднес к колоде, служившей для подковки лошадей, положил Уилли себе на колени, хорошенько врезал ему несколько раз и рывком поставил на ноги.

– Ненавижу!

Уилли принял вертикальное положение, тяжело дыша. У него было заплаканное лицо; в ярости он сжал кулаки.

– И я не рад тебе, негодник, маленький бастард! – Джейми не выбирал выражений.

Мальчонка покраснел еще больше.

– Нет! Я не бастард! Извинись! Не называй меня так никогда, не имеешь права! И никто не имеет! Я не бастард! Забери свои слова!

Джейми не ожидал такой реакции. Выходит, Уилли был свидетелем какого-то неприятного разговора, и… Он слишком долго пробыл в Хэлуотере, чтобы это прошло бесследно для мальчика.

– Извините, милорд. Я был не прав, мне не следовало говорить этого. Я беру свои слова обратно.

Джейми очень хотел крепко обнять Уилли или хотя бы взять его на руки, но… Но он был конюхом, пускай и бывшим, а мальчик был графом, пускай и юным.

Уилли честно пытался принять вид, хоть отдаленно напоминающий графский: он сдерживал вновь набежавшие слезы и утирал исподволь высыхавшие.

– Милорд, разрешите мне.

Джейми сделал то, что ему давно хотелось: встал перед мальчиком на колени и достал грубый платок, чтобы утереть им нос Уилли. Тот смотрел на него очень грустно.

– Мак, ты совсем никак не можешь остаться?

– Совсем…

Синие-синие глаза Уилли опечалились еще больше. Они так напоминали самого Джейми, что он не стал сдерживаться – в конце концов не все ли равно, увидит их кто-то или нет? – и прижал изо всех сил мальчика к себе. Правильно это было или нет, но малыш хотя бы так получил часть отцовской ласки. Джейми мог приласкать его только так, чтобы ребенок не видел слез отца.

Уилли обнял его и дрожал от сдерживаемых рыданий. Джейми гладил его по голове, по спине и утешал по-гэльски.

Он первый прекратил их трогательную близость, отстраняя мальчонку.

– Идем ко мне. Я хочу подарить тебе кое-что.

Сеновал больше не был единственным прибежищем Фрэзера: он давно жил в каморке у кладовки, принадлежавшей раньше главному конюху Хью, который больше не занимался лошадьми. Там было мало места, но было главное – тепло и возможность побыть одному, когда хотелось.

Скромное убранство комнаты составляли койка, табурет, ночной горшок и небольшой столик, на котором размещались все необходимые предметы: книги, большая тонкая свеча в глиняном подсвечнике и маленькая толстая свечка перед статуэткой Богоматери. Деревянную фигурку Святой Девы прислала Дженни, заказав ее у французских мастеров.

– Зачем здесь эта свечка? – полюбопытствовал мальчик. – Бабушка сказала, что так делают только грязные паписты. Мы не жжем свечей перед языческими образами!

– Выходит, я грязный папист, – ухмыльнулся Джейми. – Но это вовсе не языческий образ, это Дева Мария.

– Да? – Уилли казался заинтересованным. – А зачем жечь свечи перед ней?

Джейми задумался, почесывая буйную шевелюру.

– Ну-у… Для того чтобы помнить, наверное. Когда начинаешь молиться, зажигаешь свечу. А пока читаешь молитву, вспоминаешь тех, кто тебе дорог, кого ты любишь. Свеча горит и будто запоминает тех, кого ты помянул в своей молитве.

– И о ком ты молишься?

Мальчонка походил на воробья после драки – такой же взъерошенный и неприбранный. Но его все еще красные глаза уже горели от любопытства.

– Ой, об очень многих людях, всех сразу и не перечислишь. О тех, кто находится на моей родине, далеко отсюда, и о тех, кто сейчас вдали от дома. О родных, они живут в горах в Шотландии. Там моя сестра и семья. О друзьях. О жене.

Иногда Джейми зажигал свечу, чтобы помянуть юную прекрасную Джиниву, чья жизнь была такой короткой, но, разумеется, Уилли не узнал этого.

Мальчик нахмурился, обдумывая услышанное.

– Но ты ведь не женат!

– Я был женат. И я всегда помню об этом.

Уилли потрогал деревянную фигурку, словно боясь нарушить ее покой и в то же время желая удостовериться в ее силе. Дева Мария была кротка подобно голубке, она ласково протягивала к нему руки.

– Мне тоже хочется делать как ты. Хочу быть грязным папистом! – выпалил юный английский граф.

– Нет, что ты! Разве тебе можно? – Джейми был напуган и растроган этим неожиданным признанием. – Бабушка и тетя сойдут с ума.

– Что, у них тоже пойдет ртом пена? Помнишь бешеную лису, которую ты убил? Будет так, да? – ничтоже сумняшеся спросил малютка.

– Что ж… вполне может быть.

– Я хочу быть папистом! – Уилли уже забыл недавние шалости перед лицом новых. – Я никому не расскажу об этом, правда! Ни бабушке, ни тете Изабель. Мак, прошу тебя! Ну пожалуйста! Мне хочется быть таким, как ты! Я хочу быть похожим на тебя! – канючил мальчик.

Джейми одолели сомнения. Вправе ли он так поступать, не зашел ли он слишком далеко? Не будет ли это для избалованного наследника многочисленных земель всего лишь очередной ничего не стоящей забавой, о которой забывают на следующий день? И все же Уилли был настолько искренен в своих заверениях и Джейми так хотелось подарить ему что-то кроме деревянной лошадки, которую он было приготовил для него, что он решился. Отец Макмюррей говорил им в школе, что верующий мирянин вправе совершить обряд крещения, если случай крайний, а священника нет.