Сзади бухали тяжелые шаги. Надсмотрщик гнался молча, не кричал: «Держи его!» Это понятно: за поимку беглого положена награда, с помощниками пришлось бы делиться.

Почти обезумев от ужаса, мальчик несся, как заяц от пса. Но даже в таком смятении он, свернув за угол, увидел широкую, почти оторванную доску забора. Словно по чьей-то подсказке, он юркнул в щель, ободрав плечо и руку. И тут же мимо протопали шаги.

Головастик быстро огляделся.

Он попал на задний двор большого дома. То ли чей-то особняк, то ли гостиница. И двор, с колодцем и какими-то постройками, был сейчас пуст.

Надо спрятаться. Надсмотрщик поймет, что беглеца нет впереди, и вернется.

Перевернуть на себя вон то корыто? Нет, под ним не спрячешься, маленькое... Тогда сарай?

Отодвинув засов, мальчик скользнул в полутьму, зарылся в кучу пустых мешков, притих, стараясь выровнять дыхание. Сердце билось не в груди, а в горле.

За тонкой стенкой сарая послышался свист. Кто-то ходил рядом.

Надсмотрщик? Нет, тот не стал бы безмятежно свистеть на чужом дворе. Наверное, кто-то из здешних слуг.

Издали донесся женский голос:

– Эй, ты где?.. Иди есть, каша стынет!

– Сейчас, – отозвался мужчина за стеной. – Только сарай запру, кто-то оставил дверь открытой.

Хлопнула дверь. Стукнул засов. Темноту прореза́ли только узкие полоски света из щелей.

Головастик оказался в ловушке.

4

Утро сорокового дня Цветущего месяца

Утро пришло в Аршмир – раннее, юное, трудовое.

Рыбачьи лодки возвращались с ночного лова.

Пекарь Аштвер растопил свою печь.

Плотники под пристальным надзором Бики входили в пустой театр, озираясь так, словно были здесь впервые. Вроде и не раз сидели на этих скамьях... но чтоб в безлюдье, да чтоб на сцену подняться...

А Головастик проснулся оттого, что рыжая Пилюля ласково вылизывала ему лицо...

Увы, приснилось. Это солнечный лучик просочился сквозь щель сарая и плясал на веках мальчика.

Головастик разом вспомнил все, что с ним произошло. Вспомнил и то, как весь вечер искал хоть одну плохо прибитую доску, чтоб отодрать ее и вырваться на свободу.

Он и сейчас бы продолжил поиски – а что делать? Но у него уже не было на это времени.

Шагов за стеной мальчик не услышал. А вот засов стукнул отчетливо и грозно.

В проеме распахнувшейся двери встал мужчина.

Головастик ринулся вперед, но был перехвачен сильной рукой за волосы.

Мальчишка взвыл от боли, но все же попытался вырваться, ударил противника пяткой по ноге. Увы, что он мог, босой, сделать обутому в сапоги врагу?

Мужчина швырнул его обратно в сарай и вновь захлопнул дверь.

– Посиди пока там, крысенок, – насмешливо сказал он. – А я пока разузнаю: может, ты хоть кому-то сгодишься...

Головастик в отчаянии кинулся на дверь, затряс ее...

Бесполезно. Это был прочный, крепкий сарай.

* * *

Аштви́нна Зимняя Сказка, любящая супруга Хранителя Аршмира и добрейшая тетушка Ларша, редко бывала в ярости.

Само слово «ярость» не подходило к ней – круглолицей, добродушной, такой уютной...

Да и на что ей было злиться? На постоянные измены мужа? Бросьте! Ульфанш легко увлекается смазливыми девчонками – и так же легко их оставляет. Возвращается к жене. Причем возвращается ласковым, виноватым, внимательным к желаниям Аштвинны.

Или ей злиться на супруг городских богачей и знати, которые прозвали Аштвинну «домашней курицей»? Ну да, вокруг нее не крутятся ежедневно портнихи и ювелиры, примеряя на нее всё новые наряды и украшения. А зачем ей это? Сама Аштвинна равнодушна к тряпкам и побрякушкам, а стараться ради аршмирских дам – много чести для них.

Так бы и жить Аштвинне – мирно, спокойно, без глубоких переживаний, завернувшись в тихий домашний распорядок, словно в теплую шаль.

Так нет же! Есть в городе особа, которая ухитряется вывести супругу Хранителя из себя.

