– Ничего не говорил. Я их просто вместе собрал.

– Правильно. Возмущались?

– Еще как. Грозились Джанхашару на меня пожаловаться. А вдова, госпожа Нурфи́на, обещала дойти до Хранителя города.

– Ничего-ничего. Им полезно поволноваться. Сейчас я с ними потолкую.

Спрут вошел в дом. Авита задумчиво глянула на закрывшуюся за ним дверь:

– А ведь он не зря этак нарядился, со знаками Клана. Хочет, чтоб те пятеро еще больше перетрусили.

– Сейчас-то они если трусят, то виду не показывают, – отозвался Даххи. – Только друг на друга злобно поглядывают.

– Хотела бы я послушать, о чем Спрут будет с ними толковать, – негромко сказала Авита.

– И я бы не отказался, – кивнул Гижер. – Печенкой чую: десятник чего-то задумал.

– А это можно, – прищурился Даххи. – Там из комнаты – две двери. Одна в дом, другая на веранду. Можно обойти особняк и выйти на веранду. Дверь открывается тихо, пол не скрипит...

– А давайте! – загорелся Алки.

* * *

Сверчка томила смесь жгучего любопытства со страхом. Он впервые был в таком богатом доме. Веранда, с ее коврами, двумя мягкими диванами и большими бело-синими вазами прямо на полу, казалась парнишке дворцовыми покоями. А ведь он еще и проник сюда тайком... правда, не один, а вместе с «лисами»-сыщиками, но все-таки...

Но гораздо больше, чем роскошь вокруг, волновали его голоса, доносившиеся из-за портьеры. Каждый голос был загадкой, за каждым стоял незнакомец. Возможно, убийца...

– Он был изумительным человеком!.. Благородным!.. Щедрым!.. – то ли говорил, то ли рыдал женский голос, низкий и красивый. – Весь дом боготворил его! Не представляю себе, кто смог... кто посмел...

– Насчет щедрости – да, не спорю, – ответил невидимый для «лис» Ларш. – А насчет благородства рискну усомниться. Не так уж это благородно – бить женщину. А мне говорили, что почтенный Саукриш порой поднимал руку на тебя, госпожа Нурфина.

Женский голос захлебнулся от возмущения:

– Что-о? Да кто посмел сказать такое?! Слуги? Перепорю мерзавцев!

– Почему обязательно слуги? – добродушно возразил Ларш. – Мои люди поговорили с соседями...

– Сплетники! Гнусные сплетники! Да мы с супругом... душа в душу... как два голубка в гнезде! Да я теперь никогда не утешусь!

– Нурфина, дорогая, – вмешался другой женский голос – высокий, звонкий, – зачем же так преувеличивать? Конечно, об ушедших в Бездну плохо не говорят... но если захочешь утешиться, вспомни сцены ревности, которые тебе устраивал твой покойный голубок. При всех, даже при слугах!

«Невестка!» – догадался Сверчок.

– Змея! – с достоинством ответила Нурфина. – Ядовитая ехидна! Завистница! Ревность – знак горячей любви. Уж тебя-то, Лаи́ви, твой вялый муженек никогда так ревновать не будет. Хоть и надо бы.

– Так – уж точно не будет, – признала Лаиви. – Никогда не забуду, как ты прибежала ко мне за примочкой. С во-от таким знаком любви под глазом!

– А ну, сейчас же прекратите обе! – негромко, но властно произнес хрипловатый мужской голос. – Что подумает о нашей семье высокородный Спрут?

– Виакри́ш, младший брат, – очень тихо, над самым ухом шепнул Сверчку Гижер. И парнишка обрадовался: значит, «лис» уже признал его своим, помогает разобраться в этой семейке.

Тот же хрипловатый голос, уже обретший для Сверчка имя, продолжал:

– Мы дружная, спокойная, очень крепкая семья. Мелкие размолвки не в счет, ведь они бывают в любом доме. Но Саукриш был центром семьи, нашей прочной связью, нашим, не побоюсь этого слова, солнцем...

– То-то ты с этим «солнцем» в торговых вопросах крепко разошелся... – негромко, мягко прошелестело из дальнего угла.

Все этот ехидный шелест услышали – и Ларш тоже.

– Что ты имеешь в виду, почтенный Фарипра́н? – тут же переспросил Спрут.

«Племянник, – подумал Сверчок. – В его имени нет частички от имени Саукриша, а значит, не сын».

