— Вопросы есть к товарищу Струмилину? — спросил полковник. — Нет? Тогда предоставим слово капитану Качалову.

Сергей Владимирович положил перед начальником отдела протоколы и вернулся на место.

— Я обойдусь краткой информацией. Потерпевший сразу же опознал по фотографии Ковалева. Есть интересная подробность: какой-то молодой человек спрашивал в больнице о состоянии здоровья пострадавшего, а молодых родственников и товарищей по работе у него нет.

Павел Михайлович подвел итоги совещания и в конце обратился к Качалову:

— Вы, Сергей Владимирович, знаете Ковалева в лицо, вам и карты в руки. Брать его надо подальше от дома. А потом уж и обыск. Товарищ Струмилин, за вами Сергеев.

После встречи у «Бородинской панорамы» Гундосому полегчало. Он рассуждал: «Жив старикан, ну и хрен с ним. А мы и не старались его укокошить. Интерес ходить с «вышкой» за плечами». От этих мыслей он даже подобрел и решил купить и отвезти Римке подарок.

В комнату вошла мать, спросила:

— Ужинать будешь?

— А как же, — ответил сын. — Ужин — вещь полезная.

— Ну, тогда иди, отец ждет на кухне.

Гундосый прошел на кухню и шепнул отцу на ухо:

— Давай по маленькой, батя?

— Это можно, — отец от удовольствия потер руки.

Поужинали. Гундосый заперся в уборной, вытащил из-под ванной пистолет, долго вертел его в руках, подумал и положил обратно. В прихожей он по локоть засунул руку в голенище старого сапога, достал несколько десятирублевок и хлопнул дверью.

В «Гастрономе» Гундосый купил большой набор шоколадных конфет в красивой круглой коробке и бутылку польской водки. Вышел из магазина, остановился, закурил и, увидев зеленый огонь такси, заспешил к стоянке.

Сергей Владимирович запомнил номер автомашины, посмотрел на часы и скомандовал шоферу «Волги»: «Вперед!»

Водитель поставил «Волгу» под арку дома, в который, как уже было известно, не раз приходил Ковалев, а сотрудники МУРа вошли в парадное. Двое поднялись наверх, двое встали внизу, за дверью.

Ковалев вышел из такси. Сергей Владимирович смотрел на него и думал: «Только бы в момент задержания не появились жильцы».

Насвистывая, Гундосый подошел к подъезду, оглянулся, посмотрел по сторонам и толкнул ногой дверь. Качалов в это время спускался по лестнице ему навстречу.

— Иван Денисович, поговорить надо, — на ходу обратился к Гундосому капитан.

Ковалев вздрогнул так, что коробка выпала у него из рук, остановился и до боли в суставах сжал пудовые кулаки. Мысли заработали лихорадочно: «Неужели влип? Докопались... А может быть, с кем-то путают? Балда, не взял пушку. Впрочем, хорошо, за нее срок дают...»

— Что же вы молчите, Ковалев? — услышал он сзади.

— Вы меня с кем-то путаете, граждане, — стараясь казаться спокойным, ответил Гундосый.

Сергей Владимирович подошел к нему вплотную.

— Придется вам пройти с нами.

— А на каком основании вы меня задерживаете? Это произвол! — наступал на Качалова Гундосый.

Его окружили несколько человек, потребовали вытащить руки из карманов, расстегнуть пальто. А он все больше распалялся, стараясь привлечь к себе внимание жителей подъезда: авось шум дойдет до Римки, а то никто из своих не узнает, что его «замели».

— Не кричите, Ковалев, здесь глухих нет, — предупредил его Качалов. — И поднимите коробку.

— Что я, нищий, что ли? — ухмыльнулся Гундосый и мыском полуботинка отшвырнул конфеты. Коробка ударилась о стену, встала на ребро и покатилась. Конфеты посыпались на лестницу.

Сергей Владимирович только сейчас заметил, что на площадке собрались жильцы и с любопытством наблюдают за происходящим. «Как это я прошляпил? — мысленно выругал себя Качалов. — Теперь слухов не оберешься». И скомандовал своей группе:

— Пошли!