Арритиса Сапфировая Тропа, жена владельца аршмирских верфей!

Вот она – настоящая соперница Аштвинны!

Не в любви, нет – куда уж ей, рыжей карлице... И не в нарядах, к ним Арритиса тоже равнодушна.

Нет, обе дамы – благотворительницы. Как выразился местный поэт, «высокие души и щедрые руки». Объединил, понимаете ли, обеих дам в одной восторженной оде! Это он сглупил. Обе «высокие души» оскорбились и порознь устроили поэту много гадостей.

Да, обе богаты. И обе щедры. И обе любят не скромную благотворительность, а такое швыряние денег, чтобы весь город об этом говорил долго и на все голоса. Скажем, устроила Арритиса в честь заезжей столичной поэтессы прием для городской знати на борту корабля. Аштвинна на это ответила покупкой занавеса для театра – а бархатный занавес, расшитый серебром и украшенный серебряными кистями, стоит таких денег, что зрители до сих пор встречают рукоплесканиями супругу Хранителя, когда она появляется в своей ложе.

Сейчас вроде бы «рыжая кукла» притихла, дала возможность Аштвинне спокойно уйти в хозяйственные заботы.

И вдруг...

Конечно, Аштвинна знала, что в столице будет большое празднество. Тридцатый день рождения короля Джангилара, круглая дата, расцвет зрелости! Еще бы Аштвинне этого не знать! Сама ведь мужа в дорогу собирает, не перекладывает это важное дело на рабынь. Ульфанш звал жену с собой – отказалась. Не любит она дальние поездки и чужие праздники.

А тут вдруг узнала, что владелец верфей тоже едет в столицу. И Арритиса верещит на весь Аршмир: какой бы подарок подобрать для государя? Чтоб не просто дорогой был, дорогих вещиц ему и так надарят. Надо что-то редкое найти, неповторимое, да желательно бы с изображением дракона – король-то из Клана Дракона, так чтоб в подарке был намек! Дело нешуточное, на кону честь Аршмира!

Вот эти-то слова – про честь Аршмира – больно задели Аштвинну. Чего это рыжая кукла встает за честь города? Это дело супруги Хранителя!

До сих пор Аштвинне было безразлично, что там муж подарит королю. Какой-нибудь драгоценный кинжал... или меч... или что там мужчины дарят друг другу?

Но теперь она не могла успокоиться. Нельзя было позволить, чтобы Арритиса и ее муженек обошли Ульфанша.

А потому Аштвинна, принарядившись, собралась с визитами по подругам. Хоть одна да проболтается, что вредная карлица замыслила поднести Дракону.

Спускаясь по лестнице, Аштвинна стала свидетельницей неприятной сценки.

Два дворцовых стражника теснили к выходу прилично одетого человека, похожего на средней руки лавочника, а секретарь Хранителя шел следом и устало говорил:

– Во-первых, как вам уж было сказано, просители посещают дворец через другую дверь, боковую...

– Я там был! – вырываясь из рук стражников, кричал посетитель. – Меня там и слушать не стали! Мне к самому Хранителю...

– Во-вторых, вам уже объяснили, что с вашим делом нужно в Дом Стражи...

– Но это касается короля!.. – прокричал шумный посетитель – и тут его вытолкали за двери.

Если бы не слова «касается короля», Аштвинна выбросила бы эту встречу из головы. Но тут – заинтересовалась. Жестом подозвала секретаря:

– Что за человек, о чем он просит?

– Вздорный тип, госпожа моя. У него украли какую-то ценную вещь, так он второй день пытается пробиться напрямик к Хранителю.

– А почему он поминает короля?

– Вбил себе в голову, что украденная вещь достойна лишь государя. Он, мол, собирался предложить ее Хранителю для подарка Дракону, так она неповторима и прекрасна.

– В подарок? Дракону? – Аштвинна выпрямилась во весь свой невеликий росточек, сверкнула глазами. – Догнать! Вернуть! Привести ко мне! Немедленно!

* * *

– Это вы, барышни, правильно сделали, что ко мне в лавку зашли, – добродушно приговаривал старый сапожник. – Если юная госпожа хочет ходить по городу в одной простыне – да пускай ходит, беды в том нету. А вот босиком – это другое, это нельзя, я вам как сапожник говорю... Ну вот! Совсем другая ножка стала!