Держалась она лишь на одном – маленькой надежде, что их общий кошмар вот–вот закончится и очередное утро станет радостным.

4.

Охота – весёлое, но нелёгкое занятие. Впрочем, их уроки были ничуть не легче. Но в канун Самхейна господарь позволял ученикам уделять чуть меньше внимания ремеслу и чуть больше – обычным делам. Одни оставались убираться в доме, другие отправлялись на охоту, в поисках крупной дичи, хотя обычно господарю привозили мясо. Повозка приезжала раз в седмицу. Чародей молча расплачивался и приказывал тем, кто стоял на страже, разложить пищу. Зулейке тоже приходилось таскать мешки с зерном, а затем ощипывать куриц. Но возня на кухне, во дворе или других комнатах дома никогда не освобождала их от главного долга. Служба же.

Но во время осенней охоты господарь делал исключение. Впрочем, не для всех: оставшиеся должны были продолжать и трудиться, не покладая рук. Ушедших это не касалось. Зулейке не повезло в этот раз. В прошлом году она бегала по замёрзшей чаще, которая собиралась погрузиться в долгий зимний сон. Парни тогда принесли нескольких уток. Она – ничего. Господарь ответил кивком.

Теперь настал черёд первых пяти учеников. Марена, четвёртая среди них, охотно собиралась в долгий путь. Лицо её сияло в загадочном предвкушении. Зулейка завидовала, хоть и понимала: господарь не отпустил бы её.

– Будь моя воля, – она тяжело вздохнула, – улетела бы отсюда далеко–далеко.

– Будь моя воля, – улыбнулась Марена, – я бы отправилась к степным княжичам.

Бежать от господаря – бесполезное дело. Они знали, что чародей отыщет их даже на краю света. Он мог осмотреть и явь, и навь одним взглядом, а после достать необходимое в один миг. Господарь властвовал над их душами, держа все восемь невидимой тонкой цепью, и эта цепь заставляла каждого из них возвращаться в дом.

– Счастливая, – Зулейка проводила соседку. – Удачи тебе!

– Благодарю, – отозвалась та. – И тебе того же!

Дом опустел на целый день. Это означало, что Зулейке, Лыцку, Грицаю и Ядвиге предстоит хорошо поработать. Лыцко и Грицай взяли огромные мётлы и принялись убирать полы, приговаривая, чтобы вместе с накопившимся сором из избы ушло всё злое. Хотя это уж вряд ли. Лыцко не скрывал своей досады: он–то надеялся отправиться на охоту и порезвиться от души посреди просторных полей. Но господарь уже во второй раз не пустил его, сказав, что в том нет ни нужды, ни пользы.

Тем временем Зулейка и Ядвига отправились на кухню, где их ждали засушенные охапки трав, чёрная печь и горы горшков, которые предстояло очистить до блеска. Господарь запрещал применять им чары для таких простых вещей, указывая, что так делают лишь те, кто не ценит свой дар. Оставалось лишь вымывать грязь руками и думать о духовной защите. Зулейка вспомнила о недавнем разговоре, когда увидела кристаллики соли.

– Точно! – она спрятала несколько штук в карман. Чародей постоянно повторял им, что соль – великое благо. Её камни использовались для очистки и изгнания нечистых. Самое худшее, что мог сделать человек – прийти к могильнику, царству Смерти и вратам нави, с мешком соли и посыпать землю вокруг.

Но на этом работа не закончилась. Пока Ядвига переставляла горшки, Зулейка убирала столы, вытирая их несколькими полотенцами постепенно. Запах перца ударил в нос. Пришлось поморщиться и закрыть глаза.

– Горькие травы! – фыркнула Ядвига, с отвращением отставляя горшок в сторону. – И кто только их тут оставил?!

– Тот, кто готовил в прошлый раз, – вздохнула Зулейка.

Они переглянулись, тяжело вздохнули и продолжили очищать кухню. В такие моменты служба господарю казалась донельзя изнурительной, будто бы чародей хотел не столько научить, сколько сломить их всех.

Перечистив всё, что только можно было перечистить, Зулейка начала намывать полы. Тело ныло и просило отдыха – а ведь вечер только–только начинался! Да, нелегко пришлось. Нелегко и горько. Зулейка прикрыла глаза, сдерживая слёзы, и обратилась ко всем богам, моля их о свободе. Она много раз обращалась к ним, обещала сделать что угодно, лишь бы только господарь отпустил её навсегда.

