— Вот что я тебе скажу, моя милая, — совладав с собой, сказала вампирша. — Я сделаю всё, что могу, чтобы расстроить этот брак, всё, что могу как человек, но не как вампир. Но если он состоится… граф Дитлин никогда не коснётся тебя, я это обещаю. Он будет держаться от твоей спальни так далеко, как только сможет. Клянусь тебе. Слышишь меня, Нора? Это всё, что я могу для тебя сделать.

— Хорошо, — вздохнула девушка и больше в тот вечер не было произнесено ни слова.

На следующий день они заговорили о самом безобидном, что могла придумать Нора — о скитаниях Веймы. Сама вампирша предпочла бы вовсе молчать, чем обсуждать эту тему, но ей не хотелось огорчать подопечную, и она, сперва неохотно, а потом всё больше оживляясь, рассказывала о том, как ушла из Дачса, как они с наставником пришли сначала в Карог, мелкий западный городишко, ещё меньше Дачса, и как оттуда ушли посреди ночи и попросились в замок какого-то рыцаря севернее Карога, и как там люди одевались иначе, чем в Дачсе и иначе, чем в Раноге, и речь их была с диковинным гортанным выговором, но и оттуда они тоже ушли и пошли на юг, через Дачс, потом скитались по деревням, пока не сунулись к графу Лабаниану, где их чуть было не разоблачили братья-заступники, которых граф пустил к себе и которые умело выискивали зёрна ереси, как потом им почти удалось затеряться в городе Сеторе, но позже оказалось, что там есть свой вампир и они, не выдержав драки, сбежали в Анш, а оттуда — в Вибк, проскочив по краю баронство Ерсин.

Вейма рассказывала о том, что видела и с кем говорила, пока притворялась человеком, но не упоминала ничего о крови, от запаха которой мутило, о том, как страшно кричала толпа в Кароге, и в том северном замке со сложным названием Берндин, и у графа Лабаниана. Их легко разоблачали потому, что Ватар обучал Вейму прежде всего маскировке, и вмешивался только позже, когда всё становилось уже совсем плохо. Много дней спустя после того, как учитель прогнал её, Вейма сообразила, что это он делал нарочно. Не только для того, чтобы обучить, но и чтобы она навсегда запомнила: Ватар — её последняя надежда, последняя преграда между ней и орущей толпой.

Не рассказала и она о страшной ночной драке в Сеторе между Ватаром и незнакомым вампиром, драке быстрой и жестокой, в которой она ничего толком не поняла, и с которой Ватар попросту сбежал, не проверяя даже, следует ли за ним ученица. Как он зализывал раны в Анше, требуя, чтобы ученица приводила ему людей, сам-де он слишком слаб и не может охотиться, но Вейма представить не могла, как это — она подойдёт к человеку, заглянет в глаза и отведёт на верную смерть, а Ватар всё твердил, что ей и стараться не надо, только выбежать из дому, остановить первую же хорошенькую девушку, да пролепетать жалобно, мол, отец её болен… и та сама пойдёт. От таких разговоров мутило ещё больше.

И о том, как в Вибке учитель её прогнал, она тем более говорить не стала. Сказала только — расстались. А вот о том, как она заблудилась в Корбиниане, как её хотели сжечь в какой-то деревне и что её спас Вир — рассказала охотно, и о том, как она жила в деревянном доме, где пахло зверем и уютом, как вела записи со всего Корбиниана и какие вещи оказались полезными, а какие — не очень.

Нора слушала всё это, подперев подбородок кулачками, и думала о чём-то далёком. Вейма чувствовала запах грусти, страха, надежды, отчаяния и больше всего — скуки. Она сказала себе, что за девочкой надо будет проследить повнимательнее, и продолжила рассказывать о том, как живут школяры в Раноге, городе, который уже привык к университету и в котором дня не проходит без драки в том или ином кабаке.

