— Ты сам всё это начал, не прибедняйся. А тот склад никогда не был твоим. Его держали шмели. На моей территории, как ты выразился... Да и сюда я пришёл вовсе не за твоей гнилой душонкой.
— У каждого здесь своя правда. — Он раздражённо отмахнулся пистолетом от моих аргументов, словно от назойливой мухи. — Только вот прямо сейчас моя правда сильнее. И поэтому ты будешь делать только то, что я скажу.
Значит я ему для чего-то нужен. Для чего? Не важно. Это я сейчас должен решать, что он будет делать дальше.
— Правда всегда одна, Хайзенберг. И она в том, что выхода отсюда у тебя нет. А я — твоё единственное спасение. — Медленно поднимаясь на ноги, я указал на окружавших нас бойцов. — Пристрелишь меня и проживёшь лишь на секунду дольше. Разобьёшь ампулу... И пожалеешь, что тебя не пристрелили... А если просто отдашь её мне, то сможешь уйти целым и невредимым. Я даже оставлю тебе оружие. Как и говорил — мы пришли сюда не за тобой. Ты же должен знать — я всегда держу своё слово. И я обещаю — тебя не тронут. Просто отдавай ампулу и уходи. И лучше не возвращайся.
Я оглядел своих друзей и союзников в поисках подтверждения. Все подростки медленно кивнули один за другим.
— Как же у тебя всё просто выходит, Шутник! — Холодный взгляд из-под грязных бинтов тоже торопливо оглядел стоящих чуть поодаль подростков. Но пистолет лидер варщиков опускать не торопился. — Только ты упускаешь одну маленькую, но очень досадную для тебя деталь... Твоя ставка тут намного больше... — Обгоревшие губы под бинтами презрительно скривились. — Но сначала я хочу кое-что узнать...
Помолчав, он немного пожевал губами, словно подыскивая правильные слова. И наконец, продолжил сипеть, почти не раскрывая обожжённый рот:
— Мне вот что интересно... Почему, Шутник? Почему? Во имя чего? Зачем ты продолжаешь сопротивляться? Неужели ты всё ещё веришь в какую-то миссию? Или, может, тебе просто страшно сдохнуть?
Хайзенберг неожиданно закашлялся. И, прочистив горло, он сплюнул мне под ноги кровью.
Вот как... Значит этот волшебный "Автоном" не спасает от рака. Поэтому ты решил принять участие в эксперименте? Нужны были деньги, как и всем нам... И ещё, похоже, в этих тайных правительственных лабораториях мы с тобой обменялись не только знаниями в химической науке, как рассказано в документах... Тоже цитируешь старые фильмы, как и я. Хотя, наверное, и сам этого не понимаешь... Интересно, что ещё ты позаимствовал из моей памяти в те дни, когда мы выступали в роли подопытных кроликов...
Поморщившись, старик продолжил речь:
— Так в чем же твоя миссия, Шутник? Свобода для всех рабов, которых ты повстречаешь на своём пути? Лучшая жизнь для этих... — Он снова с презрением покосился на пацанов. — Для этих отбросов человечества? Для этих... Опарышей?! Человеческих личинок, которые могут лишь тупо глодать труп цивилизации?! Они же не способны ничего воссоздать. Они хотят только получать довольствие. И никогда не думать о завтрашнем дне.
Сочувственно покачав головой, Хайзенберг поднял пистолет повыше — прямо мне в лицо:
— Ты же взрослый человек, Шутник... Тебе давно пора пора это увидеть. Увидеть и понять: ты не можете победить. — Он резко махнул в сторону подростков. — Вы не можете победить! Продолжать борьбу бессмысленно! Все вы уже мертвы!
Старик замолчал, перевёл дух и, глянув на ампулу в своей руке, коротко рассмеялся:
— А-а-а... Думаешь, что вот это их спасение? — Он покачал головой. — Нет. Это лишь продлит им агонию. Продлит этот безумный праздник непослушания. Рано или поздно эти крысята всё равно сожрут друг друга. Ты же знаешь, что творилось в Москве зимой.... Чёрт подери, да просто посмотри вокруг!
Поле битвы как нельзя лучше иллюстрировало его слова. Особенно те пацаны, что всё ещё медленно раскачивались на шипастом бревне, но никак не могли сдохнуть. Дым от взрывов и выстрелов рассеивался, открывая нашему взору и остальные жертвы сегодняшнего побоища. Взорванные, застреленные, затоптанные паникующими товарищами и ездовыми животными... Изуродованные тела повсюду. И ярче всех — изуродованный труп высокого статного красавца в начищенных до блеска доспехах.
