Генрих Саулович Альтшуллер, Вячеслав Петрович Фелицын

Сигнал «СКРД»

Фантастическая повесть

В нашей газете печаталась повесть Г. Алътшуллера и В. Фелицына «Тайна двойного удара».

Сегодня мы начинаем печатать новую повесть этих же авторов. В ней читатель встретит уже знакомых героев — Аркадия Славинского, Георгия Строева и других.

Рисунки А. Берковского

«Сигнал «СКРД»»: Газета «На страже» 23–30 мая, 1-20 июня; Баку; 1957

На окраине далекого заморского города за высокой каменной оградой стоит несколько зданий. Над оградой — проволока, по которой проходит ток высокого напряжения. У ворот — часовые. На четыреста шагов от ограды — голое, залитое асфальтом пространство. Надписи на столбиках предупреждают: «Военная зона. Вход воспрещен». По ночам на угловых площадках ограды вспыхивают рефлекторы. До утра, ни на минуту не останавливаясь, они шарят по тусклому зеркалу асфальта.

Официально то, что находится за оградой, носит скромное название военного склада номер четыреста семьдесят два. И только четыре человека в военном департаменте знают, что склад этот — разведывательный центр Уолтера Торна, бывшего профессора Нордхоффского университета.

Чтобы пройти за высокую ограду, нужен пропуск. Но это еще не все. «Склад номер четыреста семьдесят два» разделен на семь концентрических зон, «семь кругов ада» — так, с мрачной иронией, называют их здесь. Если на пропуске красная полоска, вход разрешен только в первую зону. Оранжевая полоса открывает доступ во вторую зону, желтая — в третью… Пропуск с фиолетовой полосой дает право свободного передвижения по всей территории, но такие пропуска есть только у пяти ближайших помощников Торна и нескольких сотрудников, проживающих на территории «склада».

Самого Уолтера Торна редко видят в шести внешних зонах. Его резиденция — седьмая зона. Здесь за каменным забором — сад с кустами чайных роз, облицованный голубым мрамором бассейн и изящный двухэтажный коттедж. Почти весь первый этаж занят радиоцентром. Именно поэтому позади коттеджа возвышается стодвадцатипятиметровая башня — антенна.

Уолтер Торн живет на втором этаже, в комнатах, обставленных с восточной роскошью. Однако высоких гостей из военного департамента он принимает в своем рабочем кабинете на глубине тридцати метров. Подземный кабинет лучше действует на воображение гостей. Стремительно падающий лифт, узкие, освещенные лампами дневного света, коридоры, бронированные двери-перемычки… Да, это благотворно действует на высоких гостей, от которых зависит финансирование «склада»…

Впрочем, кабинет Уолтера Торна ничем не напоминает о профессии хозяина. Золотистый афганский ковер покрывает пол. Одна стена скрыта за громадным книжным шкафом. У другой стены — телевизор и изящный, отделанный перламутровой инкрустацией холодильник с изрядным запасом бутылок, отмеченных марками клико, ирруа и шартреза. Хорошее вино — одна из слабостей хозяина.

На письменном столе — журналы и газеты на семи языках — ими в совершенстве владеет Уолтер Торн — и маленькая, черного дерева, статуэтка Мефистофеля. Последнее — уступка грубоватым вкусам высоких гостей. Сам Уолтер Торн счел бы унизительным сравнивать свои глубокие замыслы с примитивными плутнями доморощенного средневекового черта. Разве то, что скрыто за полированными крышками трех вделанных в стену сейфов могло прийти в голову Мефистофелю!?.

