— Сегодня это безопасно, — пояснил Вир. — Тут пусто, нас никто не услышит. Люди ближайшей деревни привыкли, что раз в году здесь становится… шумно… Но даже и они ещё не вернулись в покинутые дома.

Арне не ответил. Его ноздри трепетали, впитывая тревожные ночные запахи. Вейма прижала руки к вискам. Музыка проклятых. Чудовищная какофония звуков складывалась в свою, нечеловеческую, чуждую разуму гармонию хаоса и звучала, казалось, в самой земле. В камнях, в деревьях. В костях. Она завораживала. Лишала воли и разума.

К ним кто-то подскочил — в чёрном плаще поверх обнажённого тела, лицо закрыто низко надвинутым капюшоном.

— Глашатай, — пояснил Вир обомлевшему при виде такого Арне.

— Тебя ждали, Серый из Гандулы! — проскрипел глашатай, подскакивая на месте. — Пришла пора держать ответ. Тебе и твоей спутнице. Этого, второго я не знаю.

— Я вернул Гандулу прозревшим, — спокойно ответил Вир. — Я помог опозорить братьев-заступников. Со мной брат, которого я представлю стае и только стая решит его судьбу. И — моя жена. Она под моей защитой, оскорбление, которое наносится ей, наносится мне, вред, причинённый ей, причиняется мне, угрозы, обращённые к ней…

— Не трудись! — перебил его глашатай, подпрыгнул и сделал кульбит. — Ты говоришь — жена, но прозревшие не заключают браки. И она принадлежит клану, а не стае.

— Я буду говорить за неё, — твёрдо ответил Вир.

— Тогда иди за мной, — велел глашатай, сделав ещё один кульбит. — Сейчас клан решает судьбу отступников. Её ждут среди них.

Он боком запрыгал по склону, странно подбрасывая зад на каждом прыжке. Отдалившись от них, он оглянулся и издал досадливое блеяние.

— Идём, — сказал Вир и почти силой потащил жену за глашатаем.

Глашатай привёл их к западному пролому в стене. От Гандулы мало что сохранилось. Богатый дом Старого Дюка, как и донжон, были каменными лишь снизу, сверху выстроены из дерева. Что могло гореть — давно сгорело. Что не могло… Местность была ровная, даже холм, на котором стоял замок, был когда-то давно насыпан далёким предком Старого Дюка (вернее, согнанными его людьми пленниками), и бросить просто так прорву хорошего камня жители окрестных деревень никак не могли. Теперь любой, навестивший старые развалины, мог убедиться, что люди куда разрушительнее пожара. Потихоньку начали разбирать и стену, но почему-то каждый раз опускались руки. И старая кузня, в отличие от других строений, тоже каменная, избежала общей участи. Вир не знал, зачем кузня понадобилась прозревшим, ну, а стены-то точно были зачарованы от разрушения жадными человеческими руками. Проводить встречи на открытом ветру никому не хотелось.

Возле западного пролома был огорожен полукруг — натянули брошенную самозванцем ткань от шатров. Установили там даже скамьи для судей — одну для представителей клана, другую — для гостей из общины, третью — для кого-то из стаи и четвёртую — для общих старших братьев, тех, кто не только принял высшее посвящение, но и далеко ушёл по пути прозрения. Тех, кто определял, что может послужить делу Освобождения. Чёрных волшебников сюда не позвали, они вообще не нуждались ни в какой организации, ибо, в отличие от оборотней, вампиров и ведьм с колдунами, не нуждались каждый в обособленных от собратьев владениях. Если же между ними и возникали ссоры, то решались они через суждение общих старших братьев.

Вейма хотела упереться, но драться прилюдно с мужем не хотела, да и… всё было закончено. Судьбу отступников решали или смертью или особым посвящением, которое превращало вампиров в бездушных чудовищ, полностью подчиняющихся своему учителю.

— Просто верь мне, — шепнул Вир, твёрдой рукой подводя жену к месту, указанному глашатаем. Тот сделал на прощание ещё один кульбит и упрыгал вниз по склону. Перед скамейками судей (три представителя клана. Остальных по двое) стоял старый Ватар, учитель Веймы. Возле него, понурившись, ковырял башмаком землю Липп.

