Он живо представил себе, как лысина преподобного блестит под светом старинных светильников, повешенных в коридоре, пока ее обладатель неторопливо двигается из кабинета в кухню. А там возится у плиты старая миссис Грэм, бабушка Фионы, которая кормила старика, когда его бдения затягивались до ночи, так же, как это делает теперь ее внучка.

«Все-таки странно, – размышлял он по дороге к кабинету, – что раньше влияло на то, что сын шел по стопам отца: простота решения, стремление сохранить семейное дело или у членов одной семьи отмечалась предрасположенность к определенным работам? Правда ли, что кто-то появляется на свет, чтобы стать кузнецом, купцом или поваром, рождается уже со способностями и склонностью к тому занятию, которое встречается им в жизни в первую очередь?»

Понятно, что так бывает не всегда и не со всеми, и постоянно встречались те, кто оставлял родной дом и отправлялся в путешествия, либо занимались чем-то, незнакомым их родным и близким. Иначе на свете не встречались бы ни изобретатели, ни странники.

Но в наши дни, когда легко получить любое образование или отправиться в путешествие по миру, в некоторых семьях продолжают хранить верность тем или иным родам занятий.

Конечно, он ужасно хотел узнать, какие склонности получила в наследство Брианна. Роджер задумчиво смотрел на Клэр, устроившуюся за столом, и размышлял, что Брианне досталось от матери, а что – от древнего горца. Солдата, землевладельца, придворного, лэрда – ее отца.

Через пятнадцать минут Клэр закрыла последнюю папку и облегченно откинулась на спинку стула, а Роджер все думал о Брианне.

– Интересно, о чем это вы задумались? – спросила женщина, налив себе какао.

– Ни о чем специальном, – улыбнувшись, сказал очнувшийся от дум Роджер. – О том, как люди становятся теми, кем становятся. Вот, например, вы, как вы стали врачом?

– Как я стала врачом?

Клэр вдохнула поднимавшийся над чашкой пар, сочла, что какао слишком горячее, и поставила чашку обратно на стол среди книг, журналов и бумажек, покрытых карандашными заметками. Потом чуть улыбнулась и потерла руки, обожженные о горячую чашку.

– А как вы стали историком?

– Довольно просто, – ответил молодой человек, откинувшись в кресле.

Он взмахнул рукой на комнату: книги, бумаги, старинные безделушки, погладил стоявший на столе шедевр восемнадцатого века – маленькие позолоченные каретные часы с крошечными колокольчиками, отбивавшие каждые четверть часа.

– Я вырос среди всего этого и, как только выучил грамоту, стал странствовать с отцом по Хайленду в поисках древностей. Кажется, не было ничего естественнее, чем продолжить начатое. А вы?

Клэр кивнула и расправила затекшие плечи. Брианна давно устала и час назад легла, но Клэр и Роджер продолжили многочасовую работу по изучению реестров заключенных английских тюрем.

– В общем, у меня было нечто похожее, – ответила она. – Не то чтобы я решила стать врачом неожиданно, но как-то раз мне показалось, что я всегда была доктором и мне очень этого не хватает.

Клэр положила руки на стол и зашевелила тонкими изящными пальцами с аккуратными овальными ногтями.

– Есть такая песенка времен Первой мировой, – медленно сказала она. – Иногда к нам приходили старые армейские друзья дядюшки Лэма, выпивали и пели, тогда-то я ее и узнала. Там есть такие строчки:

Она спела и усмехнулась.

– Я побывала в Париже, – тихо сказала она. – И много еще где побывала и что повидала: Амьен, Престон, Фолкирк, больницу «Обитель ангелов» и так называемую операционную в Леохе. Я была врачом как он есть, узнала все грани профессии: помогала при родах, вправляла вывихи, зашивала раны, купировала лихорадку… – Клэр не договорила и пожала плечами. – Разумеется, мне очень не хватало знаний, и я понимала, что следует многому научиться, потому я и отправилась учиться медицине. Впрочем, на самом деле это ничего особенно не меняет.

Она подцепила пальцем пенку с какао и слизнула.

