В подземелье они обнаружили сравнительно свежие отпечатки подошв обуви, четко выделявшиеся на толстом слое густой, слежавшейся пыли. Причем следы шли в двух направлениях — туда и обратно, так что вторая цепь следов, более свежих, во многих местах нарушала первую. Были найдены также пустой футляр от какой-то большой книги с темными пятнами на внутренних стенках и совсем пожелтевшая немецкая газета. В конце тоннеля оказался глубокий колодец, наполненный водой.
После изъятия пальцевых отпечатков, обнаруженных на внутренних стенках футляра, лейтенант Воронин бережно уложил его во вместительный портфель и тут же отправился по проторенной дорожке к заведующей библиотекой. Она долго рассматривала находку, даже принюхивалась (так показалось Воронину) и наконец, отложив футляр, сказала:
— Скорее всего здесь хранилось священное писание. Мы с такими экземплярами не сталкивались. Советую вам обратиться к настоятелю собора отцу Борису.
К служителю культа поехал полковник Жихарев, облачившийся по такому случаю в непривычный для него штатский костюм. В машине он посоветовался со старшиной Полозовым:
— Герасим Лукич, как мне настоятеля-то величать в разговоре?
Тот после долгого молчания ответил:
— Наверное, отец Борис.
— Отец, — хмыкнул полковник. — Он, пожалуй, лет на пять моложе меня будет. Отец...
— А если просто так, без имени и на вы? — подсказал старшина.
— Это больше подходит, — согласился полковник и уставился в окно кабины.
«Волга» медленно подползла к ярко-зеленой ограде, окружавшей аккуратный увитый плющом дом. Полковник вышел из машины, взял под мышку футляр, бережно завернутый в белую бумагу, толкнул калитку и ступил на дорожку, посыпанную ослепительно-желтым песком. В сенях его встретила женщина. Певучим голосом она пригласила Жихарева пройти «в покои» отца Бориса и сама пошла впереди, предупредительно раскрывая перед полковником двустворчатые двери.
Настоятель, крупнотелый мужчина лет пятидесяти с розовым лоснящимся лицом, сидел в глубоком плюшевом кресле, положив руки с большими пухлыми кистями на подлокотники. Одет он был в кремовую косоворотку, подпоясанную шелковым кушаком.
— Прошу, — явственно выделяя букву «о», густым басом проговорил отец Борис и указал на кресло. — Чем могу служить?
Полковник отрекомендовался, сел и, развернув сверток, положил футляр на стол:
— Хотелось бы услышать от вас, какая книга могла в нем храниться.
Настоятель с интересом взял футляр и стал внимательно осматривать со всех сторон. Особенно долго он рассматривал инкрустацию бронзового позолоченного замка, сокрушенно вздыхал из-за того, что сломан пружинный запор, и наконец, поднявшись во весь свой громадный рост, позвал «матушку». Та незамедлительно вплыла в комнату.
— Аграфена Кондратьевна, подайте мне, пожалуйста, увеличительное стекло с белой ручкой, оно лежит в комоде, — попросил отец Борис, снова сел в кресло и забарабанил пальцами по подлокотнику.
Вооружившись линзой, он тщательно рассмотрел какую-то надпись на корешке футляра и проговорил, растягивая слова:
— Сие принадлежало святой церкви. Извольте взглянуть на шифр, — он показал Жихареву, где надо смотреть. — Сим мечено соборное имущество.
Через увеличительное стекло полковник разглядел несколько тусклых цифр и буквы старославянского алфавита.
— Совершенно верно, знаки имеются, — согласился он. — А где же книга, лежавшая в этом футляре?
— Видите ли... — отец Борис потер пальцами переносицу, будто помогая себе этим поймать утерянную мысль. И вдруг неожиданно спросил:
— Вы слышали о Маврикии Осиповиче Вольфе?
— Нет, не приходилось, — с сожалением ответил полковник.
