***
Воспоминания выстроились в стройный порядок, в душе Изабо воцарилась гармония и покой.
–«Так вот ты где, дитя моё», – прошептала игуменья, прислоняясь к стене, чтобы не упасть от открывшегося ей знания о том, что произошло. Хорошо было бы узнать, сколько прошло времени с тех пор, как исчезла Теодора… Если до сих пор все тихо, значит наш план удался», – монахиня наконец успокоилась и поспешила в свою молельную комнату, чтобы вознести благодарственные молитвы за оказанную помощь такой великой грешнице, как Теодора. И за то, что сама легко отделалась, приподняв завесу над тайнами, которые тревожить не следовало никому, даже ей. Разве что по очень веской причине. Игуменья искренне желала, чтобы ее аргументы оказались достойными того, чем она воспользовалась, посвятив еще и постороннюю.
***
Теодора появилась у стен мужского монастыря поздним осенним вечером. Она была коротко острижена. Брови сбриты. Нижняя часть лица измазана сажей, создавая иллюзию «юношеской» поросли. Теодора стояла, низко наклонив голову. Вся ее фигура была олицетворением покорности судьбе и решимости служить богу.
– Кто ты, странник? – спросил через смотровую щель монах, который с интересом рассматривал очередного гостя. – Откуда ты пришел? И чего ищешь?
– Грешник. Пришел из мира, в котором много успел нагрешить и почти лишился своей бессмертной души. Ищу в стенах этого монастыря уединение и покой, чтобы молиться.
Ответы гостя понравились – они были содержательными. Монах отправился докладывать настоятелю, отцу Дамиану, и спросить его разрешение – впустить гостя или предложить поискать уединения в другом монастыре.
– У него с собой что-нибудь для монастыря есть? – спросил настоятель, имея ввиду плату за возможность спрятаться. Опыт и возраст давали право таким образом заботиться о монастыре.
– Нищие духом, это – одно, – наставлял он. – А нищие своим кошельком – другое, с ними у монастыря проблем будет больше, а помощи – никакой.
Исключения бывали, но только в тех случаях, если соискатель проявлял упорство и ждал смиренно, пока сердце настоятеля оттает.
– Этот хотя бы не предаст сразу, – выносил заключительный вердикт настоятель, принимая новенького в обитель.
Теодора на вопрос – есть ли что-нибудь для алтаря, без слов протянула мешочек, в котором были все ее драгоценности. Мешочек был увесистым и объемным. Отец-настоятель, увидев сокровища, нахмурился:
– Непростой монашек, непростой. Зови его, я сам посмотрю, что это за ночная птица к нам залетела. Ка бы не впустить вместе с ним демона…– опыт – великое дело.
На тот момент Теодора была надежно защищена после таинственного обряда, во время которого изгнала демона, да так убедительно, что он все еще не оправился от разочарования и не приступил к ее поискам.
Рассматривая стройную фигуру молодого послушника, отец Дамиан спросил:
– Ты монах?
Теодора покачала головой – нет.
– Будешь послушником?
В ответ кивок головы – да.
– Не передумаешь?
Теодора покачала головой – нет.
– Постриг примешь?
И вновь ответ нет.
Настоятель вздохнул, но посмотрел на мешочек снова и переспросил:
– Это оставишь монастырю в любом случае?
Ответ – "Да".
Отец Дамиан все не решался дать окончательное согласие. Что-то его смущало в новеньком. «Он не говорит. Немой?»
– Ты не произнес ни слова. Это немощь твоя или обет?
Теодора сделала знак руками: одной провела по губам, второй прочертила невидимую полосу сверху вниз. Настоятель ее понял.
– Понятно, обет. Хорошо. Оставайся. Никто ни о чем тебя расспрашивать не будет. За твою богатую жертву разрешаю тебе занять келью в башне, это самое уединенное место, там тебя никто не потревожит. Живи и молись. Пусть наш монастырь станет для тебя вратами, а куда они ведут – узнаем потом.
Глава 10.
Теодора, став Феодосием, поселилась в уединении и наконец занялась врачеванием своей души – болячки, которые внушали ей страх, что это что-то заразное и неизлечимое, незаметно прошли сами.
Демон кружил поблизости. Она его чувствовала, как и он её. Стены монастыря надежно укрывали беглянку от посягательств злой силы, которая жаждала ее погубить. Демон недоумевал, почему его тянет именно к этой обители. В мужском монастыре он не видел особых перспектив для своих поисков – монахов и послушников, падких на его лесть? – не стоит овчинка выделки. Другое дело, женский. Сбежавшую от него Теодору он искал именно там. Он уже начал думать, что Теодоре удалось невозможное – ускользнуть от него. А поскольку такого еще не бывало в его практике последние сто лет, решил проявить активность и скоротать время. Его внимание привлекла дочка игумена монастыря – того самого, в котором временное убежище нашла Теодора. Ирония судьбы или провокация Бога…
***
Девочка родилась, когда её отец, Георг, еще не имел отношения к монастырской жизни. Увидев дитя, которое появилось на свет слабым и нежизнеспособным, будущий игумен отнесся к возможной скорой смерти ребенка относительно спокойно. Но как только взял младенца на руки и тот посмотрел на него своими ясными глазами, зарыдал и дал обет, что посвятит себя богу, если ребенок выживет. Так и случилось. Девочка выросла красавицей, а Георг ушел в монастырь и стал монахом, а затем игуменом, отцом Дамианом. Несмотря на свою всепоглощенность заботами монастыря, который теперь был на его попечении, отец Дамиан не забывал о своей семье – навещал свою, теперь уже бывшую, жену, Кларису и наблюдал за тем, как растет его дочь, Инес, ради которой он дал обет и надел сутану.
За ней то и стал охотиться демон, который решил таким образом отыграться за неудачу с Теодорой, и заместить таким образом неприятные воспоминания.
***
Игумен назвал свою дочь Инес будто в насмешку над ее естеством. Она, как и Теодора, слишком рано начала свою «войну» с упованием родителей, которые нарекли ее Инесс не просто так, а чтобы обезопасить ее душу от посягательств демона. Имя Инес значило "невинный, чистый, безгрешный". Надо сказать, что Инес довольно рано начала ревновала отца к его «работе», как она воспринимала его служение церкви и богу в благодарность за то, что девочка осталась жива. Детский протест со временем разросся до такой степени, что Инес буквально провоцировала отца тем, что заигрывала с мужчинами у него на глазах или так, чтобы ее проделках он узнавал одним из первых. Могла ни с того ни с сего усесться на колени к общему знакомому и сидеть так, обняв обалдевшего гостя дома за шею.
Сначала это воспринималось как детская шалость – девочка редко видит папу! Потом поняли, что это уловка – при появлении отца Инес запиралась в своей комнате и не покидала ее, пока отец не уходил обратно в свой монастырь. Обитель все больше становилась для него домом, а семейное гнездышко, в котором оставалась бывшая жена и росла Инес – во временное пристанище и как правило, без ночевок.