Дальше было только хуже.
– Вы не помните затмение вчера? – прямо спросил он у следующего попавшегося на глаза прохожего, на что тот так же без обиняков отвечал ему:
– Я пока не сбрендил, уважаемый!
– А Тень? Тень вы тоже не помните?
– Тень? – удивился его собеседник. – Как же, помню: так вот она, – указал он пальцем на свою собственную тень и проследовал прочь, довольный своею шуткой.
После нескольких подобных диалогов Зигфрид хлопнул себя по лбу и в отчаянии взвыл:
– Ставни! Вы все вчера закрыли свои ставни! Горе мне, горе, я в жизни не найду свидетелей кражи!
Зигфрид возобновил расследование, но теперь его расспросы были куда более осторожными. Он все равно казался своим собеседникам исключительно подозрительной и не в меру любопытной персоной, однако же они не находили причин отказать ему в ответе, так как вопросы он задавал весьма учтивые и, на первый взгляд, невинные, пусть и несколько странные. «Как вы провели вчерашней вечер? Не приключилось ли с вами ничего необычного поутру? Как вы себя чувствуете, господин Ведёрко? С кем вы на этой неделе общались? Нет ли у вас знакомой госпожи, похожей на тень?» Дракончики пожимали плечами, но в большинстве своем признавались, что ничего не помнят и на самочувствие нынче не жалуются, а других теней, окромя своих собственных, не ведают. Вот как!
Единственным, что удалось выяснить нашему дракончику, был следующий примечательный факт: этим утром многие дракончики проснулись не в своих постельках, а, к своему вящему удивлению, на полу. Те же, кто с первыми лучами солнца обнаружили себя лежащими в своей привычной кроватке, были вынуждены первым делом извлечь собственные морды из-под подушек. Причем все дракончики, с кем приключилось это недоразумение, не припоминали за собой привычки укрываться подушкой на ночь и нашли происшествие загадочным.
Многое стало ясно.
Однако же все подробности продолжительного визита Тени в Плаксингтон, да и сам факт ее визита и событий им порожденных, самым тщательным образом стерся из памяти всего населения славного города – всех, всех дракончиков. Ну, кроме одного – нашего Зигфрида…
Зигфрид был тихим дракончиком и нечасто обсуждал свои чувства с окружающими. Злые языки назвали бы его замкнутым и скрытным, однако нам с вами, дорогие читатели, уже известно, что многие поэты бывают не очень общительны, и не стоит на них за это сердиться.
Осознав, что в этой пренеприятнейшей ситуации ему не на кого было рассчитывать, Зигфрид твердо вознамерился действовать самостоятельно. Махнуть лапой на текущее положение дел было решительно невозможно!
А что делают все благоразумные дракончики, когда они обнаруживают себя в тупике, без надежды на добрый совет и счастливое избавление? Конечно же, они обращаются к высшим силам. Поэтому Зигфрид, собравшись с духом, принял единственное возможное решение – он широким шагом направился к резиденции градоначальника.
Через несколько кварталов он наткнулся на Карло – дракончика, который давеча занял у него денег.
– Карло! – удивился Зигфрид.
– Привет! – буркнул тот себе под нос и, стараясь не смотреть на Зигфрида, поспешил проследовать мимо.
– Погоди! – окликнул его Зигфрид, – Куда же ты?
Карло понял, что бегство невозможно, и обреченно обернулся. Он одарил Зигфрида хмурым взглядом, будто говорившим: «Чего тебе?».
Зигфрид был немного опечален таким приемом, однако после сегодняшних чудес и необычностей его было трудно удивить обычным недружелюбием. Каждая новость была сейчас на вес золота, а покручиниться и призадуматься можно было и потом. Поэтому он сделал вид, что не заметил грубости со стороны Карло, и невозмутимо спросил:
– Как дела, сосед?
Карло, даже не потрудившись сообразить чего-нибудь в ответ, продолжал взглядом намекать Зигфриду на то, что в данную минуту он беседовать не расположен.
– Нет ли у тебя известий? – не сдавался Зигфрид, который между делом заприметил, что Карло бережно прижимал к груди блестящий и, судя по всему, достаточно объемный предмет. Зигфрид не выдержал. – Что это у тебя?
– Чайник! – прошипел Карло, и Зигфрид чуть не подскочил на месте от того, с какой злобой было произнесено это безобидное, домашнее слово. Даже не пытаясь соблюсти самые заурядные приличия, Карло развернулся, мстительно взмахнул хвостом и скрылся в толпе.