Вечером второго дня барон порадовал девушек, рассказав им, что завтра с утра состоится, наконец, общий совет, и Нора пойдёт с ним как его дочь и наследница, а Вейма — с ней, как её придворная дама. Говоря это, барон лукаво улыбался и видно было даже Норе, что он приготовил какой-то интересный сюрприз. Вообще, Вейма заметила, что барон сильно изменился, приехав в Тамн. Он стал как будто оживлённее, моложе и веселее. Как будто встреча с равными себе что-то меняла в его жизни. Вампирша пожала плечами. Если она когда-нибудь столкнётся с собратьями по клану… она точно не будет этому радоваться, даже если выживет.

Их подняли рано утром, ещё до рассвета, и это несколько омрачило радость Норы. О Вейме и говорить было нечего, она едва успела вернуться после очередной вылазки к общему стаду за городские стены. Норе приготовили её рыцарское платье, и Вейме принесли платье точно такого же покроя — с поясом под самой грудью — но серое, не гербового цвета. Спереди был пришит герб её сюзерена: чёрная огнедышащая пантера[32] на белом фоне. Это говорило о бдительности и храбрости барона Фирмина, а также о присущей ему хитрости. Что же, как раз по нему.

Вейма мельком задумалась о странностях символов. Люди, сражающиеся под знамёнами своих сюзеренов, надевали рыцарские рубашки с их цветами, а те, кто служил мирно — нашивали гербы. Интересно, что носит Вир, когда одевается официально и одевается ли он так хоть когда-нибудь?..

Когда девушки оделись, они вышли к барону и его фенриху Менно, который, глядя куда-то в сторону, сообщил вампирше, что в отсутствие мужа он, Менно, будет иметь честь сопровождать её на совет баронов. Вейма оглянулась на сюзерена, тот кивнул, и она приняла предложенную руку. Нору в большой зал вёл отец. Когда они пришли, столы, составленные из козел и досок, были куда-то убраны и рядами стояли скамьи. Они были заняты незнакомыми людьми в разноцветных рыцарских рубашках. Большинство было зрелыми мужчинами, но некоторые привели с собой сыновей, а кое-кто — и дочерей. На одной скамье сидела, поджав губы и сложив руки на коленях, пожилая женщина с постным выражением лица. Барон, продолжая лукаво улыбаться, повёл своих спутников к креслу, стоявшему на небольшом возвышении недалеко от прудика в центре зала. Кресло походило на трон ещё больше, чем то, которое осталось дома, в таблинии. Позади стоял лёгкий стульчик, предназначенный для Норы и короткая скамья для её спутницы. Барон усадил дочь, Менно подвинул скамью для Веймы и встал за спинкой баронского кресла.

Все зашумели. Барон остался стоять. Нора и Вейма завертели головами, осматривая большой зал. Сейчас по стенам зажгли светильники, и можно было рассмотреть сюжет на шпалерах — что-то аллегорическое, посвящённое приходу весны. Между шпалерами висели полотна с гербами собравшихся баронов.

Люди всё прибывали и прибывали, и Вейма с интересом принюхивалась к запаху совместности и взаимопонимания, который здесь царил. Перед ними встал герольд в красной рубашке и ударил в пол тупым концом копья.

— Благородные бароны! — возвестил он. — Вы собрались на совет союза баронов! Так выслушайте же вашего предводителя!

Все взгляды обратились к барону Фирмину. У Норы округлились глаза. Вейма открыла рот.

— Благородные бароны, — начал Фирмин и его голос разнёсся по всему залу. — Прежде чем начать говорить в нашем собрании, я повторю перед вами клятву, которой следовали мой отец и дед. Перед вами, друзья мои, перед Создателем и Заступником клянусь, что во всём следовал я обычаям рыцарства. Клянусь, что правил своим владением по совести, по законам союза баронов, по обычаям моей земли и по заветам Заступника. Клянусь, что не было в моих словах или действиях лукавства и чисты мои помыслы в этом совете. Клянусь, что не заключал я союзов ни с одним из вас втайне от остальных. Клянусь, что не присоединял я к себе земель других баронов, за исключением деревни, переданной моей первой женой в качестве брачного дара. Клянусь, что свободно моё владение от наследственных притязаний других баронов и будет, неделимое и неприсоединённое, передано по наследству дальше. Перед вами — моя дочь и наследница.

Он не глядя подал дочери руку и она встала рядом с ним.