Слишком сильной горечью отзывалась в ней эта служба.

5.

Выстиранное в ручье бельё развевалось на ветру. Прохладный воздух приятно проходился по разгоряченной коже. Уставшая Зулейка сидела во дворе и смотрела на облака, которые расплывались по небу багровыми полосами. Лето улетело, жатва и впрямь закончилась, потихоньку наступало навье время. Это была девятнадцатая осень, но живот всё равно сводило от страха. Словно вот–вот кровавый небосвод превратится в косу, и перед ней явится сама Смерть.

Время утекало. Последние солнечные лучи скрылись за горизонтом. Запах прелой листвы смешался со свежестью. Ещё миг – и пойдёт ливень. Благо, новоиспечённые охотники уже показались на знакомой тропинке. Успели–таки вернуться до наступления полной темноты. Господарь не велел им задерживаться и они не посмели ослушаться.

– Столько уток, столько уток было! – весело хвастался Лешко. – Вы не представляете себе, какие бескрайние просторы там, за Пустошью!

– Красота, – отрезала Марена.

– Эх, воля–вольная, – в голосе Лыцка улавливались тоска и зависть, – где же ты теперь?

Марена укоризненно взглянула на него и покачала головой, мол, горбатого исправит только могила. Впрочем, мало кто поддерживал её и верил, что господарь делает для них нечто великое.

– Несите добычу на кухню, – распорядилась Ядвига. – Завтра будем пировать!

Сегодня господарь не спустился к ним. Может, оттого за столом было удивительно оживлённо. Зулейка жадно ловила каждый образ и представляла, как сама выйдет из чащи. Реальность постепенно тускнела перед глазами, голоса названных и навязанных братьев–сестёр доносились будто бы сквозь густую пелену тумана. Она сама не заметила, как заснула, не доев ужин. Улетела туда, где даже господарь не может достать её. И там, за пределами колдовских владений, дышалось в разы легче.

6.

Утренние лучи застали Марену на дубе. Она сидела на увесистой ветке и спорила с филином, который упорно утверждал, что в их чащу потихоньку проникает Смерть. Навий мир вынуждал всё живое пятиться в страхе. Марена качала головой: что может знать наивная птица, которая в страхе летит на юг, а потом возвращается и застаёт зелёные травы и тёплое солнце! Филин фыркнул и сорвался с ветки. Наверняка обиделся. Марену это не расстраивало, тем более, что наставал рассвет – а значит, пришло время возвращаться к господарю.

Она спрыгнула и побежала сквозь кусты багровой калины и колючий шиповник. На полпути Марена заметила, что за ней наблюдал ворон. Но стоило ей повернуть голову в его сторону, как птица тут же сорвалась с ветки и полетела к дому, махая огромными смольными крыльями. Конечно же, она узнала господаря, но переживать совсем не собиралась. Чародей позволял Марене выбираться в чащу, чтобы говорить с птицами, собирать их перья и складывать вместе с травами и камнями, создавая нечто удивительное.

Оттого, наверное, и служба была для неё почти не обременительной. Она сама попросила мать отдать её чародею. Марене совершенно не хотелось становиться женой, да и жена вышла бы из неё скверная. Куда это годится, если девица под утро сбегает из дома, а вместо наваристой мясной похлёбки делает травяные отвары? Мать поплакала, а потом смирилась. Марена по ней не скучала – скорее наоборот: радовалась, что так легко сбежала от столь жуткой участи.

О, – почти у самого крыльца она приметила грибной круг, – надо бы рассказать Зулейке.

Через грибные круги можно было попасть в мир иных и достать оттуда что–то. Господарь строго–настрого запрещал им проводить подобные обряды, за исключением Зулейки, судьба которой была крепко связана с миром нави. У названной сестры и впрямь был хороший дар, только та не умела ценить его. Воображала себя пленницей, как и Лыцко. Порой Марене хотелось смеяться с этих двоих. Припеваючи, она пришла на кухню за солью и веточками облепихи. И к собственному удивлению застала там господаря. Уставшего, но всё такого же спокойного.