– Ну ясно, – пожала плечами Ядвига, – он опять улетел.

Внизу их ждали. Потерянные, уставшие и сонные ученики снова переглянулись и махнули рукой. Все восемь знали, что господарь временами улетал в обличье ворона. Он мог находиться в путешествии несколько дней, а потом неожиданно вернуться и потребовать сытного ужина. Иными словами, ничего примечательного не произошло, а кошмары… Кошмары и впрямь снятся иногда, да и время на дворе лихое – канун Самхейна.

Зулейка, Марена и Лыцко выпили по глотку палёной воды, чтобы крепко уснуть. Они не сомневались в том, что остальные поступят так же. Завтра им предстоит служба, а может, и большая немилость – ведь что скажет чародей, узнав, что в его спальне побывали без позволения?

Ничего хорошего, но и ничего удивляющего. С этой мыслью Зулейка провалилась в другой сон, более спокойный и умиротворяющий.

1.

Зулейка подметала порог, то и дело оборачиваясь и смотря на ворота. Они всё такие же, словно ничего и не изменилось. А между тем заканчивалась первая седмица с тех пор, как улетел господарь. Жажда свободы манила её далеко за пределы густой чащи, чтобы выйти к Пустоши, пересечь её и спуститься к степным кочевникам. Людям, которых она не видела очень давно. Настолько, что почти забыла их.

Но страх останавливал Зулейку. Стойкая вера в то, что чародей вот–вот вернётся, держала её, не давая сделать ни шагу. Помесь надежды и страха не давала ей спать по ночам и настолько истощила, что Зулейка всё меньше и меньше внимания уделяла обучению. Она почти не колдовала, не говорила с камнем, не чаровала над пламенем и не связывалась с миром нави. Думалось лишь об одном – вернётся ли господарь и сможет ли она уйти?

Надежда билась в ней и раз за разом напоминала о словах, которые чародей обронил совсем недавно. Он поселял в её сердце семя, и оно потихоньку прорастало, истощая и уговаривая уйти. Оттого она пообещала себе, что на вторую седмицу решится бежать. Даром, что Самхейн, даром, что господарь, если вернётся, не оставит на ней живого места, даром, что Марена уговаривала её остаться.

Когда она ощутит вкус свободы, ни одна сила не удержит её. И это время подступало всё ближе. Конечно, если вернётся господарь… Зулейка в страхе снова посмотрела на ворота, затем – на чистое небо. Никто не приближался к дому, только сороки щебетали недалеко, боясь суровой зимы. И не зря – совсем скоро багряные ветки деревьев станут белоснежными, всё живое замрёт на долгие седмицы. Когда луна начнёт четвёртый круг, тепло вернётся, пробьются сквозь снег первые ростки зелени и начнётся Остэра – великий праздник огня. Но до того времени ещё очень много. Жизнь Зулейки может сильно измениться к весне.

Другие ученики вели себя по–разному. Марена ждала господаря и занималась ещё усерднее, Лыцко тщательно продумывал план побега, собирал запас зерновой каши и трав, Ядвига и Лешко обходили дом несколько раз за день, но не находили ничего необычного. Почти все занимались делами, но последние подходили к концу, а новых не прибавлялось, разве что подготовка к Самхейну и долгой зиме. Кто–то пустил слух, что господарь вернётся в лихую ночь. Зулейку это не пугало. Не сильнее, чем неведомые тропы и бескрайние земли, которые она может увидеть.

Она пугалась и не боялась одновременно. И не знала, что сильнее. Лыцко подкреплял её веру в лучшее, Марена пугала устрашающей реальностью. Из–за последней Зулейка и решила подождать немного, а потом – хоть трава гори–пылай! Если переживёт Самхейн, то бояться будет нечего. Зулейке хотелось верить, что она справится, даже если господарь поймает её. А что, если удастся убежать?…

– До сих пор думаешь? – Марена присела рядом. Говорящая с птицами держала в руках охапку совиных перьев и лунный камень.

– Мне страшно, – призналась Зулейка. – Господаря нет слишком долго.

– Он не обязан держать перед нами ответ, – она пожала плечами. – Но я верю, что он вернётся. Хотя тебе хотелось бы обратного.

