— Хороший метод, — рассмеялся Мурадов, — надо его взять на вооружение при работе с кадрами. Быстрее выяснится, кто на что способен. Жизнь ведь тоже, по моему разумению, бурная дарья.

— Только не начинайте это с меня, Нуритдин-ака, — сказал Ильхом.

— Именно с вас и начну. Потому что вы уже, как говорится, знаете, с чем его едят, этот метод.

— Хорошо, — согласился Ильхом, — только прошу не быть слишком строгим, если споткнусь…

В половине восьмого, едва только по радио начался утренний концерт, Ильхом вышел из гостиницы. «Афганец» уже пошел на убыль, дул редкими порывами и гнал по асфальту оставшиеся со вчерашнего дня клочки бумаги. Небо все еще было рыжим, солнце напоминало белый шар. Но дышалось легко, как в сосновом бору.

Ильхом не любил базары. Ни тот, куда он сейчас шел, ни любой другой. Его утомляла спешащая куда-то толпа, разноголосица.

Несмотря на то, что день был будничный, да к тому же и ветреный, народу на небольшом — далеко не таком, как в Термезе, — рынке было много. Товаров — тоже. Прилавки ломились от золотистых, словно осколки солнца, яблок, красных, как кровь, помидоров, пучков зеленого лука, кинзы, укропа и петрушки. Здесь можно было купить все — черный, в пакетиках, душистый перец, свежую капусту, морковь, ранние дыни — хандаляшки и даже американскую жвачку. Ильхом подходил то к одному, то к другому прилавку, интересовался ценами, прислушивался к репликам покупателей, которыми в основном были жены строителей, рабочих недавно пущенного хлопкоочистительного завода, учителя, медики, служащие районных организаций. То есть те, кто не имел собственного клочка земли.

Сравнения приходили сами собой. Он заметил, что часть продающих те же помидоры запрашивает за них одинаково высокую цену, точно предварительно сговорились между собой. Некоторые просили чуть пониже, но все же… Причем, что удивило его, так это качество. У тех, кто запрашивал высоко, товар был высшего качества, как на подбор. У тех, кто поменьше, — тоже хорошие помидоры, только не мытые, но, видимо, пыль с них все-таки сдута. А в ларьке — совсем никчемные. Вялые, полузеленые или, наоборот, полукрасные, вперемешку с гнилыми и раздавленными. Стоили эти помидоры намного дешевле, но возле ларька никого не было. О причинах такого несоответствия цен он спросил у седобородого, грубоватого с виду, богатырского сложения старика, перед которым на прилавках высилась гора помидоров, скажем, среднего качества.

— Наивный вы человек, йигит, — усмехнулся он. — Большинство из тех, у кого помидоры, как с выставки, по-моему, ни разу не видели, где они и растут. Вырвется из кишлака на полдня колхозник, вроде меня, просидит тут до вечера, потом плюнет на все и отдаст кому-либо из них оптом по дешевке, ведь на работу надо! А эти не спешат, они все равно в убытке не останутся.

— Проще говоря, перекупщики?

— Самые настоящие спекулянты, — уточнил старик.

— Положим, они — спекулянты, — продолжил беседу Ильхом, — потому и продают дорого. Ну, а вы-то дехканин, неужели и ваши помидоры обходятся в полтора рубля, а? Это ведь пятнадцать рублей, если на старые-то деньги?!

— А кто считал, во сколько они обходятся? — Чувствовалось, что старику неприятен этот разговор.

— И все же? — не отступал Ильхом. Он видел, что тот колеблется.

— Красная цена им гривенник, — подумав, ответил он.

— Спасибо, ота, — похвалил его Ильхом. — Вот это ближе к истине. Тогда непонятно, почему такую цену заламываете.

— Гм. — Старик посмотрел на Ильхома, как на упавшего с луны. — Если сосед твой кривой, то и ты прищурь один глаз, говорят. Вот я и прищуриваю, а не то мне туго придется. Люди ведь покупают.

Подошла женщина и молча стала отбирать помидоры и класть их на чашку весов. Ильхом умолк, а когда она ушла, продолжил:

— Поговорим о другом, ота. Если выбросить на базар помидоры, хорошие, я имею в виду, государственные, можно сбить цену?

— Государство, — в тоне старика слышалась ирония. — Сельпо тоже государство?

