Ляпин так и продолжал смотреть, как колышутся жировые складки на тучном и белом женском теле, а волосатые мужские руки откуда-то снизу жадно лапают, мнут и выкручивают податливые, как тесто, груди. Эти похотливые сластолюбцы, как животные, совокуплялись прямо на его глазах. Омерзительное зрелище вызвало непроизвольный спазм в желудке Ляпина. Он согнулся пополам от острой боли, пронзившей живот, и его буквально вывернуло наизнанку:

– Бё-ё-ё…

Желудок был пуст, и рвотных масс почти не вышло, лишь горький привкус желчи остался во рту.

Ляпин сплюнул под ноги вязкую слюну и прохрипел не своим голосом:

– Ах вы недопёски шелудивые…

Сам того не понимая, как это у него вышло, но, только ощутив в руке холодок увесистого булыжника, Ляпин размахнулся и с силой метнул камнем прямо в горящее окно. Оглушительный звон разбитого стекла и дикий женский вопль вернули его в действительность.

– Боже мой, – испугавшись, плаксиво всхлипнул Ляпин, – ну что же я делаю?

В следующую минуту из разбитого окна показалась голова перепуганного Ивана Петровича. Он различил, что в желтом прямоугольнике света от окна неподвижно стоит устрашающая фигура в темном балахоне с надвинутым на лицо капюшоном.

– Это ты сделал? – зло выкрикнул Вась-Васькин.

Незнакомец ничего ему не ответил, дав деру в сторону леса.

– Ну все, тебе хана! – дальше Иван Петрович перешел на мат. – Я тебе отвечаю… я тебя найду… и яйца отстрелю… маньячила…

Такой отборной нецензурной брани, что неслась из разбитого окна вслед убегающему «маньяку», Ляпин никогда в своей жизни не слышал. Совершив крюк по лесу на случай погони, он вернулся к дачному поселку, перелез через невысокую изгородь из белого штакетника и, прячась за стволами яблонь, короткими перебежками достиг своего домика, где и скрылся никем не замеченный. Затаившись на кровати, всю оставшуюся ночь Ляпин не спал, ожидая, что вот-вот в его дверь постучат, и суровый голос Залихвацкого спросит, где он был прошедшим днем и что делал этой ночью.

Под утро, когда за окном ночные сумерки сменила предрассветная дымка, совершенно изнуренный и вымотанный, Ляпин забылся беспокойным, поверхностным сном, утешив себя слабой надеждой, что все как-нибудь уладится само собой.

Еще из кассового зала Залихвацкий услышал, как надрывается его телефон. Дребезжащие трели приглушенным эхом гуляли под куполообразным сводом станции, вызывая в его похмельной голове лишь самые негативные мысли. Ну что и кому могло понадобиться от него второй день подряд, да еще в такую рань?

Массируя висок, Залихвацкий пересек прохладный зал, попутно поприветствовав кивком билетную кассиршу Раису Опоросову, и скрылся в темном поеме коридора. Телефон так и продолжал звонить за дверью, пока он открывал заедающий замок. Попав наконец внутрь, Залихвацкий подошел к столу. В этот момент телефон смолк. На скулах Залихвацкого заиграли желваки, а на сжатых кулаках побелели костяшки.

Когда телефон зазвонил вновь, Залихвацкий поднял трубку и бросил в нее:

– Старший лейтенант Залихвацкий. Слушаю вас.

– До вас дозвониться, как до министерства, – раздраженно произнес мужской голос в трубке.

Залихвацкий пропустил наезд мимо ушей:

– Вы обратились к участковому уполномоченному по Предгорному району, представьтесь для начала.

– А, да, – осекся звонивший, – меня зовут Иван Петрович Вась-Васькин. Я хотел бы обратиться к вам с заявлением.

– Приемные дни среда и пятница с девяти до трех. Всего хорошего.

Залихвацкий уже собрался было положить трубку на телефон, как динамик буквально взорвался от восклицаний. Что-то в словах звонившего мужчины заставило Залихвацкого снова прижать трубку к уху.

– Вы сказали, нападение? – перебивая, спросил он.

– Да, нападение… ночное нападение на дачу! Вы обязаны выехать лично! Я знаю законы, я депутат…

– Адрес.