Впрочем, если открыть средний шкаф — это умеет, кстати сказать, только сам Торн, — ничего особенного не увидишь. Здесь всего-навсего установлен обыкновенный ключ радиопередатчика. Такими ключами орудуют десятки тысяч радистов и радиолюбителей во всех странах мира. Но этот ключ, особенно если… хотя на нем еще ни разу не работали. И с высокой антенны, стоящей позади коттеджа, срываются пока другие сигналы. Где-то за тридевять земель их принимают тщательно укрытые приемники, и тогда в маленьких южноамериканских республиках происходят военные перевороты, в далеких странах азиатского материка подкупленные имамы призывают к священной войне во имя никогда не существовавших пророков, на площадях старых европейских городов, у зданий коммунистических и рабочих газет рвутся брошенные «неизвестной» рукой бомбы, а с трибун парламентов раздаются погромные речи тех, кто в тайных списках Торна обозначен номерами и кличками…

Но, повторяем, радиоключ в среднем сейфе еще ни разу не работал. Только в доверительных разговорах с высокими гостями Торн изредка упоминает об этом сейфе. И, кстати, гости всегда делаются сговорчивее, а выписанные ими чеки — щедрее.

Сейчас в кабинете никого нет. Деревянный Мефистофель улыбается пустому креслу. Уолтер Торн гуляет по саду. Пятьдесят восемь лет не согнули его плеч. Когда-то Торн был чемпионом регби — это что-нибудь да значит. Юношеской стройности Торна могли бы позавидовать многие молодые люди. А лицо — лицо одно из тех, которое у людей вызывает всегда симпатии. Прямой нос, пушистые черные брови, длинные седые волосы и глаза — подвижные карие глаза южанина. Свободный — спортивного покроя — костюм делает движения Торна легкими, быстрыми, размашистыми. Походка — упруга.

Уолтер Торн гуляет по саду, с наслаждением вдыхая приятный аромат увядающих роз. В руках у него полученная накануне книга. Коричневый переплет, золотом тисненые русские слова: «Труды археологического института…».

Генерал-лейтенант Гагарин внимательно слушал доклад Славинского и по старой, еще мальчишеской, привычке машинально рисовал домики на листах бумаги. Рисунок выглядел неважно, и только один дом был нарисован тщательно. Это — здание крайкома партии на одной из площадей краевого центра.

Когда-то, в первые годы революции, Гагарин служил в ВЧК. Кстати сказать, именно он однажды и привел к Феликсу Эдмундовичу молодого парнишку Аркадия Славинского. На Перекопском перешейке упал, подкошенный осколком, отец паренька, комиссар Славинский, указавший в свое время балтийскому матросу Роману Гагарину путь в партию. Паренек рвался на фронт, и Гагарин привел его туда, где проходил этот фронт — тайный, невидимый и опасный фронт борьбы с контрреволюцией.

В тридцатом году Гагарин ушел на партийную работу. С той поры он редко появлялся в Москве. Магнитка, новостройки Казахстана, первый рудник Норильска, железнодорожная магистраль в Якутии — во всем этом была частица и его труда. Перед самой войной Гагарин, тогда парторг ЦК, закончил строительство громадного металлургического комбината на Украине. А спустя месяц после начала войны, отправив на Восток все, что было возможно, взорвал опустевшие корпуса гигантской новостройки — районную ТЭЦ.

Подчиняясь категорическому приказу ЦК, Гагарин оставил сформированный им партизанский отряд и уехал на Север. Когда старенький «газик» последний раз проезжал мимо завода, лежавшего в развалинах и воронках, Гагарин покосился на шофера, украдкой смахнул слезу…

На крайнем Севере Гагарин работал с такой ожесточенной яростью, что местные шутники говорили: «У нас три первых секретаря и работают они посменно — один всегда на ногах». Это было не таким уж большим преувеличением. Роман Платонович день и ночь носился по заснеженным дорогам, отправлял геологов по новым и новым маршрутам. Многие эти пути-дороги не были известны в московских институтах. Гагарин их узнавал от местных кочевников-оленеводов, считавших его своим, «северным» человеком.

После войны старые друзья звали его на Украину восстанавливать металлургический гигант. Но Гагарин оставался на Севере. И только в пятьдесят третьем году — опять по приказу партии — он приехал в Москву. Долгий, до поздней ночи, разговор в ЦК — и Гагарин в новеньком, неловко сидящем на нем, кителе пришел в Комитет государственной безопасности.