– Ты же прекрасно знаешь, – резко ответил Джейми, щеки которого пылали от раздражения.

– А почему? – прямо спросила она.

– Почему? – От неожиданности он разинул рот и уставился на сестру. – Ты с ума сошла? Что же я, думаешь, похож на мужчин, которые таскаются из дома в дом и норовят улечься с каждой?

– Ну не с каждой, конечно, – грустно улыбнулась та. – Братец, ты благородный честный человек и не воспользуешься женской слабостью. Так я и твержу, что тебе нужна не любовница, а жена.

– Нет! – закричал так громко, что младенец дернулся и пискнул.

Джейми машинально стал его баюкать и вместе с тем сердито выговаривать:

– Послушай меня, Дженни Мюррей, я не собираюсь еще раз жениться, и выкинь из головы свои желания сводни. Ничего такого и знать не хочу, слышишь меня?

– Слышу, – спокойно ответила сестра и села в кровати, опершись на подушку, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ты желаешь жить как монах до конца дней своих? – спросила Дженни. – И отправишься в могилу, не оставив сына, который тебя похоронит и продолжит твой род?

– Черт возьми, не твое дело!

Он резко отвернулся, быстро отошел к окну и уставился невидящим взором на двор, пытаясь унять бьющееся сердце.

– Конечно, ты тоскуешь по Клэр, – раздался тихий голос Дженни за его спиной. – Думаешь, если Эуон не вернется, я смогу его забыть? Но ведь жизнь продолжается, братец, да и не думаю, чтобы Клэр хотела, чтобы ты прожил оставшуюся жизнь в одиночестве, не оставив потомства.

Наступило долгое молчание; он лишь стоял, прижав к себе младенца, и чувствовал тепло его головы. Перед ним в оконном стекле расплылось отражение: неясная высокая фигура с неуместным белым свертком ниже бледного пятна на месте лица.

– Она была на сносях, – сказал он, глядя на отражение, – когда она… когда я ее потерял.

Что же еще он мог сказать? Если он решит начать объяснять Дженни, где, как он надеется, сейчас Клэр, она его все равно не поймет. И как втолковать, что в его душе нет места другой, пока он уповает на то, что Клэр жива, пусть даже и потеряна для него навсегда?

Дженни выдержала долгую паузу.

– Поэтому ты сегодня и пришел? – в конце концов спросила она.

Он вздохнул и повернулся к сестре, прислонившись головой к прохладному стеклу. Она откинулась на подушки; темные волосы разметались, взгляд был полон нежности.

– Возможно, и так, – согласился он. – Я не сумел помочь жене, наверное, и решил, что смогу помочь тебе. Впрочем, – горько продолжил он, – и тут ничего не вышло. Как не было от меня толку для нее, так нет и для тебя.

Дженни сочувственно протянула руку и хотела было произнести слова утешения, но внизу неожиданно раздались шум, топот и крики. Глаза ее расширились от испуга.

– Матерь Божья! – побледнев, промолвила она. – Англичане!

– Господи!

Возглас Джейми стал мольбой и вместе с тем отчаянным криком. Он быстро осмотрелся, с кровати на окно, чтобы понять, лучше попробовать спрятаться или убежать. На лестнице уже топали сапоги.

– В шкаф! – показав рукой, торопливо шепнула Дженни.

Не раздумывая, он влез в большой шкаф и закрыл за собой дверцы.

Дверь в комнату с грохотом открылась. На пороге стоял человек в красном мундире и треуголке, державший в руке обнаженную шпагу. Затем капитан осмотрелся и вперился в женщину, лежавшую в кровати.

– Миссис Мюррей? – спросил он.

Дженни напряглась, пытаясь сесть.

– Это я. И мне хотелось бы знать, какого черта вам понадобилось в моем доме? – с вызовом спросила она.

От слабости у нее дрожали руки, а бледное лицо покрылось потом, однако женщина воинственно подняла голову и гневно заявила пришельцу:

– Убирайтесь!

Проигнорировав ее слова, капитан пересек комнату и подошел к окну. Джейми было видно, как красный мундир отошел от шкафа, затем появилась его спина. Затем англичанин сказал:

– Моя разведка сообщила, что неподалеку от вашего дома раздался выстрел. Где стрелявшие?

– Здесь никого нет.

