И только лгать,

Молоть, болтать

Бесперестанно заставляли,

А рассуждать о чем никак не допускали;

Который умных всех глупцами называл

Иль сделать их такими всех желал;

Который в то одно старался,

Чтоб людям голову вскружить

Враньем своим бесить

И скуку наводить,

И всех до смерти был готов заговорить.

Такой молодчик вдруг к писателю примчался

И с попыхов к нему бежит,

А сам уж издали кричит:

«Так! всё за книгами! и всё уединенны!

И всё от света удаленны!

И всё бы вам читать!

И всё бы вам писать!

И я таки не понимаю,

Как, полно, никогда вас скука не возьмет!»

— «Я этого не примечаю, —

Писатель отвечал, — один ли я иль нет,

Когда за книгами сижу я в размышленьи;

Но чувствую, что я теперь в уединеньи».

КОНЬ ВЕРХОВЫЙ{*}

Верховый гордый конь, увидя клячу в поле

В работе под сохой

И в неге не такой,

И не в уборе, и не в холе,

Какую гордый конь у барина имел,

С пренебрежением на клячу посмотрел,

Пред клячею крестьянскою бодрился

И хвастал, чванился, и тем и сем хвалился.

«Что? — говорит он кляче той. —

Бывал ли на тебе убор когда такой,

Каков убор ты видишь мой?

И знаешь ли, меня как всякий почитает?

Всяк, кто мне встретится, дорогу уступает,

Всяк обо мне твердит и всякий похваляет.

Тебя же кто на свете знает?»

Несносна кляче спесь коня.

«Пошел, хвастун! — ему на это отвечает. —

Оставь с покоем ты меня.

Тебе ль со мной считаться

И мною насмехаться?

Не так бы хвастать ты умел,

Когда бы ты овса моих трудов не ел».

ОСЕЛ-НЕВЕЖА{*}

Навстречу конь ослу попался,

Где путь весьма тесненек был.

Конь от осла почтенья дожидался

И хочет, чтоб ему дорогу уступил;

Однако, как осел учтивству не учился

И был так груб, как груб родился,

Он прямо на коня идет.

Конь вежливо ослу: «Дружок, посторонися,

Чтоб как-нибудь нам разойтися,

Иль дай пройти мне наперед».

Однако же осел невежей выступает,

Коню проходу не дает.

Конь, видя это, сам дорогу уступает,

Сказав: «Добро, изволь ты первый проходить.

Я не намерен прав твоих тебя лишить

И сам тобою быть».

СЧАСТЛИВЫЙ МУЖ{*}

Детина по уши в красавицу влюбился,

И наконец, во что б ни стало то, решился

Иметь ее женой.

Недаром столько он красавицей пленился:

Красавицы еще не видано такой.

Да полно, вот беды какие:

Обыкновенно уж красавицы такие,

Что каждый, думаю, узнал,

Кто в этом случае бывал:

Чем более их обожают,

Тем более они суровыми бывают.

Детина этот то ж уж очень испытал:

Три года по своей красавице вздыхал,

Стенал, страдал,

Терзался, рвался и крушился,

Однако же не мог никак ее склонить,

Чтобы любовь к себе взаимну получить.

Что ж? С грусти наконец он странствовать пустился,

И для красавицы — что может зляе быть?—

В дороге с бесом подружился

И письменно договорился

Во услужении его два года жить,

Чтобы красавицу в жену лишь получить.

У беса тотчас всё с детиною решилось:

Рукописанье бес берет,

И слово честное детине бес дает;

А что обещано, и делом совершилось.

Хоть бес обыкновенно лжет,

Однако тут сдержал что сказано им было;

И время трех недель еще не проходило,

Как для детины день счастливый наступил:

Красавицу свою в жену он получил.

Но что ж? — И двух недель с женой не проживает,

Уж беса в помощь призывает.

«Ах! — говорит ему. — Не ведаешь всего

Ты горя моего:

Два года я тебе служить ведь обещался,

Когда красавицы тобой я домогался;

Но нет, избавь меня ты от нее, избавь,

А к услужению хоть год еще прибавь».

Но бес той просьбы не внимает;

А молодой

Вдобавок черту год, вдобавок и другой,