* * *

«Лисы», вернувшиеся с Ящеричной улицы, дожидались своего десятника во дворе Дома Стражи. С ними не было Фагрима: он, как доложили Ларшу, занят в подвале с телом Гижера.

(Тут все разом вздохнули: разве знали они еще вчера, что нынче их товарищ будет лежать на столе под ножом Фагрима?)

– Кому что удалось узнать? – спросил Ларш.

– Да, лампа перевернута, с нее и пожар начался, – сообщила Авита. – Дверь выбили пожарные, до того она была заперта изнутри на засов. Тело лежало у открытого окна, туда заливал дождь, потому труп не сгорел в головешку. А комната изнутри порядком выгорела. Но кое-что мы с Июми углядели. Там стол из прочного, плохо горящего дерева, уж не знаю какого...

– И у нас такое не растет, – огорченно развела руками Июми.

– Не в названии дело, – азартно отмахнулась Авита, – а в том, что что обгоревшая столешница с тремя ножками лежала почти под окном, а четвертая ножка – отдельно. Я спросила пожарных, они стол не ломали.

– Окно! – почти простонала Июми. – Старшая сестра, скажи про подоконник!

– Скажу, конечно... На подоконнике глубокие царапины. Всё сходится: большой, тяжелый зверь прыгнул на подоконник, процарапал его когтями. Спрыгнул в комнату, своим весом сломал стол. Гижер пытался проскочить к окну и бежать, но зверь...

– Харру! – перебила ее Июми. И тут же поправилась: – Ой, тигр, тигр!

На пару секунд Ларш закрыл глаза. Прикусил губу, чтобы не выругаться. Он уже любил этого тигра большой и чистой любовью. Хорошо бы заполучить его шкуру к себе в кабинет. На пол.

– А у меня ничего, – вздохнул Алки. – Мы с Даххи поделили улицу, опросили соседей. Могли бы не опрашивать. Глухая ночь, дождь бил по ставням, все спали. Что они могут нам сообщить? Сны свои расскажут?

Ларш кивнул и без надежды, для порядка спросил:

– А у тебя что, Даххи?

– А у меня свидетель, – скромно отозвался наррабанец.

Это был поистине театральный эффект, сразивший публику.

Ларш вскинул голову. Июми и Авита ахнули. Алки обиженно взвыл:

– И даже не намекнул, верблюд наррабанский! Всю дорогу молчал! Свидетель! Ночью, в дождь...

– Зато теперь говорю... – усмехнулся Даххи. – Свидетель ничего не видел, но кое-что слышал... По соседству с Гижером живет резчик по дереву. Я к нему зашел. Мол, соседа вашего убили, так не видали ль вы чего? Резчик с женой заахали, стали сокрушаться. Но ничего не видели, спали всю ночь. А ученик резчика, совсем юнец, пришел, когда уже заперли дверь. Чтоб никого не тревожить, влез на сеновал и проспал там до утра. Тоже ничего не видел и не слышал... Только, смотрю, больно уж бледен паренек, глаза отводит. Я ему сделал незаметно знак: мол, выйди за мной... Завел его за дом, приткнул к забору и говорю напрямик: «Не тебе, щенок, дурачить «лиса». Или говоришь всё здесь, где хозяева тебя не слышат, или идем в Дом Стражи, там из тебя все тайны вытряхнут, как труху из мешка!» Он и сломался...

– Что он сказал? – не выдержала Авита.

– Хозяева у него строгие. Мальчишка приходится им роднёй, вот они по-родственному и держат его на крепкой привязи. А он нашел себе вдовушку, норовит к ней удрать. Прошлой ночью он у нее задержался. Для хозяев придумал отговорку про сеновал. По пути домой его прихватило дождем, он надеялся, что на сеновале одежда высохнет. Чтоб его не услышал старый, глуховатый, но горластый пес, мальчишка решил пройти с заднего двора. Это удобнее сделать из соседского двора, там забор ниже. Парнишка влез на соседский двор, хотел уже перебраться к себе... вот тут и началось что-то непонятное.

Теперь уже не выдержал Ларш:

– Да говори толком!

– Мальчишка стоял за углом дома, под дождем. И вдруг почувствовал такой страх, что у него ноги отнялись. Ему показалось, что за углом – что-то большое и очень опасное. Почему показалось, объяснить не смог. То ли тяжелое дыхание, то ли еще что – толком не сказал. Зато точно запомнил: сквозь шум дождя послышался стук, словно чем-то костяным по дереву. Да не просто так, а ритм был: тук, тук, тук-тук-тук... Тишина, только дождь... и снова: тук, тук, тук-тук-тук...

Даххи выбил по забору ритм.

– А потом голос Гижера: «Это ты, господин?» Вместо ответа – тот же стук. Гижер говорит: «Сейчас, сейчас». И другой уже стук, деревянный – как ставни открылись. И – крик Гижера! Как услышал мальчишка этот крик, его оторопь враз прошла. Он промчался через двор, перемахнул невысокий заборчик и вскарабкался на сеновал. Я так думаю, юнцу крупно повезло, что его не заметили.

– Похоже, повезло, – кивнул Ларш. – Но что получается? Под окном у Гижера стоял некий господин с ручным тигром? Или тигр, который умеет стучаться в ставни условным стуком?

– Тигры еще и не то умеют, – убежденно сказала Июми. – Охотники говорят, что тигр может заманивать их в чащу человеческим голосом.

– Вообще-то наши охотники, наррабанские, говорят то же самое, – неохотно подтвердил Даххи.

– Конечно! – хмыкнула Авита. – Охотники же самый правдивый народ на свете!

– Мне плевать, умеют ли говорить тигры в заморских землях, – с тихой ненавистью сказал Ларш. – Но когда я доберусь до здешнего тигра, он, гад, у меня продиктует писцу все свои похождения! И подпишется!

* * *

Ларш поручил Даххи и Алки сходить в порт и поговорить с капитанами кораблей, которые могли привезти в трюме тигра. А что? Выгрузили зверя на берег (в закрытой досками клетке, чтоб не собрать толпу зевак), заперли в сарае, а тварь возьми да сбеги. Теперь виноватые молчат чтоб не попасть под наказание. Так что идти надо двоим. Один задает капитанам вопросы, другой на берегу толкует с портовым людом о погрузке-выгрузке.

Даххи ушел, но Алки вернулся от порога:

– Уж прости, командир. За ночными делами я забыл о твоем вчерашнем задании. Не доложил, что удалось узнать.

Ларш тоже за ночными делами забыл, что же такое он вчера приказал Алки. Но вслух этого не сказал. Молча ждал доклада.

– Этот лавочник, Вилират Острый Гвоздь, в Аршмире недавно. Торгует вроде успешно. Очень мне повезло со стариком в доме напротив. У него ноги не ходят, он весь день сидит у окна, пялится на улицу. Говорит, к Вилирату часто заходили люди чужеземного или моряцкого вида, приносили ящики и коробки – это понятно, тот скупает заморские безделушки. Про наследство соседям не хвалился. А вот сейчас, командир, скажу самое интересное. Живет неподалеку одноглазый Дамикур, плотник...

– Который в контрабанде подозревается? Помню.

– Во-во, он самый... Вчера Вилират с этим Дамикуром сидел в кабачке «Веселая встреча». У меня там водится птичка. Та птичка слышала не всю беседу – так, кое-что. Но показалось птичке, что Вилират готовит побег – то ли себе, то ли кому другому. Вот такие услышались слова: «Все равно куда, лишь бы скорее». А чуть позже – слова Дамикура: «Нет, сегодня никак не выйдет». Еще деньги перешли из рук в руки, но про те деньги Вилират орал на весь кабак, что возвращает долг. А больше, командир, я ничего не знаю.

И Алки поспешил выполнять новый приказ, оставив Ларша в недоумении.

Конечно, сказанные слова могли относиться к чему угодно. Например, к торговым делам (хоть бы и контрабандным). Но если Вилират и впрямь затеял побег...

– Человек продает дорогую вещь, – сказал он вслух. – Вещь уже у покупателя. Еще не торговались, цену не назначили. А торговец готов сорваться в бега? Как можно скорее?

– А кто покупатель? – спросила Авита, которая не знала, о чем идет речь.

– В том-то и дело, что Хранитель. Помнишь гадскую вазу? Ее Вилират продает.

– А если ваза проклята? – вопросила Июми таким голосом, словно рассказывала страшную сказку. – На моих островах человек, который хочет навредить соседу, подбрасывает ему еду или одежду, которую прокляла колдунья.

Ларш хотел рявкнуть на Июми, но сдержался. Кто их знает, колдунов... не островных, а здешних, грайанских...