Зулейка опустила голову вниз. Она столько лет мечтала уйти – и вот он, долгожданный момент. Или обман? Может, господарь наблюдает за ними сейчас, сидит в тени и ждёт, пока кто–нибудь сделает опрометчивый шаг.

– Он вернётся, – чуть твёрже повторила Марена.

И тогда Зулейка поняла, что птичница сама не знает ответа. Да, она верит, может, ни капли не сомневается, но Марена не знала наверняка. Значит, ей стоит надеяться.

– Но может и не вернуться, – произнесла Зулейка. – Никто из нас не знает этого.

Очевидные и правдивые слова заставили Марену погрустнеть. Она ушла, погружённая в свои мысли, а Зулейка улыбнулась. Господарь может не вернуться. Может забыть о них, об этом доме и глухой чаще. Если так, то ей… Им всем несказанно повезло!

2.

Лыцко знал, что наступит день, когда он выйдет за ворота и побежит далеко–далеко, сквозь заросшие травами тропинки туда, где развеваются золотые колосья, где нашли своё пристанище степные кочевники. Он уйдет к ним, может, даже заведёт жену и будет водить острым мечом по чужой коже.

Господарский дом оставался без хозяина чуть меньше седмицы. Он сразу понял, что у чародея появились важные дела, вынудившие его покинуть эти земли надолго. Когда он вернётся, Лыцко будет уже далеко, на другом краю света. Он наберётся опыта, станет бравым воином и никто, кроме его собственного правителя, не будет ему указывать.

Лыцко спокойно собирался в путь, прикидывал, сколько еды ему пригодится, понадобятся ли исписанные чернилами бумаги со знаками иных. Эта дорога может затянуться и из–за Самхейна, ведь в чаще наверняка полно нечисти. Голодной и жаждущей человеческой плоти. Она боялась чародея, оттого держалась подальше от дома, но легко могла схватить того, кто окажется за воротами. Лыцко ходил и напевал старые детские песни, предвкушая дальнюю дорогу и встречу с вольными кочевниками.

Марена смотрела на него осуждающе, Зулейка – испуганно и заинтересованно. Ни для кого не было секретом, что последняя тоже хотела покинуть господарский дом. Если решится, Лыцко с радостью пойдёт вместе с ней. Вдвоём всяко легче, особенно на Самхейн. Порознь – сложнее, но он справится.

– Скачет милый по дороге, а жена уж на пороге, – он примерял чистую рубаху и мешковатые штаны, которые прятал для особого случая.

Вот будет веселье, если чародей залетит в окно и засмеётся перед ним! Впрочем, старик знал, чего стоило ожидать от Лыцка. Значит, на то и рассчитывал. Или вовсе не подумал об учениках. Или дело оказалось слишком важным, потому пришлось задержаться.

Над чем бы он там вдалеке ни колдовал – пусть. А Лыцко пойдёт своей дорогой, заберёт с собой немного зерна, хлеба, воды, старый кинжал и кусок янтаря. Господарь пару лет назад всем им выдал по медовому камню и наказал беречь сильнее собственного сердца. Лыцко не знал, в чём его сила. Всё время он так и пролежал под подушкой, не принося пользы. Но что–то ему подсказывало: уж здесь–то чародея послушать стоит, зря старик говорить не станет.

Больше у Лыцка ничего не было. Его отдали почти голым и босым. Сейчас у него есть одежда, еда и знания. Более, чем достаточно, чтобы начать путь. И пусть господарь его проклинает всю жизнь, пусть говорит о нём что хочет. Свобода была дороже.

– Ты завтра собираешься? – в голосе Зулейки прозвучала тревога.

– В начале седмицы, – Лыцко усмехнулся в предвкушении. – А что?

– Можно с тобой?

– Да, – он пожал плечами. – Но если будешь плакать и бояться, пойдём порознь.

– Я почти отбоялась, – Зулейка попыталась выдавить улыбку.

Лыцка раздражала её трусость. Она хотела убежать едва ли не сильнее его самого, но вечно слушала предупреждающие речи Марены, которая упорно хранила верность старому чародею. Как будто не грезила тем же и не мечтала оказаться в объятиях кого–то. Всё же правду говорили – глупые эти женщины и нерасторопные. Даже русалки – и те притворялись нелепо. Он–то давно раскусил водяных дев и смеялся с них. А те обижались и не понимали, отчего им не удаётся заполучить его душу, тёплую и вкусную.