Все предусмотрено.
Всех людей Семеновича, что были снизу у лифтов, или уже, или вот-вот просто сомнут массой, так что совсем скоро комендачи окажутся у нас наверху. Об этом только что Семенович мне и рассказал, сразу после вопроса о мобилизации.
Похоже, закончилась моя карьера в Федеральной Службе Безопасности, так и не успев начаться. Жалко, жалко. Учебная часть Береговой охраны в Ки-Уэст, во Флориде, проекция и пригляд Родионова — я уже настроился на комфортное пребывание в ожидании прорыва демонов, причем ожидание неподалеку от места действия грядущего.
Сейчас же, когда меня заберут по повестке и отправят… куда? В том-то и дело. Понятно, что задача моя скорее всего будет примерно та же, что и под эгидой у ФСБ, но вот надеяться на удовлетворительное свое положение — как здесь и сейчас, да и за последние недели, уверенно я не могу. Сопротивляться же призыву сейчас — это как бежать по путям навстречу локомотиву и кричать: «Я тебя задавлю».
— Лбами с парнями вы стукаться не собираетесь? — на всякий случай спросил я, взглядом показав вниз.
— Не можем. Они сейчас полностью в своем праве, ты же в списках части.
— Но? — уловил я интонацию в словах Семеновича.
— Но ты еще не получил повестку.
Я выразительно на Семеновича посмотрел. Мнется он как-то, явно волнуется и даже усы теребит — никогда он этого не делал, первый раз вижу.
— Я не могу тебе приказать, но…
— Что?
— Есть вариант.
— Какой?
— Опасный вариант. Я могу дать тебе парашют.
Арктическая бригада, в которой я служил, является частью Береговых войск, но мы проходили и воздушно-десантную подготовку, Семенович об этом знал. Но прыгать из этого здания, высотой едва метров двести…
— Прыжок с принудительным раскрытием, я ассистирую, купол тебе вытяну. Со смотровой площадки по прямой, к речке.
— Семеныч, ты серьезно? У тебя здесь есть парашют?
— Макс, это двадцать девятый этаж, номер иногда используется как конспиративная явка. Конечно здесь есть парашют.
— Зачем на конспиративной явке парашют?
Своими вопросами я пытался отсрочить принятие решения. Хотя чего тут отсрачивать — я уже решил, просто боюсь пока себе в этом признаться.
— На всякий случай, как зачем? — между тем пожал плечами Семенович.
Хотел было я ему напомнить о том, что в торговом представительстве в Новом Орлеане были пулеметы, но не было гранат и ПНВ. Не стал, промолчал.
— Если ты готов сейчас спрыгнуть с повестки, то самолет будет ждать тебя в Шереметьево или во Внуково, куда доберешься.
— Подъезды к аэропортам же перекроют.
— Да, перекроют, — задумался Семенович, так и продолжая теребить усы. Но вдруг вскинулся: — Знаешь, что? А давай в посольство Никарагуа. Здесь рядом, у Круглого дома на Довженко, его любой таксист знает.
— В посольство Никарагуа? — выделил я интонацией название страны.
— У конфедератов тебя ждут наверняка, с кавалерией.
Ну да, точно.
— Ясно. Давай парашют.
— Систему знаешь?
— Рассказывай.
— Пошли, по пути расскажу.
— Куда пошли?
— На выход, пошли-пошли, — показал мне на дверь Семенович. Сам он уже подбежал и распахнул один из шкафов, откуда достал яркий небольшой ранец, по виду рюкзак спортивный. Выбежали из номера, сразу же столкнулись с одним из людей Семеновича. Никифоров его фамилия, еще по торгпредству в Новом Орлеане помню.
— Мы вырубили лифты, но…
— Понял Леха, понял, — махнул рукой Семенович.
Пробежав по коридору мы с ним, перепрыгивая ступеньки, поднялись на несколько этажей вверх по лестнице, едва не снеся по пути небольшую замешкавшуюся компанию. Сегодня весенний погожий денек, светит солнце — и на открытой к посещению площадке тридцать третьего этажа много народа, да и ресторан работает.
Не выходя с лестницы на смотровую площадку, я снял берет, надел ранец с парашютом, затянул и проверил все ремни под приглядом Семеновича. После этого он уже сам подтянул мне грудную перемычку, дернул ремни ножных обхватов, проверяя натяжение.
— Что-то мне надо знать? — спросил я у него.