Дженни говорила уверенным голосом, но не могла больше сидеть от слабости и в изнеможении вновь откинулась на подушку.

– Мужа вы уже увели, а старшему сыну всего десять лет.

Дженни умолчала о Рэбби и Фергюсе: подростков вроде них англичане вполне могли счесть взрослыми, особенно когда речь идет о подозрении в мятеже. Оставалась надежда, что мальчишки заметили вторжение и скрылись до того, как их заметили.

Немолодой капитан явно прошел через многое и не напоминал легковерного человека.

– Вы знаете, что в Хайленде запрещено держать оружие дома. Это серьезное преступление, – произнес он и скомандовал солдату, появившемуся следом: – Дженкинс, обыскать дом.

Тут на лестнице раздался такой шум, что приказ капитану даже пришлось отдавать громким голосом.

В комнату ворвалась миссис Иннес, чуть не сбив бедного Дженкинса с ног, и набросилась на капитана с кулаками.

– Оставьте в покое бедную леди! – закричала она.

Голос повитухи дрожал, из-под чепца торчали кудри, но настроена она была весьма решительно.

– Убирайтесь, бесстыдники! Оставьте леди в покое!

– Да кто ж тут твою хозяйку обижает? – сердито спросил капитан, который, видимо, счел миссис Иннес служанкой. – Я лишь…

– Всего час назад она разрешилась от бремени! Вам даже смотреть на нее не следует, не то что…

– Разрешилась? – перебил англичанин и с внезапно возникшим интересом уставился на кровать. – Миссис Мюррей, вы родили? А где ваш младенец?

Младенец в этот миг ворочался в пеленках, поскольку испуганный дядя неосознанно прижал его к себе изо всех сил. Джейми смог разглядеть из шкафа окаменевшее лицо Дженни, на котором выделялись мертвенно-белые губы.

– Младенец умер, – заявила родильница.

Миссис Иннес открыла рот от изумления. Хорошо лишь, что капитан драгун смотрел только на Дженни.

– Да? – медленно произнес он. – А почему?..

– Мама! – раздался страдальческий крик от дверей: маленький Джейми вырвался из рук солдата, который пытался его задержать, и бросился к матери. – Мама, ребенок умер? Нет, нет!

Джейми в слезах уткнулся лицом в одеяло. Одновременно с ним новорожденный Эуон, словно пытаясь опровергнуть сказанное, напомнил о своем существовании: чувствительно пнул дядюшку ногами под ребра и что-то забурчал (к счастью, эти звуки оказались не слышны за рыданиями его старшего брата).

Дженни пыталась утешить сына, повитуха безуспешно пробовала поднять на ноги Джейми, который вцепился матери в рукав, английский капитан тщетно старался перекричать детские рыдания; помимо прочего, от топота солдатских сапог дом весь трясся. В уверенности, что красные мундиры станут дознаваться, где тело младенца, Джейми стал трясти ребенка, чтобы тот не вздумал заплакать, и еще сильнее прижал племянника к себе. Свободной рукой он взялся за рукоять кинжала; впрочем, он прекрасно понимал, что, если его найдут в шкафу, он не успеет перерезать себе горло.

Недовольный положением, в которое он попал, младенец кряхтел, и его кряхтение казалось дядюшке чуть ли не громче плача его старшего племянника. К счастью, дело обстояло иначе, и дому не грозил огонь, а его обитателям – гибель.

– Это вы виноваты!

Неожиданно маленький Джейми вскочил и, красный от гнева, бросился на капитана, словно бодливый теленок, опустив в пол покрытое слезами лицо.

– Это ты, ты убил моего братца, черт английский!

Англичанин, застигнутый этим внезапным нападением врасплох, испуганно заморгал и попятился.

– Нет, парень, ты ошибаешься. Я только пришел спросить…

– Черт поганый! Гад! A mhic an diabhoil!

Маленький Джейми, вне себя от горя, не останавливался, выкрикивая все известные ему бранные слова, и гэльские, и английские.

– Э-э! – громко произнес новорожденный прямо в ухо Джейми. – Э-э-э!

Это весьма напоминало начало полноценного крика. Перепуганный донельзя пленник шкафа смог только оторвать руку от кинжала и сунуть свой палец в мокрый рот, издававший разоблачительные звуки. Беззубые десны сжали палец с такой силой, что Джейми сам чуть не заорал.