Оглянувшись вместе со мной на последствия засады, Хайзенберг снова уставился мне прямо в глаза:
— Почему, Шутник? Почему ты упорствуешь?
Вытерев остатки крови с лица, я улыбнулся и указал на свежий труп рядом с Кирой:
— Вот и он тоже спрашивал «почему»... Видишь, куда это его привело?
Старик опять деланно покачал головой:
— Ты не в той ситуации, чтобы острить.
— Разве? А вообще, знаешь... Если ты вынужден меня об этом спрашивать, то ответ точно не поймёшь.
Он даже на секунду опустил пистолет, но мгновенно спохватился и снова выставил его вперёд:
— Ишь ты, поди ж ты... Всё-таки ты... Всё-таки ты и правда в неё влюблён! — Ухмыльнувшись, старик дёрнулся, словно от боли, и быстро снова сжал потрескавшиеся губы. — Я просто никак не мог поверить до конца в то, что ты настолько глуп... Чёрт тебя подери, Шутник! Ты же уже не мальчишка! Да в твоих руках был бы весь мир! Нет... В твоих руках ужебыл весь мир! Прямо здесь и сейчас! Ты был способен на всё! Ты не мог этого не понимать! И вот теперь ты тут... Под чужим прицелом... Так значит, всё это ради этой тощей пигалицы?
Он перенацелил дуло пистолета на Киру.
Заметив движение в свою сторону, девчонка подняла на забинтованного человека равнодушный взгляд. Но уже через секунду снова продолжила разглядывать пустоту перед собой, сидя в луже крови одного из своих тёзок.
— На всё способны только психопаты без тормозов, старик. — Я постарался сделать ударение на последнем слове. И, как и ожидал, это его явно задело. — Без малейшего внутреннего компаса и морали. Преступники. Те самые отбросы общества и опарыши, о которых ты тут нам рассказываешь. Вот кто точно способен на всё. Потому что на самом деле...
Я сделал паузу и снова заметил в его глазах неподдельное любопытство.
— Потому что на самом деле — ни хрена такие люди не могут. Они лишние. Они никому не нужны. Потому что никто не жалеет о том, что не знаком с ними.
Я ждал, что он снова начнёт спорить. Возмутится. Может, занервничает и это даст мне шанс... Но вместо этого старик лишь снова легко улыбнулся:
— На всё способны не только преступники... На всё способны ещё и боги, Шутник... И ты мог стать одним из них...
— Так вот кем ты себя возомнил... Это многое объясняет.
Продолжая чуть заметно улыбаться сквозь перемазанные сажей и сукровицей бинты, он легко покачал головой, показывая, что мои слова его совсем не трогают:
— Мне нравилось то, что я делал, Шутник... И у меня хорошо получалось... До тех пор, пока на горизонте не появился ты со своей... — Хайзенберг продолжал целиться в Киру, явно подыскивая достаточно мерзкий эпитет. — Со своей...
— Кстати, да. — Я не хотел давать ему возможности для лишних оскорблений. — Ты вроде бы хотел поговорить о каком-то деле?
— Да-а-а... Теперь-то я вижу, что взывать к остаткам твоего разума бесполезно... Тогда действительно, перейдём к делу, Шутник. — Старик поднял перед собой ампулу, продемонстрировав её мне. — Как ты уже понял, это то, что вернёт её в сознание. Если, конечно, не слишком долго тянуть с уколом...
Оглянувшись на Егора, который притаился возле крытой повозки, старик махнул в него стволом:
— Ты, лопоухий. Сколько, ты говорил, можно пробыть в таком состоянии, пока будет не слишком поздно?
— Неделю... Может две. Зависит от питания, телосложения... От иммунитета...
Услышав новый голос, девчонка медленно обернулась на пацана. И тот, поёжившись, хрипло добавил:
— В её случае я бы не ждал дольше недели. Нейроны начнут быстро деградировать и...
— Короче, Склифосовский! — Хайзенберг снова перевёл оружие на меня, но по-прежнему обращался к лопоухому кадету. — Я уверен, что где-то там на Средней Волге у вас и правда есть ещё много этого волшебного средства... Как думаешь, пацан, сколько времени вам с вашим взрослым другом нужно на то, чтобы достать оттуда другую дозу? Или хотя бы доставить туда эту пациентку?