— Это наш соотечественник, издатель и книгопродавец. В сороковых годах девятнадцатого столетия он начал продавцом в книжном магазине в Варшаве. Затем торговал в Париже, Лейпциге, Вильно. Осенью тысяча восемьсот сорок восьмого года переехал в Петербург, здесь и началась его самостоятельная издательская деятельность. Приобрел типографию, затем словолитню, открыл собственный магазин. Маврикий Осипович издал более пяти тысяч книг. Среди них сочинения Пушкина, Лермонтова, Мицкевича. Издавал он и журналы — «Вокруг света», «Задушевное слово» и другие. Особую пользу сей издатель принес печатаньем умных книг для отроков и святой церкви. Одна из них — библия... — отец Борис вздохнул всей своей широченной грудью и положил руку на футляр. — Здесь хранился редчайший экземпляр таковой. Ценность его заключалась, в частности, в том, что иллюстрировал божье писание талантливый французский художник Гюстав Доре. Его рисунки крупного, страничного формата придавали писанию необычайное действо, — настоятель приветливо улыбнулся полковнику. — Теперь о предмете, вас интересующем. Местный умелец, по просьбе тогдашнего настоятеля собора, святого Никодима, сработал для этой редкостной библии редкостный по узору оклад из листового золота, украсив его чеканкой, а также драгоценными и полудрагоценными каменьями: алмазами, гранатами, бирюзой, жемчугом...
— Футляр тоже он сработал? — спросил полковник.
— Нет. Сие изделие церковного сторожа. Златорукий был мастер, — вздохнул отец Борис.
— И что же стало с этой библией и ее футляром?
— Украли. Лет этак двадцать пять назад в соборе на рождество состоялась всенощная. Я тогда только окончил семинарию и принял сан священника. Началась проповедь, ее читал ныне усопший отец Митрофан. Потом был крестный ход со святым песнопением. Ранним утром хватились библии, а ее в алтаре не оказалось. В святой день пропажа святой книги! — настоятель умолк и осенил себя крестным знамением. Потом вдруг глаза его оживились и он осторожно погладил футляр. — Теперь господь бог смилостивился над грешной паствой, подал знак ободряющий.
— О пропаже библии ставились в известность компетентные органы? — спросил Жихарев.
— Думаю, что нет.
Полковник медленно поднялся и стал заворачивать футляр в бумагу.
— Ну что ж, спасибо за информацию. А теперь извините, служба.
— Бог вам в помощь...
— Ну, как святые причастия? — усмехнулся Полозов.
— Впечатляет божий слуга. Такие энциклопедические познания из истории русского книгопечатания, хоть с лекцией к нам приглашай.
— В отдел или домой везти? — спросил старшина.
— Не угадал. В управление поедем.
Как только Жихарев появился на пороге кабинета начальника научно-технического отдела, тот шагнул ему навстречу и, пожимая руку, заговорил:
— Любопытная, доложу я вам, газетенка... Сдается мне, Федор Федорович, что она принадлежала старику со всеми вытекающими отсюда выводами, — начальник НТО снял телефонную трубку: — Петр Григорьевич, захвати ту газету — и ко мне.
Эксперт поздоровался с Жихаревым, разложил ветхую газету на столе и, водя карандашом по тексту, начал переводить вслух:
— «Черный корпус». Издатель — политический отдел управления имперской безопасности при содействии министерства пропаганды рейха». Газета, товарищ полковник, эсэсовская. Экземпляр датирован 25 сентября сорок третьего года. Жирным шрифтом выделена выдержка из воззвания их фюрера.
— О чем здесь? — заинтересовался Жихарев.
— Приказывает завоевывать земли силой карающего меча, — объяснил эксперт и перевернул газету. — А вот тут какой-то шарфюрер Глобке рассказывает о геройстве полка «Бранденбург-80», который чествовался в Нюрнберге на стадионе «Портайгеленде»...
— А Дымша Изосим Карлович не упоминается? — с надеждой спросил Жихарев.
— Мы имели такое предположение. Но о нем ни слова, — ответил эксперт.
Полковник поднялся.
— Выходит, без помощи начальника управления тут никак не обойтись, — сказал он. — Схожу-ка я к генералу.
Спустя неделю, сидя в кабинете начальника управления — генерала Трофимова, Жихарев с нетерпением перелистывал давно ставшее архивным дело на гражданина Дымшу И. К. В деле имелся донос в адрес оуновской тайной канцелярии, захваченной в свое время компетентными органами. Он был подписан бандитской кличкой «Лютый». В доносе говорилось о Дымше как о стяжателе, который «не гребует обирать святые храмы». В качестве примера Лютый называл кражу из собора библии в золотом окладе.