— Не совсем, а в общем-то, да.

— Больше «не совсем» подходит, йигит. Каждый год наше сельпо сваливает в речку или в яму какую сотни тонн фруктов, овощей и дынь с арбузами, потому что дорога вагонов не дает. Сосед у меня заготовителем работает, так я как-то спросил его: что же вы хорошие хранилища не построите, Акбарджан, а? В космос летаем, а с таким пустяком справиться не можем! Даже автомашины-холодильники ведь уже придумали!

— Ну, и что он? — спросил Ильхом.

— Денег, говорит, нет. Эх, не я хозяин!

— А что бы вы сделали?

— Да ведь только за прошлую пятилетку наше сельпо столько денег списало в яму, что можно было бы три громадных, как караван-сарай, склада выстроить. Мне служащих жалко, они почти весь свой заработок несут на базар. Благословение аллаху, что я вот сам связан с землей, а то что бы делала моя дочь?!

— Она у вас служащая?

— Ага. Работает в Термезе врачом. Детским…

«Как ни крути, а старик прав, — подумал Ильхом. — Какое ему дело до мирового рынка и того, насколько рубль стал дороже доллара! Чего-чего, а считать люди всегда умели. Читать не умели, а считали всегда правильно.»

Решив, что беседа со стариком была для него очень поучительной, он отправился в чайхану. И вспомнил одну из встреч, как говорил дед, за круглым столом, на веранде родного дома. Такие встречи случались часто, особенно, когда Ильхом еще учился. На этот раз дед поучал своего сына Бориса, новоиспеченного агронома:

— В Сурхандарье земля прекрасна, нужно только с умом к ней относиться.

— А где она плоха, батя? — переспросил Борис. — Везде земля хорошая и, если не жалеть сил и души, воздаст сторицей.

— Не скажи. В Подмосковье, к примеру, два урожая овощей она не даст, а здесь — пожалуйста. Ты знаешь, как в Денау люди поступают? Сначала капусту вырастят, потом — картофель, а после него — цветы под пленкой. С десятки соток получают по двенадцать тысяч рублей чистой прибыли. Колхозы и совхозы области получают пока с гектара по две тысячи. С гектара!

— Что мы пока не научились эффективно хозяйствовать, не секрет, — сказал Борис.

— А когда же научимся, а? Сколько нам еще времени нужно? Советская власть существует седьмой десяток лет, а мы все… Между прочим, тот частник, который без всякой агрономической науки выколачивает из своего приусадебного участка такую прибыль, в общем-то колхозник.

— Чего ж ты на своей земле не добиваешься этого? — стал наступать Борис. — Учить оно всегда легко!

— Земля опытной станции, к твоему сведению, почти не отдыхает, — ответил дед Миша. — Хлопок убираем, что-нибудь да сеем. Ячмень, клевер. И потом… нам земля дана, чтобы новые сорта хлопчатника выводить, а не капусту выращивать. Кстати, о капусте. Сколько не бьюсь, чтобы раннюю начали выращивать, ничего не могу сделать. Абсолютное равнодушие!

— Подскажи как, мы попробуем, — сказал Борис.

— В ноябре высади рассаду, в феврале получишь урожай. Потом снова повтори. Вот тебе два урожая!..

«Первое, — подумал Ильхом, завтракая в чайхане, — поинтересоваться овощехранилищем, нельзя ли его построить методом хашара. Хотя бы небольшое на первый случай. Второе: узнать, можно ли в тутошних условиях получать урожай овощей. Лук, тот будет расти, об этом и разговору быть не может! Травы-специи тоже не капризны… И еще… Нельзя ли остатки помидоров с огородов совхозов и колхозов, эти самые полузеленые да полукрасные, законсервировать? Нужно посоветоваться с председателем райпотребсоюза, со строителями…»

Оксана сегодня была в вышитой ферганской тюбетейке, волосы сплетены в две тугие косы и небрежно закинуты за спину. Он поздоровался с ней. Прошел в кабинет. Следом вошла она:

— Чай вам сделать, Ильхом-ака?

— Если нетрудно, — произнес он и спросил: — Давно в райкоме работаете?

— С тех пор, как район организовался.

— А я тут в прошлую зиму был, не видел вас, — сказал Ильхом.

— В декабре?

— Кажется.

— Я в отпуске была.