Качалов не ошибся. Только сотрудники милиции, ведя Ковалева, вышли на улицу, жильцы, которых все больше собиралось на лестничной площадке, зашептались, потом наперебой заговорили в полный голос. Один сказал, что к ним в подъезд повадился ходить шпион, у него в коробке с конфетами нашли важные сведения, другой — что задержан крупный спекулянт, третий — что «взяли» с поличным директора магазина. Всех перещеголяла пенсионерка Чулкова: она обежала своих приятельниц и в лицах рассказывала, как у нее на глазах восемь бандитов раздели человека до исподнего.

Гундосый рассчитал правильно. Слух докатился и до Римки. Как только она узнала о задержании в их подъезде «неизвестного», сразу же отпросилась с работы, сославшись на болезнь матери. Заведующая парикмахерской посочувствовала ей и отпустила. Римка тут же отправилась на Белорусский вокзал и села в электричку. Около получаса бродила она по дачному поселку и наконец отыскала нужный номер дома. Постучалась. Дверь долго не открывали. Потом послышался скрип половиц.

— Вам кого? — спросил старческий голос.

— Я по делу, — ответила Римка.

Загремел засов.

Хмырь лежал на кушетке. На приветствие гостьи он ответил кивком головы и предложил ей стул.

— Я ненадолго, — осматривая скудное убранство комнаты, проговорила Римка. — Ивана вчера взяли...

Хмырь поморщился.

— А ты чего стоишь?

— Да мне пора домой.

Хмырь подошел к гостье, снял с нее плащ, бросил на спинку стула и уставился своими раскосыми глазами на ее грудь.

— В любовь давно не играл, чуешь, Римка?

Гостья отвернулась:

— Потом...

— Потом, потом... — передразнил Хмырь. Шагнув к двери, он накинул на петлю крючок и толкнул Римку на кушетку...

О таких, как Римма, в уголовном кодексе ничего не сказано, их деяния не подпадают ни под одну статью, но несмотря на это их фамилии частенько мелькают на страницах уголовных дел. «Девиц легкого поведения» — так их именуют в милиции — преступники нередко упоминают в своих показаниях как «знакомых», которые обеспечивают им алиби. Когда для преступника наступает час расплаты, следователь вызывает девиц легкого поведения в качестве свидетелей. Такие «свидетели» обычно отвечают так: «Заходил, ночевал несколько раз... Были в ресторанах... Отношения? Это мое личное дело. Делал ли подарки? Да. А разве неприятно их получать девушке? Говорите, преступник? А я-то откуда знала?» Эти особы — потенциальные правонарушители. Они проматывают деньги вместе с ворами, грабителями, взяточниками, спекулянтами, расхитителями государственной собственности и прочей нечистью. Любители легкой наживы, конечно, не посвящают их во все тайны своих «дел», а лишь содержат при себе, давая «мелкие» поручения. Подобные девицы, конечно, хорошо знают, на какие средства получали щедрые подарки и участвовали в пьяных оргиях, но им нет до этого никакого дела. Посадят одного — найдется другой. Лишь бы «красивая жизнь» продолжалась. В конце концов они встают на преступный путь и идут вслед за своими «благодетелями».

Девиц легкого поведения часто вызывают в милицию для профилактических бесед. В таких случаях они, как правило, делают удивленные глаза, изображая из себя незаслуженно оскорбленных, а порой даже с пафосом говорят о свободе личности. Приходится сожалеть о том, что в свое время им очень недоставало широкого отцовского ремня, а также о том, что в коллективах, где работают теперь эти «свободные» личности, знают, каков их образ жизни, но только перемывают им косточки по углам, а вмешаться, приструнить стесняются: нельзя — личная жизнь. Так на плодородном поле общества вырастает сорняк. Не вырви его вовремя с корнем, он окрепнет да еще и погубит молодую поросль. Значит, борьба с подобными личностями — общее дело. Главное — чтобы в этой борьбе не было равнодушных.

Получив от Хмыря сигнал бедствия, Настасья приняла срочные меры на случай, если и ее потянут к ответу. И хотя она была зла на Акима, но все-таки с нетерпением ждала его. Не потому, что ей очень хотелось предостеречь своего «благодетеля», а потому, что ее судьба полностью зависела от него.

Овеченский будто почувствовал что-то. По дороге в театр он остановил автомашину у телефона-автомата и сказал Марине, что ему необходимо позвонить на работу. Из будки он выскочил как ошпаренный и пронесся мимо собственного «Москвича». Если бы Марина не окликнула его, Аким Акимович, наверное, так и не остановился бы.