Как только я появилась, она сообщила, что Лидия наша застряла в каком-то присутственном месте, где оформляют то ли пенсионные бумаги, то ли прописку какую-то, и мама едет туда. Лидия – человек немолодой, мало ли что. Мне предписывалось накормить Егора и занять его чем-нибудь.

- Гулять нельзя! – сказала мама.

Егорка был слегка простужен, оказывается. Я сообщила, что всё поняла, но попросила вернуться к семи, потому что у меня сегодня ещё кошки. Мама быстро расспросила меня, пока переодевалась, что было в школе и как я справляюсь, и исчезла.

Егор был несносно капризен. Он то пытался играть, то просил включить ему мультик и постоянно прикладывался. В конце концов, я устроилась с ним на диване и стала рассказывать про приключения Али-Бабы так, как это делал когда-то папа, добавляя махровую отсебятину и попутно просвещая, что такое сим-сим, кто такие джинны и пери, зачем нужны караваны и почему главного героя истории так зовут. Егор уснул под эти мои рассказки, вцепившись в меня обеими руками.

Я дотянулась до сумки и принялась изучать методички. Получалось это плохо. Я без конца вспоминала, как сегодня утром меня грубо оттолкнули, и как часом позже я сама поступила точно таким же образом. В итоге пришла к выводу, что запуталась, что не знаю, кто мне действительно нужен.

С Юркой было просто. Мы говорили на одном языке, мы жили в одном мире, и он был мне дорог со своими табачными глазами и невозможным характером. Нынешнего Галицына я стеснялась. Он смущал меня пристальными взглядами и неподвижностью. Я не знала, о чём с ним говорить. Да он и не разговаривал со мной почти, демонстрируя полное равнодушие. Вот только гормоны мои устраивали безумный танец всякий раз, лишь только он оказывался в пределах восприятия хотя бы одного из моих органов чувств.

В какой-то момент мысли мои приняли другое направление. Эти двое оставили меня в покое, отстранились. И это хорошо. Я наконец-то могу заняться своими делами. Я быстро пересмотрела методички, отметила, что прочитать в первую очередь. Взяла одну из книг и канула в дебри.

От этого занятия меня оторвал Егорушка. Он проснулся и потребовал чаю. Под обсуждение восточных сказок мне удалось впихнуть в него несколько ложек овсянки с кусочками фруктов. Потом Егор потащил меня рисовать. Мы развели гуашь, взяли один из альбомных листов и стали рисовать барханы и караван. У моего маленького братца было поразительное чувство цвета. Я изумлялась, наблюдая, как он смешивает краски, как одним движением кисти изображает наветренную дорожку на песке, как колдует над контурами верблюда.

Мама и Лидия застали нас за этим занятием. Мы были чумазые, и всё вокруг нас тоже было густо уляпано гуашью. Мама шумно вздохнула, но сердиться не стала, только попросила меня отмыть юношу и отмыться самой. Мы с Егором разложили рисунки для просушки и победно удалились в ванну.

Сергей мне позвонил. Это случилось, когда я вычёсывала Кариночку, а все остальные кошки копали.

- Ты где? – небрежно поинтересовался он.

Я объяснила и сказала, что через четверть часа приду. Выходя обещанное время спустя из заведения мадам Люси, наткнулась на него. Он подпирал плечом стену рядом с входной дверью и курил. Увидев меня, объяснил, что решил слегка прогуляться, а заодно встретить меня. Я сдержанно поблагодарила и, пользуясь случаем, сгрузила на него пластиковый пакет с книгами. Серёжка взял, оценил заодно вес моего рюкзачка и забрал и его тоже.

Дома я застала перемены. Из большой комнаты было удалено зеркало вместе с подзеркальным столиком. Там, где это всё размещалось раньше, стоял теперь новенький компьютерный стол, а старый агрегат на нём был раскурочен. Вокруг валялись провода и блоки. На полу стояли распакованные коробки. Воняло перегретым пластиком.

- Уберу, - сообщил мне Сергей. – Потом.

Он отнёс мои книги в маленькую комнату. Я поняла: меня сослали, но совсем отпустить не пожелали. Я прошла следом за ним, увидела, что зеркало живёт теперь здесь. И письменный стол он мне оставил, только напрочь очистил ящики и, похоже, всё повыкидывал. Мне стало жалко те мелочи, которые там хранились: его школьные тетради, железки всякие, игрушки. Я вздохнула и, вытащив из сумки рисунок Егора с барханами и караваном, прикрепила его на стену, туда, где раньше была наша с Серёжкой фотка. Потом выставила на стол ноутбук и подключила его. Галицын наблюдал за мной.

- Что это? – спросил он, кивнув на рисунок.

- Егоркино творчество, - пояснила я.

- Ты была дома? – спросил он.

Я рассказала, почему я ходила домой и чем там занималась. Он выслушал внимательно, а потом, будто бы утратив ко мне весь интерес, развернулся, чтобы уйти, и через плечо бросил:

- Приготовь чего-нибудь поесть.

Я пожала плечами и отправилась на кухню. По дороге выдернула из рюкзака плейер, требовалось подобрать мелодию для композиции. Я глянула на счётчик использованной памяти. Там было процентов 40, часа на полтора. Я пустила музыку на воспроизведение методом случайного тыка и полезла за продуктами.

Я вспоминала прошлые творческие конкурсы «Студенческой весны». Победителей я помнила не всех, только прошлогоднего и в первый свой университетский май. В прошлую весну первый приз взяли филологини с постановочной вещью на материале скандинавских саг. Это была утончённая композиция, с музыкой Грига, балетной хореографией и визуальным оформлением киношного «Властелина колец». Мне это не подходило, тут требовалось напряжённое коллективное творчество, причём с участием профессионалов. Я должна была сделать, что-то попроще, но поэффектнее. Они будут повторять номер. На их фоне следовало смотреться ярко, стремительно и страстно.

Я вздохнула. Меня притягивала и буквально растворяла баллада «The lady in red», но мне нужен был ритм, желательно на фоне мелодии и русского текста.

Я растопырила пальцы над жаровней, проверяя температуру, и горстями стала бросать туда наструганные овощи для паэльи. Потом в ход пошли куски курицы, кальмаров и рис. Пока я делала салаты, паэлья дозревала под крышкой. На секунду я задумалась над десертом, но ответ пришёл мгновенно. Серёжка был большим любителем взбитых сливок. Я нырнула в холодильник и ухмыльнулась, обнаружив коробку с лакомством, наполовину уже опустошённую. Ну, хоть тут ничего не изменилось! В этот момент Меладзе пел мне в уши: «Смотри, как я без тебя научился жить…» Мне стало окончательно смешно.

Но вот пошли аккорды к «Она идёт по жизни смеясь…» и я переключилась на ритмический фон, хладнокровно отсчитывая терции и секунды. Время от времени я проверяла, как отзываются мышцы на хрустальный перестук. Нет, не прокатывало. Совсем монотонно. Потом меня закружил один из Петровских вальсов. Под него я сполоснула посуду, руки и тщательно вытерла кухонный стол, на котором определённо что-то жгли или паяли.

Но вот в уши полились обожаемые мною латиноамериканские ритмы, и верхние конечности мои непроизвольно напряглись как для позиции тарантелла, а бёдра поплыли в ритме ла карнаваль. Так с отставленными локтями и кулаками у плеч я чуть ли не носом уткнулась в Серёжку. Он торчал на дороге и хмуро меня рассматривал.

- Извини, - пробормотала я и скользнула мимо него к плите, чтобы проверить, как там дела.

Я убрала огонь из-под жаровни совсем, накрыла её полотенцем и повернулась к столу. Сергей уже жевал салат. Я поставила перед ним тарелку с хлебом, а на своей стороне стола - стакан с кефиром. Серёжка насмешливо приподнял бровь. Я показала на часы. Там было уже восемь. Галицын протянул руку и дернул проводок от плейера к наушникам. Капельки выскочили и повисли у меня на груди.

- Твой скелет не пострадает, - сказал Серёжка.

- Ага, - согласилась я и снова заткнула уши.

Я взяла глубокую миску и от души сыпанула ему туда ароматного рисового варева. Поставила на стол и уселась напротив со своим стаканом, потягивая кефир мелкими глотками. Мне и в самом деле не хотелось есть. Дома у родителей я с удовольствием прикончила тарелку овсянки с изюмом и курагой, да потом ещё пришлось доедать за Егором. Я рассматривала Серёжку. Мне всегда нравилось, как он ест. Вроде бы и быстро, но так аккуратно и… изящно что ли… Не могу слова подобрать. Так, вероятно, ели в позапрошлом веке в благородных домах. Вроде бы ложка полна, а ни капли не проливается обратно и то же самое со всеми остальными приборами.