– Да, у меня есть диплом, но врачом я стала задолго до того, как его получила, даже раньше, чем пошла учиться.

– Думаю, это было не так-то просто, – заметил Роджер. Он подул на какао и явно заинтересованно взглянул на собеседницу. – И тогда в медицину попадало очень мало женщин, да и теперь, по правде говоря, женщин-врачей не очень много, а у вас еще и была семья.

– Да, конечно, нельзя сказать, что все было легко и просто, – странно посмотрела на него она. – Разумеется, пришлось ждать момента, когда Брианна пойдет в школу и у нас появятся деньги на домработницу, но… – Клэр пожала плечами и улыбнулась. – На несколько лет я забыла о том, что такое высыпаться. Это слегка помогло. Как ни странно, и Фрэнк помогал.

Молодой человек счел, что какао остыло и его можно спокойно пить. Он сжал чашку ладонями и радовался тому, как фарфор передает тепло в его руки. Стояло начало июня, однако ночи оставались холодными, и приходилось пользоваться электрообогревателями.

– Что вы говорите? – с интересом заметил Роджер. – После ваших предыдущих рассказов мне показалось, что Фрэнк не особенно одобрял ваши образовательные порывы.

– Он и не одобрял.

Она чуть поджала губы, что сказало молодому историку куда больше, чем любые речи: незабытые ссоры, неоконченные выяснения отношений, молчаливое противоборство вместо явной неприязни.

«Какая у нее выразительная мимика», – подумал он о Клэр и сразу же задумался, не выдает ли его собственное лицо все тайные мысли. Взволновавшись, Роджер склонился над чашкой какао и отпил.

Потом поднял голову и обнаружил, что Клэр смотрит на него с весельем.

– А почему он передумал? – попытался он ее отвлечь.

– Из-за Бри, – ответила Клэр, и на ее лице, как всегда, когда она заговаривала о дочери, появилась мягкость. – Для Фрэнка значение в жизни имела, пожалуй, одна Бри.

Как я уже сказала, я ждала, когда дочь пойдет в школу. Однако порой все равно бывало, что она приходила домой, а я не могла уделить ей внимание, поэтому мы были вынуждены нанимать домоправительниц и бэбиситтеров из агентств. Случалось, попадались толковые и внимательные, но наоборот оказывалось гораздо чаще.

Вспоминаю, как однажды в больницу позвонили и сообщили мне, что с Брианной произошел несчастный случай. Прямо в зеленом хирургическом костюме я выбежала на улицу и понеслась домой, наплевав на правила движения. Возле дома стояла полицейская машина и карета «Скорой помощи». В сумерках сверкали красные огни мигалок, а вокруг толпились любопытные соседи, выбравшиеся на улицу.

Потом, когда мы сложили из фрагментов всю картину, оказалось, что приходящая нянька, разозлившаяся на то, что я в который раз задержалась на работе, после оговоренного часа просто надела пальто и ушла, оставив семилетнюю Брианну одну. При этом она велела ждать маму, что девочка послушно и делала приблизительно в течение часа. Потом зашло солнце, Бри стало страшно в одиночестве, и она решила пойти поискать меня. Она переходила улицу, и ее сбил заворачивавший из-за угла автомобиль.

К счастью, Брианна почти не пострадала: машина ехала на небольшой скорости, и девочка отделалась ушибами, ссадинами и испугом. Надо сказать, она испугалась гораздо меньше меня. Да и боль от ушибов, думаю, нельзя было сравнить с тем, что я пережила, ворвавшись в гостиную и обнаружив, что дочь лежит на диване и, размазывая по грязным щекам слезы, спрашивает меня:

– Мама! Где ты была? Я тебя не нашла!

Мне понадобилось почти все профессиональное спокойствие, но ее утешила, осмотрела, еще раз тщательно обработала ссадины и царапины и уложила спать вместе с ее любимым мишкой. Спасибо полицейским и врачам «Скорой», которые, как мне почему-то казалось, смотрели на меня с немым укором.

Когда все кончилось, я почти свалилась на кухне на стул и расплакалась.