Вот те на! Так вот зачем он занимал у Зигфрида денег! Дракончик припомнил, что Карло давно мечтал о необычном серебряном чайнике, который так и манил его своим сверкающим брюшком с витрины знаменитого магазина «Домашняя роскошь и прочие завитушки». Но Карло всегда не хватало на покупку нескольких монет – только очень зажиточные дракончики могли позволить себе такой подарок. Работяга же Карло каждый месяц посылал половину жалования своей больной матушке в деревню, а потому вскоре он записал свою мечту в категорию несбыточных и лишь изредка позволял себе полюбоваться на чайник издалека, когда дела вынуждали его проходить через богатый квартал. Тем удивительнее, что вожделенная посудина при помощи нескольких звонких монеток, занятых у Зигфрида, теперь оказалась у Карло в цепкой драконьей хватке, а матушка в далекой деревне, видимо, не досчиталась очередной посылки от любимого сына.
Зигфрид, который подрабатывал писцом и копировальщиком, знал, каково это – считать каждый грош. Однако ему никогда не жалко было для товарища даже последней монетки… Если бы он только знал, на какую бесславную цель буду израсходованы эти деньги!
Это было столь непохоже на Карло – серьезного и ответственного дракончика. Почему он решился на такой отчаянный шаг? Опасался подорожания? Решил сделать себе подарок? Может быть, он надумал отослать этот чайник матушке?
Зигфрид покачал головой. Подумать только, а сколько же еще похожих историй произошло в Плаксингтоне с той поры, как Тень подменила Солнце? Сколько неприятных метаморфоз случилось по всему городу, сколько дракончиков дало волю своим слабостям?
Обуреваемый самыми тревожными мыслями, Зигфрид и не заметил, как ноги сами привели его к дому градоначальника Патриция – двухэтажной громаде, которую было видно уже за несколько кварталов.
Богатый фасад резиденции был отделан белым мрамором с черными прожилками, в подражание драконьим королям. Наружные колонны поддерживали треугольную крышу, которая, как выражались дракончики-архитекторы, имела значительный свес по фронтону. Эта особенность, вкупе с тем, что второй этаж также нависал над первым на массивном узорчатом карнизе, придавала зданию зловещий, внушительный вид, а по утрам, когда солнечные лучи падали на землю прямиком из-за резиденции, погружала добрую часть улицы в густую тень.
«Тень, тень, везде тени», подумал Зигфрид, когда ровно в полдень он, с некоторым трудом отворив в полумраке дубовую парадную дверь, просочился в приемную градоначальника и робко подошел к дежурившему секретарю. Из высоких окон на дальней стене струился слабый свет; весь первый этаж был погружен в блаженную полудрему; по левую руку от входа широкая лестница с коренастыми перилами вела наверх, а где-то в сени кремовых стен пряталась богатая мебель – роскошные диваны и мягкие кресла, на которых никто не сидел.
– Чем могу помочь? – рявкнул секретарь.
– Могу ли я попасть на прием к господину Патрицию? – поинтересовался Зигфрид.
– День сегодня неприемный!
– Ой, а когда он будет приемным?
– На следующей неделе приходите – как повезет. Приходите в понедельник!
– А могу ли я хотя бы на пять минут повидаться с ним сегодня? Больно уж важное у меня дело!
– Говорю же вам, непонятливый вы наш, день нынче неприемный! – резко отвечал секретарь.
Тогда Зигфриду пришла в голову одна здравая мысль. Всем было известно, что господин градоначальник души не чаял в своих драгоценных винодельнях. Обильный урожай с виноградных плантаций, что раскинулись на гектары в предместьях Плаксингтона, составлял предмет особой его гордости – Патриций имел значительный доход от первоклассных вин, да и сам виноград продавался ничуть не хуже. Зигфрид не любил врать, однако же, принимая во внимание все затруднения, он счел нужным заострить внимание именно на тех аспектах правды, которые были бы наиболее интересны конкретным личностям. Он до конца не был уверен, правильно ли поступает, но другого выхода из всей этой ужасной истории попросту не было – нужно было во что бы то ни стало пробиться на прием к градоначальнику. А секретарь, судя по его ни о чем не подозревающему виду, едва ли помнил о вчерашней трагедии больше остальных. Поэтому Зигфрид сказал следующее:
