— Я думаю, что если у меня получилось, так сказать, найти с ним общий язык, то и у тебя получится. Мы же все трое, как я уже говорил, своего рода, одной крови. Уверен, ты знаешь о проекте «Автоном». Не заставляй меня тут лишний раз о нём распинаться. Давай уже перейдём к делу. — Я снова поднял перед собой открытые руки, оглядывая окна лабораторного корпуса. — Скажу сразу, цена невелика.

— Это твоя шкура-то? Ей и правда — грош цена...

Ёрничай сколько хочешь, жадный чванливый ублюдок. Ты у меня в кармане.

— Я оставляю тебе всё. Твою лабу. Провиант. Патроны. Топливо. Чёрного Жору. Сможешь ты его контролировать или нет... В любом случае, пока что мне это решать. А взамен мне нужна только первая доза из новой партии лекарства. И моя шкура, конечно же. Но её я уже выкупил, давай будем перед собой честны. Иначе всего этого ты лишишься прямо сейчас. — Я кивнул на хмурого Юрка. — Как ты понимаешь, Хайз, могу и сам его прямо сейчас придушить, чтобы он кнопку отпустил. И твоя последняя надежда на светлое будущее сгорит в ярком термитном пламени.

В этот раз затянувшиеся мгновения тишины не нарушал никто. Охранники молча смотрели на нас сквозь прицелы автоматов. Юрок негодующе оглядывал меня с ног до головы. Чёрный жора всё также смотрел куда-то за горизонт. А Дестрой уже совсем затих, валяясь в луже крови где-то там, под колёсами жилого автобуса.

Давай, старик... Ведись... Я же дал тебе понять, что готов пожертвовать даже последней дозой. И прошу вколоть её не Кире, а её чудовищному тёзке... И ещё ты только что убедился в том, что я действительно верю в исход такого эксперимента, раз прошу поделиться тем, что получится в результате... Давай... Поддайся своей жадности и жажде власти, упырь...

— Шорох? — Захрипел, наконец, динамик рации.

— Слушаю?

— Поднимайтесь с ними ко мне. — Хайзенберг чуть помедлил, но динамик продолжал шипеть. Кнопка передачи сигнала была ещё нажата. — Только переключитесь на автомат. Одно неверное движение — и выпускайте в этих клоунов весь магазин.

Кир продолжал отыгрывать свою роль безупречно. Я на секунду даже сам вдруг засомневался — вдруг в его странном мозгу повелителя улья опять что-то щёлкнуло. И он снова превратился в один из своих мелких осколков. В пассивную бессмысленную тварь, несущую в своих нейронных сетях только малую часть общих воспоминаний. И того, что создает из них личность. Когда нас обыскивали, на его лице не пошевелился ни один мускул.

Но пока мы под несколькими прицелами медленно поднимались следом за Шорохом по широкой лестнице, начинавшейся сразу от входа в лабораторию, здоровяк уличил момент и коротко подмигнул одним глазом.

Значит, пока всё идёт по плану.

Но Хайзенберг был абсолютно прав, когда говорил о том, что я то и дело его раньше недооценивал. Вот и сейчас не стоит столь опрометчиво радоваться тому, что он до конца поверил в наше представление возле автобуса.

Хотя свежеотломанная рука какого-то несчастного жоры, которая временно заменила Дестрою его стальной протез, выглядела чертовски натурально. Как и актёрская игра разгневанного моим «предательством» Юрка. Все дети — прирождённые артисты. Особенно, если замучать их многочасовыми репетициями. Отчасти, думаю, Юрок их мне припомнил, когда рычал свои ругательства там внизу. И мои бесконечные «не верю!».

Спорить с моими аргументами старик тоже почти не стал. Ожидаемо надеется на то, что наконец-то урвал по-настоящему большой куш. Ведь одна из пояснительных записок к проекту «Автоном» коротко упоминает то, что на испытания субъект «номер 3» подписался из-за игроманских долгов. Азартен. И жаден. Что и требовалось доказать.

Но расслабляться не стоит. От него ещё можно ждать сюрпризов. Расслаблюсь я только тогда, когда заветная доза саратовского «Антижорина» будет даже не у меня в руках. А будет внутримышечно введена Кире.

Плюс, далее наше представление могло пойти по нескольким вариантам сценария. И нужно было вовремя определить — по какому именно. Чтобы предпринять соответствующие действия. И не только мне с моим мрачным приятелем, но и тем, кто прикрывает нас снаружи. И ждёт сигналов.

Как и сообщала разведка, контингент лаборатории далеко не исчерпывался нашими конвоирами. На первом этаже я заметил ещё пару бывших подмосковных неофеодалов. А наверху лестницы в обе стороны отходил коридор, где из нескольких дверей тоже кто-то торопливо выглянул.

Хозяин лаборатории встретил нас в просторном помещении на втором этаже здания, вход в которое был прямо напротив лестницы. Всё оно было уставлено чистым и готовым к работе оборудованием. Какие-то центрифуги, ряды колб и пробирок, биореакторы... Наверное это так называется. Понятия не имею. Всё это было нужно, чтобы проверять тепличные овощи на содержание нитратов? Сомневаюсь...

Вот только сам Хайзенберг использовал сейчас лишь небольшой закуток этого научного цеха, отгороженный от всего остального пространства стальными решётками. Достаточно прочными на вид.

— И когда ты перестанешь везде таскать свою дебильную маску, Шутник...

— Она не для меня. Она для других.

— Снимите с него эту тряпку! Терпеть её не могу...

Когда один из вооружённых пацанов сорвал с меня нарисованную улыбку, то от неожиданности даже немного отпрянул. Наверное, из тех, кто ещё не видел меня без неё.

— Я же говорил...

— Да... Исполосовали шмели тебя знатно... — Старик за решёткой задумчиво почесал короткую бородку дулом небольшого пистолета и перевёл взгляд на Кира. — Жаль, что всё-таки дали вырваться такому психу на свободу...

— Кстати о свободе... Так, значит, ты её себе представляешь? — Я с улыбкой оглядел стальные прутья. От пола до потолка. И, заодно всё остальное помещение, замечая возможные пути отступления и те предметы, которые смогу при этом использовать. Стеклянная посуда, чудом уцелевшие окна, стальные трубки и дверцы шкафов, подвижная мебель... Но так, чтобы не вызвать этим вниманием лишнее подозрение. — Или это теперь привычка? После всех опытов...

Старик продолжал внимательно разглядывать здоровяка. И отмахнулся от моих слов, как от назойливой мухи:

— Нет, я, блядь, обнять вас должен был при встрече...

Кроме пистолета на его рабочем столе лежала рация и пухлый блокнот, исписанный мелким убористым почерком. Кроме стола за решёткой у стены стоял закрытый шкаф, а рядом был заметен край небольшого холодильника. Капсула в нём?

В повисшей паузе холодильник неожиданно булькнул и ровно заурчал. Вот как. Тут есть электричество. Генератор? Или солнечные панели от теплиц уцелели?

— Ладно. — Старик резко поднялся из-за стола и шагнул к холодильнику. — В сторону твои дебильные шутки, клоун. Я не намерен терпеть твоё общество ни одной лишней секунды. Пристегни своего голема вон к той трубе.

Массивный стальной цилиндр с какими-то деловитыми циферблатами и кнопками на нём, был соединён со стеной помещением несколькими прочными скобами.

Шорох кинул мне ключ от наручников Кира — тот, что забрал при обыске. И я разомкнул один браслет под внимательным прицелом трёх стрелков.

— Пусть обнимет. Да, вот так. — Проследив за тем, чтобы Чёрный Жора был правильно расположен относительно трубы, Хайзенберг вдруг резко меня остановил. — Не-не-не! Забудь про свою игрушку, Шутник. Используй вот это.

И откуда-то из-под стола он достал массивные кандалы и швырнул их сквозь решётку вместе с большими навесными замками. Из одного торчала пара ключей. Грузно бухнувшись мне под ноги, тяжёлая цепь не прокатилась ни на миллиметр дальше. Похоже, это что-то из того, чем королевские пацаны стреноживали своих коней.

Лицо Кира по-прежнему оставалось совершенно безмятежным. Хотя за то недолгое время, что мне удалось пообщаться с ним и Алиной, я успел узнать, что он ненавидит больше всего на свете. Больше чем боль, предательство или трусость.

Больше всего Кир ненавидит, когда один человек сажает другого на цепь.