— Парашют я тебе принудительно выдерну. Петли управления красного цвета, не ошибешься. Лети прямо, при приземлении ноги вместе держать не обязательно, в перекат сразу не уходи, это не купол, а крыло, в разы более управляемое, разницу сам поймешь. На набережной как можно скорее лови такси, тебе в посольство Никарагуа. Все.
— Погнали.
Выскочили с лестницы на смотровую площадку, осмотрелись по сторонам. Здесь стеклянное ограждение в половину человеческого роста, прыгать с такого никак — только если как через барьер. Поэтому уже через пару секунд мы пододвинули к ограждению несколько пустых столов.
В ресторане были люди, многие уже вставали, смотрели на нашу суету с удивлением. Бежал в нашу сторону официант, но на него мы не обращали внимания. Заскочили на столы, я подошел к самому краю. Под ногами — светло-зеленый парк, чуть дальше изгибающаяся набережная Тараса Шевченко, по которой едут немногочисленные машины. Гул винтов слышен, но машин не видно — с другой стороны здания сейчас.
Солнышко светит горячо, по-весеннему, какой прелестный день. Но ветерок свежий, сейчас с порывом даже стылый — я поежился.
— Готов?
— Готов.
— Пошел.
Разбежался в три шага по белоснежной скатерти и прыгнул. Нога в последний момент проскользнула по поехавшей скатерти стола, оттолкнулся неудачно — прямо чтоб красивый полет, с раскинутыми в сторону руками в прыжке веры, не получился.
Вытягивающей стропой меня еще отклонило чуть назад, после купол вырвался на свободу закрывая небо, плечи сильно дернуло, замелькали стропы и яркая желтая ткань купола-крыла. Я зацепился взглядом за петли управления — красные, яркие, как Семенович и обещал. Но тут понял, что у меня перекрутило стропы, и я падаю неуправляемо.
Несколько неприятных мгновений — в моменте длящихся отдельную вечность, после чего стропы раскрутило, при этом меня разворачивая. Вот только теперь я летел совсем не прямо — не по плану в сторону сквера и дальше к набережной за которой возвышается Белый дом. Меня развернуло, и сейчас по пологой дуге я снижался в обратную сторону. Не прямо к фасаду гостиницы, чуть вбок — в стену примыкающего к высотке гостиницы десятиэтажной пристройки крыла здания.
— Воу-воу-воу!
Обхватил петли управления сверху, даже не успев просунуть в них руки, потянул, меняя направление полета.
Угол здания я практически миллиметрами облизал, но купол при этом задел за стену дома, слегка заворачиваясь. Скорость спуска (падения) увеличилась, мелькнули мимо деревья вдоль Кутузовского проспекта, за ветви одного из которых парашют и зацепился. Меня рвануло за плечи, останавливая полет, мелькнули в поле зрения земля, небо, купол, ветки и машины на Кутузовском; совсем рядом тротуар еще заметил, люди по нему идут.
Показалось, что увидел себя со спины, а после с треском ткани и криком «полундра!» я приземлился на зеленый газон, который вдруг прыгнул мне прямо в лицо. Упал ровно и красиво — широкой грудью прямо в траву. Как оловянный солдат. Да, это не купол, это крыло — Семенович не соврал, разница прямо серьезно ощутима.
Полежал немного. Приятно, мягко; еще хорошо, что в этом мире беспощадные штрафы за выгул собак на газонах и за мусор в виде окурков, так что я на чистое место приземлился.
Живой, надо же. О таких мелочах еще думаю. Хотя, если бы приземлился в собачьи экскременты, мелочами бы мне это не показалось — мысли метались в голове хаотично, при этом появилось понимание, что еще нечего не закончено, все только начинается.
Эта мысль помогла даже поймать дыхание и наконец-то сделать вдох. Сразу после этого я поднялся, расстегивая ремни парашютного ранца. Немного повозился с одним из ножных обхватов, после сбросил ранец не оглядываясь.
Вокруг собралось несколько десятков людей — стояли по одному и несколькими группками поодаль по разным сторонам. Поэтому сразу я не побежал никуда — я ж в парадной форме. Достал берет, надел, выровнял и проверил положение кокарды, вроде четко все. Стряхнул невидимую пыль с плеч (хорошо в Москве весна уже, не в грязь и не в мерзлую землю упал), после чего быстрым шагом направился в сторону проезжей части Кутузовского проспекта.