Приблизительно в то же время он пробует снимать портреты при свете вольтовой дуги. Хотя из-за слишком продолжительной выдержки (по причине малой освещенности) опыты с вольтовой дугой потерпели неудачу, Левицкий не прекращает опытов с электричеством (имеется в виду освещение портретируемого), ибо был твердо убежден, что только электрическое освещение сделает фотографа независимым от внешних условий, - ведь при пасмурной погоде сильно увеличивалась выдержка, а вечером о съемке и говорить не приходилось. Наконец, с появлением лампы накаливания Лодыгина Левицкий добивается желаемых результатов: 7 декабря 1879 г. он показывает на заседании 5-го отдела РТО 20 великолепных портретов, выполненных им совместно с сыном при электрическом освещении, что было сделано в России впервые. В своих выступлениях Левицкий предлагал использовать при съемке комбинированное освещение, т. е. дневное и электрическое одновременно, видя в этом будущее портретной фотографии. Предположение Левицкого полностью подтвердилось - сочетание обоих видов освещения прочно вошло в практику фотографии, а кинематограф просто невозможно представить без комбинированного освещения.
Левицкий первым в практике мировой фотографии начал применять в своем ателье рисованные фоны. Хотя эта новинка мало способствовала повышению уровня портретной фотографии, тем не менее стала привлекать значительно большее количество посетителей, особенно из мещанской среды. Не лишним будет добавить, что рисованные фоны просуществовали около ста лет (кое-кто из читателей этой книги, вероятно, помнит их).
Первый русский фотохудожник является также автором одного из фототрюков, который нередко применяется и в современной фотографии. Речь идет о двойном изображении одного и того же лица. Подобные снимки Левицкий начал делать еще во второй свой приезд в Париж. Эта новинка также быстро вошла в моду и нашла множество подражателей. Для съемки подобных портретов Левицкий изобрел специальный фотоаппарат с двумя объективами, в котором светочувствительная пластина делилась на две части металлической заслонкой. Трудность подобной съемки при мокроколлодионном процессе заключалась в том, что за считанные секунды, пока светочувствительная пластина была мокрой, необходимо было успеть усадить портретируемого на новое место и в новой позе, а то и дать ему возможность переодеться, выставить нужное освещение и произвести съемку. Широко известен сделанный Левицким в 1865 г. двойной портрет Герцена, на котором он запечатлен стоящим и сидящим.
Хотя Левицкий и являлся автором этих новшеств, он, конечно, хорошо понимал, что все эти рисованные фоны и различные трюки вроде двойных портретов служат прежде всего в качестве приманки для непритязательной публики, ничуть не обогащая творческую фотографию, и по мере возможности старался избегать подобных съемок. Как истинному художнику ему претило бессмысленное фототрюкачество.
Первым в истории фотографии стал применять Левицкий и ретушь негативов. Итогам своих опытов в этой области фотографии он посвятил статью «О значении ретуши и некоторых способах облегчения ее при отделке фотографических портретов». Левицкий признавал только техническую ретушь, устраняющую мелкие дефекты негатива, и резко выступал против украшательства портретируемых с помощью ретуши. По этому поводу он писал в журнале «Фотограф» (1880, № 3): «Фотографы для удовлетворения, или, лучше сказать, для успокоения, заказчиков волею или неволею вынуждены прибегать к самой неестественной, утрированной ретуши, противу которой восстают все истинные ценители искусства». Тем не менее и Левицкому приходилось считаться с требованиями заказчиков и устранять или смягчать дефекты лица.
Пробовал Левицкий заниматься также и модной в те времена гелиографией - воспроизведением фотографического изображения на обычной бумаге. Для этого он протравливал свои дегеротипы кислотами и получал таким образом гравированные доски, пригодные для размножения снимков. Результаты получались иногда прямо-таки превосходные. Однако практическая фотография требовала полной отдачи, и Левицкому пришлось оставить опыты с гелиографией.