– Садоводческое товарищество «Судомеханик», двадцать первый участок. Это дача…

– Знаю, Кривцева. Выезжаю.

Залихвацкий бряцнул трубкой о рычажки телефонного аппарата. Хмуря брови, он обошел стол, привычно достал из верхнего ящика початый блистер анальгина, выдавил на ладонь сразу три таблетки и отправил их в рот. Разжевывая таблетки, Залихвацкий совсем не чувствовал горечи лекарства. Другое чувство тяготило его: что это еще за странный всплеск преступности на его участке?

Дорога от железнодорожной станции до «Судомеханика» занимала каких-то пятнадцать-двадцать минут езды по Загородному шоссе, точное время Залихвацкий никогда не засекал, однако сегодня на нее ушло не более десяти. Выехав из лесополосы на взгорок, Залихвацкий снизил скорость и остановился, чтобы оценить обстановку. Дачный поселок лежал прямо перед ним. Все как будто было спокойно: подъездная дорога и окольная тропинка были безлюдны, никаких посторонних звуков не было слышно, и ничего подозрительного не бросалось в глаза.

Тронувшись с места, уазик накатом скатился по пологому склону, после чего резко затормозил и остановился прямо напротив шлагбаума на въезде. Залихвацкий вылез из салона автомобиля, хлопнул дверцей и скрылся под арочным сводом с крупными, выкрашенными в белый цвет фанерными буквами: «СТ СУДОМЕХАНИК».

Двадцать первый участок находился вблизи западной границы товарищества, непосредственно у кромки леса. С точки зрения уединенности, это был один из самых спокойных участков. Не считая соседствующего с ним углового участка, принадлежащего председателю садоводческого товарищества.

Залихвацкий остановился перед железными воротами с номером «21» и прислушался. Никакого шума-гама слышно не было. Напротив, было тихо и спокойно. Он постучал кулаком по воротам, выждал минуту и повторил стук.

Откуда-то сверху послышался уже знакомый ему возмущенный мужской голос:

– Кто там еще?

Залихвацкий отступил на шаг назад и, подняв голову, сказал:

– Полиция. Открывайте.

– Ну слава яйцам, – пробубнил мужчина и скрылся в темном проеме окна.

Только сейчас Залихвацкий заметил, что окно, из которого тот выглядывал, было вдребезги разбито – из пластиковой рамы, как пики, торчали острые осколки стекла.

– Черт, – негромко чертыхнулся Залихвацкий, – надо собраться.

Лязгнула задвижка, и створка ворот распахнулась. Перед Залихвацким стоял взрослый, степенный мужчина с встревоженным лицом. Одет он был просто, в песочные спортивные брюки и белую майку с коротким рукавом, на босых ногах были надеты синие сабо.

– Что у вас там, десять ночных вызовов, не понимаю? Дозвониться невозможно… – начальственным тоном начал возмущаться мужчина.

– Ваши документы, – холодно потребовал Залихвацкий.

– Да, конечно.

Мужчина выудил из кармана штанов паспорт и протянул его полицейскому.

Залихвацкий пролистал документ и бегло пробежался по нему глазами:

– Вась-Васькин Иван Петрович. Поселок городского типа «Орешник», Третий Лучевой проезд, дом двадцать семь. – Он поднял глаза на Вась-Васькина. – Что, тот самый элитный поселок?

– Ну разумеется.

Залихвацкий вернул паспорт Вась-Васькину:

– Кем вам приходится гражданин Кривцев?

– Скажем, коллега по работе. А какое это имеет значение?

– Договор о сдаче-найме дачи имеется?

Иван Петрович прочистил горло:

– Кхм… Нет.

– Оружие?

– Хатсон полуавтомат.

– Зарегистрирован?

– А как же!

– Наркотики употребляете?

– Слушайте, – Вась-Васькин повысил голос, – у меня дети, между прочим, которые берут с меня пример!

– Ладно. Что у вас здесь произошло?

– А вы сами разве не видите? – Вась-Васькин показал рукой на разбитое окно. – Ночное нападение здесь произошло. Маньяк камнем высадил стекло и скрылся в направлении леса, во-он туда.

Сердце Залихвацкого учащенно забилось. Похоже, его надежды каким-то невероятным образом сбывались.

– Маньяк? – переспросил Залихвацкий.

– Да, маньяк! – подтвердил Вась-Васькин.