— Итак, вы пришли, — встал один из общих старших братьев. Были они в серых балахонах, закрывающих лица и пахло от них — усталым равнодушием. — Начнём. Приблизим Освобождение, братья и сёстры! Вампиры Вейма и Липп! По воле Освободителя своим учителем вы предназначены были на то, чтобы, пройдя высшее посвящение кровью, пить кровь слепых, лишая их надежды на помощь Надзирателя, которого они зовут Заступником, и постепенно, отрекаясь от соблазнов этого мира, готовились к тому, чтобы нести слепым малое посвящение. Вы же отреклись от своей пищи, вмешивались в дела слепых, порождали в них надежду и позорили свой клан. Вы виновны и должны оставить этот мир, чтобы, родившись снова, исправить свои ошибки.

Это означало — смерть. Липп сглотнул. Вейма смотрела в пол.

Она всегда знала, что появление на встречи означает смерть.

— Я отрекаюсь от таких учеников, — поспешно сказал старый Ватар. — Я возлагал на них много надежд, но они предали меня.

— Итак — смерть, — торжественно заключил общий старший брат.

— Эй! — завопил Липп, который, кажется, решил, что терять ему больше нечего. — Так нечестно! Вы даже не стали меня слушать!

— Твои слова не имеют значения, — холодно возразил судья. — Ты не имеешь права голоса, а твой учитель не выступит твоим поручителем. Итак…

— Я хочу выступить обвинителем, — вмешался Вир, который до того стоял поодаль. Арне так и остался топтаться за пределами полукруга, не решаясь ни уйти, ни войти внутрь.

— Обоих? — деловито уточнил судья.

— Нет. Её, — кивнул оборотень на жену. Она отвернулась. Прочитать мужа ей удавалось не всякий раз.

Просто верь…

— Ты называл её своей женой… — медленно произнёс судья.

— Да, — кивнул оборотень, выходя на середину. — И я обвиняю вампира Вейму в том, что, будучи моей женой, она покинула мой дом и так и не вернулась, хотя я давал ей и время одуматься, и возможность признать свою ошибку.

— Что?! — завопила, не сдержавшись, возмущённая обвинением вампирша. Ватар её толкнул, и она упала на землю, разъярённо шипя от напрасной злости.

— И я обвиняю её же, что, ещё до того, как стать моей женой, она охотилась в моих владениях, не спросив моего разрешения и нарушая обещания, которые давались мне кланом. Я требую возмещения!

Повисло озадаченное молчание.

— Она умрёт, — произнесла одетое в чёрное платье худощавая представительница клана. — Чего ты ещё хочешь?

— Я шателен Гандулы, — напомнил Вир. — Я храню это место в развалинах для наших встреч. Я обладаю влиянием на баронов, мешая им объединиться против нас. Я участвовал в осаде Ордулы, что привело к крушению планов братьев-заступников объединить страну и ввести единый закон против нас.

— Мы знаем твои заслуги, — нетерпеливо перебил стоящий перед всеми судья. — О чём ты просишь?

— Её, — просто ответил Вир. — Она принадлежит мне, такое возмещение я назначил за её преступление. Она сбежала. Я требую вернуть её мне, а не отдать смерти.

Вейма оскалилась. Её… муж… что-то задумал, но, к чему бы он ни вёл, сейчас он требовал её унижения.

— Дочери клана не продаются! — разозлилась, вскакивая на ноги, представительница клана. Её товарищ потянул её за руку, пытаясь усадить, но она вырвалась и оскалила зубы. Вампиры всегда с трудом терпели друг друга. Могла случиться драка, но за вторую руку её ухватила другая вампирша, пухленькая, в мужской крестьянской одежде. — Она виновна! Убейте её! Но нельзя отдавать вампиров в рабство этим… этим… этим псам!

— Это не рабство, — скрестил руки на груди оборотень. — Я установил наказание, она приняла его. Мне не нужна служанка, мне нужна жена.

— Женятся, чтобы иметь детей, — напомнил крепкий седой оборотень, с интересом принюхивающийся к топтавшемуся у входа Арне. — Вампиры же бесплодны.

Вир пожал плечами.

— Я привёл в стаю нового сына. У него будут дети.