На военной службе Хемницер пробыл целых двенадцать лет. Благодаря своей добросовестности он дослужился до сержантского чина, а в 1766 году был произведен в поручики. Будущий баснописец принимал участие в войне с Пруссией, находясь на адъютантских должностях. В его военном аттестате в графе «Где был в походе и у дела против неприятеля, на какое время?» отмечено: «В 1759 году в Померании, Брандебургии, Шлезии и Саксонии, а на баталии не бывал».

Военная служба, походы и в особенности пребывание в солдатской среде оказались важной жизненной школой для юноши. Однако военная карьера не удовлетворила будущего писателя, так же как и занятия медицинскими науками, от которых он сбежал на войну. «Увидя, как сам часто сказывал, — свидетельствует его биограф, — что из анатомической залы попал он на обширный хирургический театр»,^[2] вскоре по окончании войны, в 1769 году, Хемницер при первой же возможности выходит в отставку. Научные интересы влекут его к минералогии и горному делу. Он поступает на службу в Горное училище, начальником которого был М. Ф. Соймонов, принявший в нем дружеское участие.

Следом занятий Хемницера геологией и минералогией остались его перевод книги И. Лемана «Кобальтословие» (1778) и участие в редактировании переводов книг <<О драгоценных камнях>> Брикмана (1779) и «Минералогическое известие о Саксонском рудном кряже» (1780).

К началу 70-х годов относится, видимо, и знакомство Хемницера с Н. А. Львовым, родственником М. Ф. Соймонова. Поэт, художник, архитектор, Н. А Львов был человеком великосветского круга, обладал широкими знакомствами и связями. Как и В. В. Капнист, Львов являлся ближайшим другом Г. Р. Державина. Хемницер попадает в этот литературный кружок; вероятно, тогда же создаются и его первые поэтические опыты.

Большое значение для расширения умственного кругозора Хемницера имела его поездка за границу — в Германию, Францию и Голландию, куда он отправился в конце 1776 года вместе с Н. А. Львовым сопровождая больного М. Ф. Соймонова. Через Дрезден, Лейпциг, Франкфурт-на-Майне и Кельн они проехали в Голландию, побывали в Лейдене, Амстердаме и других городах, после чего направились во Францию, Во время путешествия Хемницер вносил в записную книжку свои впечатления.

В Париже он вместе со своими спутниками постоянно посещает театры, видит лучших французских актеров того времени, слушает выдающихся певцов и певиц. Картинные галереи, в особенности произведения Рафаэля, Рубенса, Греза, Версальский парк, Трианон, Марли и другие королевские дворцы и парки с их великолепием и изощренной роскошью произвели неизгладимое впечатление на русского путешественника, который вдобавок имел своим руководителем такого тонкого знатока архитектуры и живописи, как Львов.

Наряду с памятниками искусства и архитектуры, внимание Хемницера привлекли достижения современной техники: «водяная машина» на Сене, доставляющая в Версаль «фонтанные воды», «медальный кабинет», где он смотрел, как «тиснят» медали, в Голландии — «огненная машина» для «поднимания воды».

Любопытные подробности этого путешествия сохранились в заметках Н. А. Львова для биографии Хемницера. Так, Львов рассказывает, что во время пребывания в Париже Хемницер особенно жаждал увидеть Жан-Жака Руссо: «Живучи в Париже целую неделю, ходил он каждое утро стеречь, когда Жан-Жак выйдет из дому своего, и, увидев его один раз, мне уже покою не было, что я, живучи с ним в одной комнате, не видал Жан-Жака, по тех пор, покуда наконец, увидя его вместе, уверил я его, что это не Жан-Жак, а учитель графа Строганова, и по возвращении уж только в Спа признался, что это была шутка».^[1]

Это благоговейное отношение к Руссо красноречив о характеризует настроения и симпатии Хемницера, воспитанного на идеях просветительской философии. По своим взглядам он был сыном эпохи Просвещения. Руссо, Вольтер и другие философы и писатели-энциклопедисты были ему хорошо известны. В записной книжке Хемницера в перечне книг, данных на прочтение друзьям и знакомым, значатся Вольтер, Руссо, Гольбах, книги научного содержания: «Линнеева система», «Физические письма» Эйлера, «Система природы» Гольбаха, «Металлургия» Ломоносова. Этот список книг свидетельствует о разносторонних научных интересах писателя.

В мае 1777 года путешественники снова поехали в Голландию, оттуда через Аахен прибыли в Спа. Здесь Соймонов длительное время лечился минеральными водами, а Львов отправился в Россию. Наконец в октябре 1777 года Хемницер вернулся на родину, в Петербург.

Свидетельством дружеских отношений Хемницера с М. Ф. Соймоновым являются «Стихи на именины М. Ф. Соймонова», датированные 23 мая 1773 года. Стихи эти выдержаны в духе панегириков XVIII века:

Всяк, кто родством к тебе и дружбой прилеплен,

Всяк торжествует днесь и духом восхищен.

Однако, зная нелицемерный характер поэта, можно думать, что отношения его с Соймоновым действительно выходили за границы служебного чинопочитания.

По возвращении в Петербург Хемницер становится одним из деятельных участников литературного кружка, группировавшегося вокруг Н. А. Львова и Г. Р. Державина. В нем задавали тон ближайшие друзья Хемницера — Василий Капнист и Николай Львов. Будущий автор «Оды на рабство» (1783), Василий Васильевич Капнист в это время лишь начинал свою литературную деятельность. Державин, только что вернувшийся из Заволжья, привез свои «Читалагайские оды», написанные еще в традициях ломоносовских од. Он был уже известен в литературных кругах, хотя подлинная слава пришла к нему много позднее. В эти годы его литературная и служебная деятельность лишь начиналась.

Руководящую роль в кружке играл Н. А. Львов. Он был на шесть лет младше Хемницера, но его разносторонние таланты уже успели широко проявиться. Львов осведомлен был не только в различных видах искусства — поэзии, живописи, архитектуре, но и в науке. Он изобрел способ строить дома из битой глины, добывал торф на новгородскиx болотах, собирал народные песни, переводил с греческого  языка Анакреона, писал стихи и пьесы и являлся для друзей постоянным и главным судьей во всех вопросах литературы и искусства.

Тесные дружеские отношения со Львовым, уважение к его уму и талантам высказаны Хемницером в стихотворении на портрет Львова:

Хотел бы я, чтоб ты мне образ свой оставил,

Он точно так умно, как ты глядишь, гляди

И мне о дружестве твоем ко мне твердит.

Но нет, он каждый раз мне только досадит:

Я б говорить его заставил,

Чтоб чувствовать со мной и чувства разделять,

А он молчанием мне будет отвечать.

Взгляды участников дружеского литературного кружка сложились под воздействием событий русской действительности и идей просветительской философии. Только недавно по всей стране прошел шквал крестьянского восстания, возглавленного донским казаком Емельяном Пугачевым. Либеральные «прожекты» и заигрыванья императрицы Екатерины II с французскими философами, прогрессивные положения ее «Наказа» были забыты. Она предстала в качестве «казанской помещицы», всеми средствами утверждая самодержавно-крепостнический «порядок» и руководя наступлением феодально-помещичьей реакции. Деспотический произвол, придворный фаворитизм, расхищение национальных богатств, повальное взяточничество прочно воцарились в государстве, основная масса населения которого находилась на положении рабов.

Участники дружеского кружка отнеслись к этому усилению самодержавного деспотизма с решительным осуждением. Недаром Державин в 1780 году выступил со знаменитой одой «Властителям и судиям», в которой гневно нападал на деспотизм и тиранию: