- И слушать не хочу! – сердито объявила мама. – Посмотри на себя в зеркало!

Я посмотрела. Оказывается, работая, я точно так же, как Юрка недавно, ерошила себе волосы, и теперь на голове у меня царил кошмарный ужас. Мама сказала только дно слово.

- А ну, быстро! – прикрикнула она.

И я кинулась в душ.

Вечером за нами пришёл Потоцкий. Он неприятно удивился Юрке, на что Марков отреагировал странной усмешкой. При всём при этом они очень сердечно раскланялись, знакомясь друг с другом. А в клубе к нам присоединился ещё один человек, давешний фотограф. Оказывается, они были друзьями-приятелями с нашим Потоцким. Мы, в общем-то, неплохо провели время и договорились завтра устроить пикник в дольменах.

Мама осталась в санатории и клятвенно пообещала мне, что ни в коем случае не забудет вовремя принять лекарства и ни за что не опоздает на процедуры. Потоцкий заехал за нами на машине. В салоне у него уже сидели фотограф и какая-то девица кавказской внешности, очень красивая. Юрка галантно чмокнул ей ручку и уселся на заднем сидении между мной и ею.

Ехали мы не очень долго. А когда прибыли, Потоцкий занялся приготовлениями собственно к пикнику, а фотограф, его звали Владимиром Николаевичем, потащил всю нашу компанию смотреть дольмены. Он очень интересно рассказывал про эти сооружения. А ещё он нас фотографировал, меня и девицу. Её звали то ли Амира, то ли Самира, я не расслышала. Юрка с любопытством разглядывал дольмены и даже совался внутрь. Вот сумасшедший исследователь!

Потом мы ели и пили. Нас угощали каким-то невероятно вкусным местным вином, нежнейшими шашлыками и пресным сыром. Амира мне рассказала, что сыр делают из овечьего молока и он очень полезный для женщин. Она хихикала и жеманилась, и я так и не поняла, в чём заключается целенаправленное действие этого сыра на женский организм. Юрка как-то быстро опьянел и вытянулся во всю длину на ковре, который расстелили в виде стола для трапезы. Он уложил голову мне на колени и исподтишка гладил меня ниже талии. Кончилось тем, что и он, и Амира уснули. Их закутали в одеяла.

- Свежий воздух, - с усмешкой сказал мне Потоцкий, - и экологически чистая пища.

Я пожала плечами. Меня снова потянуло к дольменам. Я попросила не сопровождать меня. С лёгкостью добралась до самого большого сооружения и, положив ладони на шершавый камень, попыталась загадать желание. Это было не так просто сделать. В голове теснились самые разные, иногда противоречивые мысли. В конце концов, из этого хаоса сформировалось одно только желание. Невыполнимое желание. Потому что того, кого оно касалось, больше нет на свете, совсем нет.

В какой-то момент я поняла, что камень, которого я касаюсь, совсем не холодный, более того, он просто обжигает. Я отдёрнула руки. Ко мне подошёл Потоцкий.

- Вы не озябли, Полина? Может быть, тоже хотите вздремнуть? На свежем воздухе так сладко спится…

А я поняла вдруг, что мне жарко, как-то не по-хорошему жарко, будто из-за высокой температуры. Я с опаской взглянула на дольмен, возле которого медитировала. Видимо не напрасно про эти сооружения рассказывают всякие разные истории, одну страшнее и загадочнее другой. Уловив моё настроение, а может быть чувствуя что-то похожее, Потоцкий прочитал мне стихотворение Лорки. В нём было про горы, привидения злодеев и праведников, про тщету земных желаний и про безжалостную вечность. Я поёжилась.

К нам присоединился Владимир Николаевич. Невероятно! Он жевал «Сникерс»! После всех тех изысканных продуктов, что мы съели, он жевал «Сникерс». Потоцкий тоже с усмешкой взглянул на него. Фотограф тут же предложил нам угоститься, вытащив из кармана целую горсть батончиков. Мы со Станиславом засмеялись и отказались. Владимир Николаевич был пьяненький и принялся рассказывать нам с Потоцким, как здорово мы смотримся вместе. Он несколько раз сфотографировал нас.

Я воспользовалась его состоянием и перевела разговор сначала на его работу, потом на выставку и, наконец, принялась расспрашивать про фото, которое меня так заинтересовало. Владимир Николаевич вдруг оживился и принялся рассказывать мне про полную приключений поездку. Что-то в этом рассказе было не так, я никак не могла понять, что именно. Неожиданно я заметила, как нервничает Потоцкий. Он не просто беспокоился, он был ещё и страшно зол при этом.

Но вот фотограф дошёл до нужного мне места, и я перестала замечать всё вокруг.

- Ты понимаешь, - говорил он. – Там полно русских, эмигранты и всё такое. Я поэтому и не удивился, когда этот парень заговорил со мной по-русски. Удивился я, когда услышал его просьбу. Представляешь, он попросил меня передать компьютерную дискету в российское посольство, такой зачуханный местный хомбре и дискету. Я чуть не расхохотался…

- Вовик! – громко сказал Потоцкий. – Держи!

Он протянул ему, а потом мне по стакану с вином.

- Надо согреться, - сказал он мне. – Ваша матушка не простит, если я вас простужу.

Я заверила его, что мне совсем не холодно. Потоцкий похлопал себя по бокам и высказал сожаление, что он за рулём. Мы ещё немного попозировали с ним для Владимира Николаевича. Мне очень хотелось дослушать рассказ фотографа, но он больше не вернулся к прерванной теме. Тогда я решила расспросить его на обратной дороге. Будто подслушав мои мысли, Потоцкий решительно заявил, что нам пора собираться.

Когда мы вернулись к месту пикника, Юрка и Самира всё ещё спали. Я опустилась на ковёр и стала тормошить Юрку, а Потоцкий просто взял девушку на руки и понёс в машину. Владимир Николаевич стал собирать мангал и другие принадлежности для приготовления шашлыков. Он попросил помочь ему, но я никак не могла разбудить Юрку. Потом я заметила, что у него как-то нехорошо посерели губы, и перепугалась. Я вскинулась навстречу подошедшему Владимиру Николаевичу, чтобы высказать свои опасения. Я вдруг вспомнила про Юркины проблемы со здоровьем.

Фотограф как-то странно в упор смотрел на меня.

- Извини, - сказал он. – Я думал, что получится проще…

Я поздно увидела у него в руках одноразовый шприц без колпачка, попыталась вскочить, но не успела. Игла воткнулась мне в шею. Потом я увидела, как он тщательно прячет пустой шприц и достаёт пистолет. Я завопила. Я закрыла собой Юрку и завопила. Я не помню, что говорила. Помню только, что просила его не убивать. А потом стало темно. Но совсем я не вырубилась. Я слышала звуки и чувствовала, как меня переносят с места на место. Вот только мне никак не удавалось понять происхождение звуков, а ещё – где в этом мире верх, а где низ.

Я приходила в себя мучительно долго. Иногда меня кто-то звал по имени. Иногда я видела куски разных пейзажей. Однажды я очнулась в незнакомой комнате, которая была плохо освещена и казалась мне красно-чёрной. Ещё я видела расплывчатые лица разных людей. Чаще всего их появление сопровождалось жидкостями, которые проливались мне на лицо. Даже в сомнамбулическом состоянии я помнила про отраву и изо всех сил стискивала зубы. Но пить хотелось всё время, и иногда я не выдерживала и глотала то, что мне давали.

Окончательно я пришла в себя, когда увидела, что нахожусь внутри палатки, обыкновенной туристической палатки из блёклой синтетической ткани. Пробуждение было приятным, потому что оказалось, что мучительных приступов рвоты больше нет и сознание очень ясное.

- Ну вот, - услышала я такой родной голос Юрика Маркова. – Я ведь говорил! Полина, - позвал он, - посмотри на меня…

Я с трудом повернула голову и в первый момент не узнала Юрку. Он был с многодневной щетиной на лице и с фанатично запавшими глазами.

- Ты меня понимаешь? – спросил Юрка.

Я попыталась ответить, но во рту было так сухо, и язык был такой большой и неповоротливый, что у меня ничего не получилось. Тогда я прикрыла глаза и снова их распахнула.

- Хочешь пить? – спросил Юрка.

Я попыталась кивнуть, и это, кажется, удалось несмотря на то, что шея моя была какой-то невероятно распухшей. Юрка поднёс к моим губам металлическую кружку.