Умер С. Л. Левицкий в 1898 г.
Левицкий был, можно сказать, живой историей русской фотографии - он пережил дагеротипию, мокрый коллодион и в последние годы снимал на сухие броможе-латиновые пластинки. В каждый из этих процессов он привносил что-то свое, что всякий раз обогащало фотографию. Хотя малая чувствительность негативных фотоматериалов и несовершенная оптика, что выражалось в малой ее светосиле и незначительной глубине резко-изображаемого пространства, сильно ограничивали творческие возможности фотографа, тем не менее портреты Левицкого высокохудожественны, их отличает строгое композиционное построение и большое сходство с портретируемым.
Исключительно огромно значение творческого наследия Левицкого, запечатлевшего для потомства почти всех замечательных людей своего времени. Редко какая книга, касающаяся событий и людей XIX столетия, обходится без снимков Левицкого.
Вместе с тем Левицкий был незаурядной личностью и не только как фотограф. Это был человек довольно прогрессивных взглядов, чему в немалой степени способствовала его дружба с Герценом. Благодаря передовым взглядам, высокой культуре, личному обаянию Левицкий был в дружеских отношениях со многими своими выдающимися современниками. Искреннее расположение к замечательному фотохудожнику питали, кроме упоминавшегося уже Герцена, композитор М. И. Глинка, художник А. А. Иванов и другие.
Другие фотографы. Когда стало ясно, что дагеротипия пригодна для изготовления портретов, а это, в свою очередь, может давать неплохую прибыль, многие иностранцы ринулись в Россию, надеясь быстро разбогатеть. Так, уже в 1842 г. в Петербурге оказались французские литографы Давиньон и Фоконье, которые открыли первое в русской столице профессиональное дагеротипное заведение. Располагалось оно на Никольской улице.
С именем Давиньона связана, кстати, весьма показательная история, свидетельствующая о том, что уже в то время только начавшая зарождаться фотография находилась под бдительным надзором властей. В 1843 г. Давиньон по собственной инициативе предпринял большое путешествие по стране с намерением заснять достопримечательности ее городов. Он много фотографировал в Москве, на Украине, затем отправился в Сибирь. В то время там еще жили на поселении многие декабристы. Фотограф, пользуясь случаем, сделал портреты некоторых из декабристов (Волконского и его жены, Поджио, Панова и др.). И был за это наказан. По доносу в III отделение царской канцелярии Давиньон был там же, в Сибири, немедленно арестован. Хотя следствие и не обнаружило злого умысла в деяниях фотографа, тем не менее почти все «крамольные дощечки» с портретами декабристов были изъяты жандармами и уничтожены. Только чудом несколько из них уцелели и дошли до наших дней. Они хранятся в Государственном историческом музее в Москве.
Любопытно сложилась судьба немца Карла Даутен-дея. Вначале он работал в Магдебурге механиком, затем в 1841 г. бросил это занятие и переехал в Лейпциг, чтобы изучать там дагеротипию. В следующем году в том же Лейпциге он открыл дагеротипное ателье. Однако дела его шли из рук вон плохо, ателье приносило одни убытки. И вот, имея от роду всего лишь 22 года, не освоив основательно своей новой профессии и совершенно не зная русского языка, Даутендей предпринимает поездку в Россию и в 1843 г. открывает фотоателье уже в Петербурге. Расчет Даутендея, как, впрочем, и остальных иностранных фотографов, был прост: в отсталой России вряд ли появятся фотографы, а если и появятся, то дворянство и чиновничество, основные потребители фотографии, будут, конечно, отдавать предпочтение зарубежному мастеру. Впрочем, такое в России случалось довольно часто. Однако на сей раз немец жестоко просчитался - ожидаемого наплыва желающих фотографироваться в ателье Даутендея не было, не было, следовательно, и заработка. А все потому, что качество снимков Даутендея было намного хуже, чем у других петербургских фотографов. И тут следует отдать должное трезвому мышлению и настырности Даутендея.