– Я просто вспомнил, – чуть громче, но так же мягко объяснил Фарипран, – как наш дорогой Саукриш недавно сказал, что он не может договориться с родным братом. Очень, мол, серьезные у них вышли размолвки, по важным вопросам. И что, видимо, придется делить торговое дело пополам.

– Как – пополам? – ахнул Виакриш. – Что за вздор – дробить торговлю? Это верный путь к разорению! Вечно ты, Фарипран, все путаешь и лезешь в чужие дела... да-да, в чужие!

– Что ты хочешь этим сказать? – возмутился Фарипран.

– Только то, что сказал. Ты не из Рода Ункур, ты всего лишь племянник покойной госпожи! Ты перестал быть нашим родственником в тот миг, как скончалась первая супруга моего брата. И теперь, уж не обижайся на правду, ты для нас посторонний человек.

– А в доме, отцовской милостью, что-то вроде старшего слуги, – добавил молчавший до сих пор солидный басок. – Так что, будь любезен, придержи язык, не влезай в семейную беседу.

«Ага, это сын, только его я еще не слышал, – сообразил Сверчок. – Муж Лаиви. Вот я со всеми и познакомился».

– Не спорю. – Голос племянника остался мягким. – Хотя уж тебе-то, Кришне́с, я все равно родня, двоюродный брат со стороны матери, но... пусть будет так! Однако покойный дядюшка Саукриш был добр и милостив ко мне. Мне горько при мысли, что я беспечно предавался музицированию на любимой флейте в тот миг, когда его жестоко убивали... Но и то сказать, я заслужил его милость. Я не шляюсь по игорным домам, не трачу деньги на потаскух. Меня-то ему за что бранить? Меня-то ему за что обещать из дому выставить?

– Это ты на что намекаешь? – некрасиво взвизгнула Лаиви.

– Намекаю на благородство твоего тестя, почтенная. И на его долготерпение.

– Саукриш никогда не выгнал бы Кришнеса из дому! Он не поступил бы так с единственным сыном!

– А я твоего мужа и не называл, Лаиви, ты сама о нем заговорила.

«Вот это семейка! – восхитился Сверчок. – Как они еще друг друга не сожрали!»

Тем временем Виакриш, младший брат покойного, снова попытался призвать родственников к молчанию:

– Как новый глава семьи я требую, чтобы вы все немедленно...

– Новый глава семьи? – тут же пробасил Кришнес. – Именно ты, дядюшка? А не старший сын покойного – глава семьи? Не его главный наследник?

– Главный наследник? – хмыкнул Виакриш. – Мы с братом как приняли от твоего деда торговое дело, так его и вели. А ты только швырял деньги на все четыре ветра. Саукриш не раз мне говорил, что боги наказали его и бестолковым сыном, и глупой невесткой, которая не может удержать мужа от попоек. Кстати, даже внуков Саукришу она до сих пор не родила.

– Мерзавец! – завизжала Лаиви.

– Мерзавец или нет, а только говорю правду. В чем я солгал? Может быть, Кришнес старательно ведет торговые дела, а ты нянчишь детей? О да, тогда вы оба достойны наследства!

– Вы оба так уверенно говорите о наследстве, как будто уже кувшин разбили, – промурлыкала Нурфина. – А ведь покойный, если изволите припомнить, был женат... и очень щедр к супруге...

– Кстати, о кувшине... – начал Ларш.

Родственнички разом заткнулись. Наверняка насторожили уши.

– Кувшин-то еще цел, – спокойно продолжил Спрут. – Я только что был в храме Того, Кто Гасит и Зажигает Огни Жизней. Стоит себе кувшин с завещанием, горлышко воском залито, на воске храмовая печать, всё как полагается. А только быть бы кувшину сегодня разбитым, даже останься почтенный Саукриш в живых.

Родственники выжидательно молчали.

– Вчера жрец получил записку от господина Саукриша. Мол, приду в храм завтра, собираюсь изменить завещание. Что интересно, записку принес не один из здешних слуг, а мальчишка-беспризорник, которому за доставку дали медяк. Думается мне, почтенный Саукриш не хотел беспокоить дорогих родственников такими пустяками.

– Изменить завещание? – с недоумением переспросил Виакриш.

– А новое завещание... оно найдено? – осторожно поинтересовалась вдова.

– При обыске в кабинете мои люди не нашли никаких записей о наследстве, – ответил Ларш. – Только переписка по торговым делам. Может быть, покойный хотел составить новое завещание прямо в храме. А может, бумага приготовлена, но лежит не в кабинете, а где-то в комнатах?